Форум на Musicals.Ru - Нотр-Дам в Москве (приключения продолжаются)

Для меня эта статья оказалась ценна не столько отчасти спорными оценками спектакля, сколько любопытными фактами и историко-литературными изысканиями:) Во многом согласна с автором, который радует своей осведомленностью.

http://www.ruspred.ru/arh/04/49.htm

ХИМЕРЫ УНИФИКАЦИИ
Русская версия мюзикла "Нотр-Дам де Пари" менее глубока, чем оригинал

"Notre Dame de Paris" попал в Книгу рекордов Гиннесса как самый продаваемый мюзикл. В 1998 году постановка этого наиуспешнейшего европейского спектакля, вначале всколыхнувшего франкоговорящий, а затем и весь остальной мир, заставила даже скептиков признать, что центр тяжести музыкального театра переместился с Бродвея на подмостки Старого Света. Только франкоязычных CD было раскуплено свыше 7 млн. Песни из NDDP считают за честь исполнять поп-звезды (например, Селин Дион). После Парижа мюзикл был поставлен в Брюсселе и Милане (1999), в Женеве, Лас-Вегасе и Лондоне (2000). В 2001 году NDDP показывают в Канаде, а в Барселоне выходит его испанский вариант. Затем -- новая парижская версия в театре "Могадор" и новая итальянская (март 2002). На сентябрь запланирована постановка в Амстердаме…
Что стоит за этим "европейским чудом" и о чем говорит недавняя российская премьера в театре "Московская оперетта"?

Anarkia. Рок. Эта греческая надпись, которую читают по ходу сюжета поэт Гренгуар и архидьякон Фролло, первой вспоминается после просмотра…
Автор либретто, канадец французского происхождения Люк Пламондон, в юности был верующим католиком и мечтал о карьере священника. После образовательного путешествия в Европу, где он изучал историю искусств, выбор профессии круто поменялся. Пламондон отдает предпочтение жизни в миру и решает стать сочинителем рок-опер. Странная метаморфоза. Но ее вполне объясняет "Звездомания" (Starmania, 1979), опера, превратившая Пламондона в культовую фигуру европейских подмостков. Это яростный и одновременно печальный протест против мировой унификации, когда, как поет его главная героиня, обитательница Монополиса:

От Нью-Йорка до Токио все вокруг одинаково…
Весь мир ходит гуськом
И на всех радио крутят одно и то же диско
В городах 2000 года.
У каждого будет номер на спине
И звезда на рукаве.
Все будут следовать за стадом
В городах 2000 года…

