Ребят, простите тормоза - я никак не въеду, как попасть в свой профиль и отредактировать координаты:(
посему пишу прямо сюда:
icg 143528964
alraunes@list.ru

Эрик, изначально я съехала по Эверсу (даааавно уже), а потом любимая Агата сделала мне подарок ввиде этой песни:))) так что - дважды ДА:)))))

Елена, про-дол-же-ние!!!!! требую!!! у меня ломка!!!!!

=)
по дефолту "Панель управления" в левом верхнем углу

Елена, БРАВО!!!

Сложно выразить словами мои впечатления от прочитанного... Скажу лишь, что я в полнейшем восторге. Сюжет сделал неожиданный поворот, да еще какой! Жду, когда появится продолжение. СПАСИБО!

Елена, Браво!!!!!!!

Я случайно нашла эту темку. Прочла всё на одном дыхании. Сюжет очень необычный, захватывающий, интригующий! Я в полнейшем восторге! С нетерпением жду продолжения. Теперь у вас ещё одной читательницей и поклонницей вашего таланта стало больше.

Браво, браво, Елена!!!!
эх, жду продолжения...:love

Ой..спасибо всем за такие теплые слова... (ну где тут дико-дико смущенный смайлик :) )
Правда... настолько приятно, вы просто не представляете.
Девочки, я вас всех :love :love :love :love :love
Всем от меня :flowers: :flowers: :ale: :ale: :ale:

и новая глава :D
Теперь буду более исполнительная, а то чего-то обленилась в последнее время ;)


ГЛАВА 19.
Бетани сидела в своем кабинете, мрачно поскрипывая пером, сводя очередной баланс. Итак, еще осталось тридцать процентов неоплаченных векселей. Ладно, с ними мы как-нибудь разберемся. Как-нибудь… Интересно, дорогая моя, как же это? Денег нет. Совсем нет. Нет, ну, конечно, не настолько «нет», чтобы объявить Оперу банкротом…. Но, увы, они к этому близки.
Нет денег. Нет звезд. Нет оперы. Нет ничего. Ни-че-го.
Перо заскрипело еще мрачнее.
Есть только идеи, мысли, намеки, надежды. Но что такое надежды? Это самое хрупкое, что носит в своем сердце человек. Достаточно самой малости, чтобы надежда обратилась в прах, в ничто, в отчаяние. В отчаяние!
Перо треснуло, и на бумаге осталась клякса.
Ну вот… Уже третье за сегодня. Третье за последний час.
Она нервничает. Она волнуется. Она не знает, получится ли. Она так хочет поставить этого «Дон Жуана»! И пусть даже Призрак отказался ей помогать! Пусть даже почти нет денег! Но она так хочет этого. Более того…. Бетани отложила в сторону испорченное перо и осторожно взяла в руки только что пришедшее письмо. Более того…Неужели…. Неужели это ответ «да»? Неужели это согласие? Неужели она нашла исполнительницу главной роли?
Бетани распечатала коричневый плотный конверт. У нее дрожали руки. На тонкой белой бумаге мелким убористым почерком, словно рассыпавшимися бусинами, было начертано всего пять строчек. Но они стоили многого.
«Мадмуазель Ковенант! Я с радостью принимаю Ваше предложение спеть партию Аминты в «Торжествующем Дон Жуане». Можете не заботиться о вопросе оплаты. Я буду в Париже на следующей неделе. Анжелика Саваж.»
- Анжелика Саваж – тихо вслух повторила Бетани. Внезапно за ее спиной грохнула рама распахнувшегося окна, и резкий порыв ветра задул свечу. В наступившем полумраке тихо тренькнул лопнувший бокал.
Бетани пожала плечами и подошла к окну. Выглянула на улицу. Странно. Чистое небо. Ни тучки. Все спокойно…. Прекрасный весенний день. Это только она сейчас прячется за тяжелыми портьерами под защитой слабого огонька свечи. Она не хочет выходить к миру. Но мир так настойчиво пытается ворваться к ней. Странно…почему распахнулось окно? Ведь ветра не было… Она плотно прикрыла раму, для надежности заклинив створку какой-то старой пыльной книгой. Потом задернула портьеру и наблюдала, как медленно падает ее бархатная удушливая тяжесть. Затем вернулась к столу и снова зажгла свечу. Минуту подержала в ладонях хрупкий огонек и вздохнула. На душе было очень неспокойно. «Что-то страшное грядет» - неизвестно откуда пришла на ум странная фраза. «Что-то страшное грядет» - повторила она вслух. Что-то страшное… Что? Если бы знать. Если бы…
Бетани посмотрела на часы. Ну и где же они? Вот уже два часа как бывшие директора повели на ознакомительную экскурсию по Опере нового тенора и как в воду канули. Мда…Она просчиталась с месье Грифом. Бетани стала ковырять ногтем восковые потеки на свече. А то она еще удивлялась, почему это ее не познакомили с ним лично до самого последнего момента, до подписания контракта, а только водили на спектакли и расписывали, какой это великолепный певец. Нет, певец он был превосходный, с этим никто и не спорил, но кто ж знал, какой он в жизни? Бетани передернуло. Оказывается, после того, как заканчивался спектакль, юркий Папагено превращался в высшей степени неприятного и нудного типа. Грифу все время мерещилось, что жизнь к нему не справедлива, и все вокруг его ненавидят. Впрочем, вскоре именно так и оказывалось…