Но вот словно волна накатывает "Нотр-Дам" на подмостки мегаполисов Запада, и невольно задаешься вопросом: а не превратился ли борец с унификацией Пламондон в ее очередное орудие? Главная декорация урбаноидно-минималистского оформления (художник-постановщик Кристиан Рэтц) представляет собой разбитую на ячейки матрицу, и прямоугольничек со звездным небом, где ждет прихода дня Эсмеральда, -- лишь один из ее многочисленных отсеков. Миры снов, поэзии, любви и боли вписаны в этот универсальный репликатор. Непрестанное умножение и интеграция -- закономерные приемы хореографии и песен, составляющих спектакль (композитор Ричард Кочанте, режиссер Жиль Майю).
Делящийся, подобно клетке, NDDP -- коммерческий лидер музыкальной сцены. В России продюсерами мюзикла выступила группа, ранее финансировавшая постановку "Метро" (грех опять не процитировать "Звездоманию": "…Люди ездят в одинаковых метро в одинаковые места"!). Катерина фон Гечмен-Вальдек, Александр Вайнштейн и директор театра "Московская оперетта" Владимир Тартаковский устроили грандиозный кастинг, в котором приняли участие 1482 человека (это число также символично, поскольку соответствует году, в котором разворачивается действие романа Виктора Гюго).
Ежевечерний показ-марафон и еженощно обновляемый рейтинг артистов всех трех составов лишний раз свидетельствуют о духе рынка и конкуренции, плотно окутывающем NDDP. Лепет куколок Лады Дэнс и Кристины Орбакайте соседствует с отзывами в прессе Сергея Ястржембского и Михаила Швыдкого. Характерно, что, несмотря почти на тотальное пленение эфира "русским шансоном" и "нашим радио", в России по-прежнему существует многочисленная когорта театральных меломанов. Они следят за всеми доступными в записи зарубежными новинками, но бережно чтут и то, чем славилась отечественная сцена. Кому-то дорога "Жизель" в Большом, кому-то -- "Мамаша Кураж..." в Моссовете... После премьеры более или менее компетентная публика и "отверженные" на кастинге артисты буквально заполонили интернет-форумы, посвященные спектаклю, разобрав его до винтика.
Кстати, о винтиках. Для столичной премьеры была практически полностью обновлена аудио- и световая аппаратура театра. Изготовлением декораций занимались на оборонном заводе, где проходит сборка "МиГов". Уже упоминавшаяся "матрица-репликатор" весит 8 тонн плюс три подвижные башни с водруженными наверху химерами.
По большому счету, башен две -- третья гораздо ниже и без чудовищ. В сочетании с текстом "Пришла пора… событий грозных и фатальных,/Век катастроф --/Век убийца и творец!" они вызывают, разумеется, однозначные ассоциации. Мечущаяся толпа "беспаспортных" под предводительством Клопена напоминает то ли орды азиатских иммигрантов, наводнивших страны ЕС, то ли борцов против глобализма, которых разгоняют королевские стрелки во главе с Фебом де Шатопером. Автор русской версии текста бард Юлий Ким добросовестно накручивал социально-политическую струну, но ее звук сильно фальшивит по сравнению с пламондоновским камертоном. Убедитесь сами:
Пламондон:

Мы
Чужестранцы,
Нелегалы…
Мир скоро изменится
И перемешается.

Ким:

Мы люди, как и все, но без бумаг…
Но пойдем на все -- и мы возьмем свое!
И мы возьмем свое!
В оригинале недвусмысленный намек на противостояние богатого Севера и нищего Юга, у переводчика -- псевдореволюционные советизмы (а еще говорят, что Ким был диссидентом). Если у Пламондона это именно изгои, инородцы, то у Кима "как и все, но без бумаг", но ведь "все" как раз "с бумагами", и в том отличительная черта их общности…
Подтекст, заложенный Гюго в имена героев и обыгранный Пламондоном, в русской версии вообще отсутствует. Но давайте разберемся. Имя Эсмеральда переводится как "Изумруд", Феб де Шатопер буквально означает "Солнце обители Отца", Флер де Лис -- "Цветок лилии" (королевский герб), Квазимодо -- "Мнимый образ" (т. е. "Не тот, кем видится"). Учитывая эзотерические пристрастия Гюго, сполна проявившиеся в его ранних поэмах, можно определить, что перед нами типичное для европейского писателя обращение к легенде о Святом Граале -- чаше, вытесанной из цельного изумруда, оброненного Люцифером. О том, что Ким и Кo решили не обременять русского зрителя подобными мелочами, свидетельствует текст "Belle" ("Прекрасна"), широко распетый по радио накануне премьеры. У Пламондона и Феб, и Квазимодо, и Фролло, каждый по-своему желая любви прекрасной цыганки, хором взывают к Люциферу, чтобы заключить с ним сделку. А что у наших? Вместо сатаны они молятся самой Эсмеральде… Разумеется, это и благочестивей, и гуманней, но смысл явно улетучился, хотя одной из главных приманок рекламной кампании вокруг NDDP являлось утверждение о том, что мы, мол, имеем неотличимый от оригинала продукт.
К сожалению, практически все, что касается христианской символики, совершенно не просочилось в русскую версию. Требовать от ее авторов знакомства с романом другого французского классика Ж.-П. Гюисманса "Собор", который был полемически заострен против книги Гюго и тень которого явно витает над либретто Люка Пламондона, наверняка выглядит перебором, но вот избрание Квазимодо "папой шутов" вместо "короля" можно было все же сохранить -- ведь "королем цыган" является Клопен. Большие претензии и к образу архидьякона Фролло. В западных постановках это истовый молитвенник, очень страстный, сильный, но трагически влюбленный мужчина. Лучшим в этой роли, по общему признанию, является канадец Даниэль Лавуа. У нас же Фролло -- меланхолик с высосанной энергетикой. Не спасает положение прекрасный вокал и разный по темпераменту драматизм Александра Маракулина и Александра Голубева.
Думается, что все огрехи NDDP фатально предопределены самим исходником, который, как гласит литературное предание, был написан Гюго на спор за шесть недель. Это, как говорится, рок, anarkia. Даже сам автор умудрился насажать немало ляпов: чего стоит глава "Маисовая лепешка", в то время как действие разворачивается еще до открытия Америки и кукурузы соответственно! Но "Собор Парижской Богоматери", безусловно, самое удобоваримое произведение писателя. Его пухлые романы, сдобренные промасонскими симпатиями к Великой французской революции, читать сегодня тяжеловато. Поэтому-то сразу встаешь на сторону католика-модерниста Пламондона, от которого не следовало бы отрываться творческому коллективу, поторопившемуся приобрести эксклюзивное право на показ NDDP в течение шести лет. Рассказывают, что композитор Кочианте выглядел на московской премьере очень грустным и, опустив голову вниз, шел по лестнице театра так, что хотелось взять его на ручки, как ребенка, и погладить по головке: "Не расстраивайтесь, мсье, день ото дня спектакль только хорошеет. Приезжайте лучше осенью -- тогда он наверняка дозреет до кондиции".
…И все-таки, несмотря ни на что, "Нотр-Дам де Пари" -- подлинное событие, равных которому в жанре не было уже очень давно. Русский мюзикл последние годы интенсивно развивается. Постановки следуют одна за другой: "Метро", "Норд-Ост", "Дракула"… Пока еще не так важно, ставим ли мы отечественные либретто или лицензионные. Главное, чтобы на российских подмостках вопреки брюзжанию снобов и махинациям дельцов постоянно шло лучшее из того, что дает сейчас мировая сцена. Тогда, возможно, сформируются и артистическая школа, и новый стиль, чего все мы так ждем от музыкального театра.
Химеры, как известно, -- последняя преграда при восхождении к Небу.

Павел Журавлев

Сонечка, увы, про авторство балета не знаю. Увижу где- скажу.

вот еще одна статья - такое ощущение, что автор писал-писал от себя, а потом пару абзацев оплатил Петкун ;) И Вову Дыбского обижают зря! Постоленко не слышали:D Впрочем, святое не тронули, даже похвалили, как водится, и на том спасибо:D:) Есть наряду с ерундой ряд умильных пассажей, вроде "растительного обаяния":):)

http://www.rol.ru/news/art/news/02/05/23_011.htm

Собор жестоких романсов

23 мая 2002 г.

"По какой моей вине эта ненависть ко мне?" - поет теплым голосом Светланы Светиковой французская цыганка Эсмеральда. "Я буду верною женой, но поклянись мне головой, что эту тварь повесят", - маленьким, противно звучащим на верхах голосом Анастасии Стоцкой выставляет ультиматум своему жениху аристократка Флер де Лис. И страдает Квазимодо - Вячеслав Петкун: "Может быть, ты улетела с тем красивым капитаном..." - и что-то там еще про невенчаную жену. Юлий Ким, переложивший текст мюзикла на русский язык, придал ему отчетливый колорит жестокого романса - и тем точно определил координаты нового московского мюзикла на карте искусств.

Жестокий романс всегда несколько отстранен от обыденной жизни чрезмерностью страстей и все же всегда принадлежит ежедневности - потому что страсти эти абсолютно понятны в своей основе. Создатели оригинальной версии "Нотр Дам де Пари" либреттист Люк Пламондон, композитор Ричард Кочанте, художник Кристиан Ратц и режиссер Жиль Маю историю, рассказанную в романе Гюго, перевели в спектакль, полный страстей и обыденности одновременно.