Дверь тихо скрипнула. На пороге появились бывшие директора. Фирмен был красным как свежесваренный рак, Андре вытирал лоб платком. Бетани усмехнулась.
- Ну, как наш певец? – наивно поинтересовалась она.
- Умирает, – мрачно ответствовал Андре.
- Опять? – удивилась Бетани.
- Нет. Еще. – не менее мрачно, чем его компаньон, сообщил Фирмен.
- А…Понятно… - протянула Бетани. – Ну что ж…
Он задумчиво уставилась в стену. Затем ее снова передернуло.
- Бр-р-р…Ладно, что есть, то есть… Итак, господа, следующей нашей оперой будет «Торжествующий Дон Жуан».
- Э-э-э-э – директора составили удивительно синхронный дуэт.
- Что-то не так? – перевела Бетани взгляд на них.
- Ну-у-у-у…
- ЧТО именно не так? – она сцепила руки перед собой. Да понятно было, ЧТО именно было не так, понятно… Можно было и не спрашивать.
- Эта опера… С ней связано слишком много плохих воспоминаний.
- Господа, - Бетани легла грудью на стол и нервно поскребла ногтями по полированной поверхности. – Господа, я все понимаю. И поверьте…это решение далось мне тоже нелегко. Но иначе мы не выживем. Иначе кредиторы раздавят нас. Они сотрут нас в порошок. Они уничтожат нас! – на грани истерики выкрикнула она, встряхнув пачкой долговых расписок. – Эта опера обойдется нам для постановки дешевле всех. И я надеюсь на отголоски скандала. Я надеюсь на скандал! Да будет скандал!!!
- Артисты не согласятся на это – тихо произнес Андре. Фирмен стоял пораженный. Он еще никогда не видел директрису такой. Такой…одержимой, что ли…
- Они вынуждены будут согласиться, – упрямо ответила Бетани.
- Если они не захотят, то ничто не заставит их согласиться, – покачал головой Фирмен.
- Я припугну их. Я разгоню их.
- Мадмуазель Ковенант…. Как Вы представляете полностью разогнанную труппу? – вздохнул Фирмен. – Где мы наберем новых артистов? Мы не сможем брать людей с улицы.
- ….и не сможем платить новым… - Бетани потерла пальцами виски. – Ни в коем случае нельзя, чтобы они поняли, что они незаменимы. Вы поняли? Ни в коем случае, чтобы никто не понял, что они наша последняя надежда. Мы должны сыграть свою партию. Мы должны сыграть нашу партию как по.. – она истерично рассмеялась неожиданной метафоре – как по нотам! Шоу должно начаться! Господа, соберите всех в зрительном зале. Мы начнем наше шоу!!! Сегодня мой бенефис!
Директора молча поклонились и не разворачиваясь, спиной, вышли из кабинета, тихо и осторожно притворив за собой дверь. Еще минут десять они стояли в полном молчании перед закрытой дверью. Им показалось… или они слышали тихие всхлипы?

Зрительный зал постепенно заполнялся людьми. Стайкой впорхнули балерины, что-то дожевывая на ходу. Мрачно вползли рабочие сцены, ворча на тот предмет, что рабочий день уже давно закончился. Прошаркали угрюмые костюмеры, верча в пальцах тесьму и иголки и мучаясь с тяжелого позавчерашнего похмелья.
- Ты веришь, что у нее это получится? – шепотом поинтересовался Андре.
Фирмен пожал плечами.
- Не знаю. Только ей должно очень повезти. Труппа совершенно отбилась от рук. Слишком много непонятных событий было в последнее время. Люди не чувствуют себя в безопасности. Достаточно малейшего недовольства и недоверия, чтобы все рухнуло. Ей должно очень повезти….

- Ну что, господа, нас всех увольняют? – безнадежно прозвучало сзади. Фирмен закатил глаза. Андре осторожно обернулся, вздрогнул и безуспешно попытался спрятаться за спину компаньона. В пяти шагах от них стоял Гриф с видом человека, который только что обнаружил в своей туфле дохлую крысу.
- Н-нет…ну что вы… - слабо запротестовал Андре, поглядывая снизу вверх на Фирмена. Тот сделал вид, что с интересом разглядывает лепнину на потолке. – Ч-что вы… Наоборот, разговор будет о новой опере.
Кучка балерин заинтересованно замолчала и профессионально, попеременно переставляя носки и пятки ног, придвинулась поближе. Гриф с интересом проследил за их манипуляциями.
- Кстати, у меня болит поясница, - любезно проинформировал он всех. – Это очень грустно. Кажется, скоро придет моя смерть.
Фирмен скосил один глаз на нового тенора, подумал про себя, что он очень сочувствует грифовской Смерти, но вслух сказал.
- Вовсе нет! Наверное, это от погоды! (хотя на самом деле, более прекрасного дня было трудно себе представить)
- Именно! – кивнул Гриф. – Это и есть первый симптом приближающейся старости… Реакция на погоду… А что будет потом? Грелки к коленям? Теплое молоко на ночь? Последний стакан воды в постель? Который, кстати, совершенно некому подать… Месье Фирмен вам плохо? Вы ведь тоже выглядите совсем плохо….
Фирмен досчитал в уме до ста, потом на всякий случай еще до пятидесяти и кивнул головой.
- Я так и думал – загробным колосом произнес Гриф. – Все мы когда-нибудь умрем. Мы кладем свои жизни на алтарь этого искусства, а что толку? Жизнь несправедлива и грустна… - он вздохнул. На его глаза навернулись слезы.
Фирмен почувствовал, что около него чего-то нет. Вернее, кого-то. Он перевел взгляд и увидел, что Андре уже давно ретировался в самую глубь зала и оттуда с интересом наблюдает за его мытарствами с Грифом.
Балерины, поняв, что интересного здесь им уже не скажут, тем же манером переплыли обратно на свое место. Затем, заметив, что Гриф обратил свой пристальный печальный взгляд на них, переглянулись, быстренько перегруппировались и отодвинулись еще на пару метров.
Призрак усмехнулся. Ему было очень удобно всех видно. Словно огромный цветник простирался у его ног…. Розовые, голубые и бежевые платья балерин, замызганные робы рабочих, коричневые кучки бывших директоров, угрюмая серая тучка Грифа. Все их манипуляции выглядели довольно забавно. Пока забавно…
Волны рокота и шепота плыли по залу. Люди обсуждали, удивлялись, загадывали, недоумевали.
На сцену быстрым шагом вышла директриса. Побелевшие от напряжения руки крепко сжимали темно-красную папку.