Трое мужчин хотят получить одну женщину и хором об этом поют. Поют хорошо - что монах Клод Фролло (Александр Маракулин), что капитан Феб (Антон Макарский), что горбатый звонарь Квазимодо (Петкун). И музыка весьма неплоха - трио с французским наименованием Belle (у нас оно запомнится рефреном "Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой") стало визитной карточкой мюзикла в мире, сингл побил многие рекорды продаж. Но это трио - одна из немногих сцен, когда режиссер не приземляет героев.

Самая родная биография досталась капитану Фебу. Должно быть, он командует ОМОНом - во всяком случае его подчиненные одеты в черные объемные костюмы (так вспучивается одежда над бронежилетами) и вооружены дубинками. Сам лучезарный Феб тоже не прочь при случае пустить дубинку в ход - под конец второго акта он мастерски, одним ударом, убивает предводителя бродяг Клопена (Сергей Ли). Свидание девушке он назначает в натуральном притоне, где гуляют голые бабы (нет-нет-нет: телесное трико, под которым виден целомудренный лифчик) и полуголые мужики. И сразу после встречи Феба с Эсмеральдой занавес отсекает сцену, оставив парочке единственное место действия - раскрытую постель. Раненный злодеем Клодом Фролло и еле передвигающий ноги Феб покаянно плетется к своей невесте Флер де Лис - и вот тут он выслушивает про "тварь", "шлюху", и "мой милый, ты не ангел, я тоже не овечка".

Биография поэта Гренгуара, чья страшно фальшиво спетая Владимиром Дыбским ария "Пришла пора соборов кафедра-а-а-альных" открывает спектакль, тоже понятна. Он безусловно успешный эстрадный исполнитель: сытый, самодовольный, моторный. Ради развлечения иногда посещающий довольно опасные места. Роль не предполагает активного участия Гренгуара в действии, его выходы прослаивают сюжет отдельными номерами (на празднике шутов - с пробегом вдоль рампы "Я - шут! Ты - шут! Все! Здесь! Пля! Шут!"), но в той единственной сцене, когда с ним что-то происходит (поэта собираются прикончить бродяги - обитатели Двора чудес), актер, сидя в мешке, не забывает кокетливо поправить упавшую на глаза прядь волос. Дыбский вообще своей роли соответствует замечательно: на поклонах он не постеснялся торжествующе повторить выходную арию, лажаясь в тех же самых местах.

Эсмеральда и Клод Фролло точны и актерски, и вокально: в Светиковой торжествует какое-то растительное обаяние, а в красивом баритоне Маракулина кипит ярость, сменяющаяся отчаянной надеждой. Он шарахается от скалящихся химер, разъезжающих по сцене на высоких прямоугольных столпах (вроде коробок из-под больших холодильников), сползает по ним, добавляя краску живого драматического страдания в небогатый на то спектакль.

Но, конечно, лучше всех был Петкун. Он выглядел своим для всего лучшего в этой постановке: для дивной декорации (серая неровная стена, то открывающая келью-пещеру, то абсолютно безжизненная), для отлично работающего кордебалета и акробатов, цепко ползающих по стенке вниз головой и катающихся на огромных колоколах (хореограф Мартино Мюллер отвечает за все агрессивные вылазки бродяг), для чувственной девочки Эсмеральды и для мрачного монаха Фролло. И все же отдельным от них.

Не знаю, уйдет ли это на дальнейших спектаклях, когда лидер "Танцев минус" привыкнет к новой - театральной - роли. На премьере взъерошенный Петкун, выкрашенный рыжей краской, подволакивающий ногу и таскающий огромный горб, смотрел в зал с вызовом, ужасом и надеждой - как, должно быть, мог смотреть на окружающий мир сам Квазимодо. Петкун пел, не жалея себя, не просчитывая графика будущих спектаклей, иногда хрипя, и оправдывал всю эту затею на триста процентов. Потому что с таким чувством правды когда-то пел жестокие романсы Высоцкий. И даже когда Квазимодо, вместо того чтобы сбросить Клода Фролло с собора, спускал его с лестницы, это выглядело вполне органичным. От Петкуна следовало ожидать именно этого.