- Итак, господа…. – Бетани обвела взглядом притихшую толпу. – Мы с вами будем ставить «Торжествующего Дон Жуана»
Толпа угрожающе забубнила. Призрак заинтересованно облокотился на перила.
- Это случайно не та опера, во время которой был убит ваш предыдущий тенор? – поинтересовался Гриф.
Бетани опрометчиво кивнула.
- Понятно, - загробным голосом отметил англичанин.
Бубнеж усилился.
- Господа, что не так? – Бетани и так знала, что тут было не так.
- Э-э-э-э…. – из толпы балерин выдвинулась патриарх местного танцевального профсоюза Жанна Вэль. – Вообще-то… В общем, на наш взгляд, это не лучший вариант.
- Почему? – вообще-то она знала, каким будет ответ.
- Э-э-э-э-э…. все будет плохо
- Да ладно вам, - уныло перебил Гриф. – Все равно самое плохое случится со мной.
Жанна метнула на него красноречивый взгляд, гласивший: «Да кому ты нужен».
- Мадмуазель Ковенант…Видите ли, нам кажется, что и так слишком много смертей было в этом театре за последнее время. Может, лучше поставить что-то менее безобидное? «Женитьбу Фигаро», например?
- Тут уже ставили безобидное… «Il Muto»… и чем все закончилось? - отрезала Бетани. – Так что возражения не рассматриваются.
Балерины снова зашуршали. Рабочие сцены пожали плечами. В конце концов, они-то всегда найдут себе работу.
- Тогда мы будем бойкотировать – медленно и раздельно сказала Жанна.
Бетани поперхнулась. Это было то, чего она опасалась больше всего.
- То есть?
- Тогда мы не выйдем на работу. Да, девочки? - она повернулась к балеринам. Мадам Жири благоразумно отступила в тень. Девочки обдумывали столь заманчивое предложение своими маленькими головками.
- Хорошо – процедила Бетани. – Тогда Пляс Пигаль ждет вас, дамы. За расчетом можете заходить ко мне в кабинет. Сегодня до семи часов вечера. Минутой позже я не принимаю никаких возражений.
Она развернулась, и ушла. Не забыв, однако, словно случайно, швырнуть на самое видное место папку с партитурой.

Три часа.
Бетани рассеянно гладила кошку. Та недовольно дергала ухом – ей передавалась нервозность хозяйки. Бетани напряженно следила за стрелками часов и прислушивалась к тому, что делалось за дверью. А там было неспокойно.

Жанна развернула полномасштабные боевые действия. Балерины шушукались по углам. Рабочие сцены угрюмо кивали головами. Костюмеры прикидывали на глаз, чего бы такого ценного можно отпороть от театральных костюмов. А сторож оперы уже тайком наводил мостики по поводу того, кому их парижских старьевщиков можно толкнуть слона из «Ганнибала». Еще немного, и все бы растянули транспаранты, и выстроили бы баррикады напротив кабинета директрисы. Гриф ходил по коридорам с видом старого унылого вампира, который в приступе склероза позабыл, где оставил свой гроб. Он вздыхал, закатывал глаза и сообщал, что все это не закончится ничем хорошим.
«Дурдом» - мрачно подумал Призрак.- «Полный дурдом. Распустились до ужаса. Даже директриса справиться не может. Все приходится делать самому»

Четыре часа. Бетани затрясло мелкой дрожью. Никто еще не пришел за расчетом. Но нельзя было надеяться…. Еще пока нельзя… Девочки еще слишком молоденькие…Скорее всего, они не пойдут по одной, а придут все вместе. Бетани сжала руки, захрустела пальцами и стала тихо раскачиваться из стороны в сторону.

Балерины стали активно атаковать своих поклонников. Переполошилась половина щеголей Парижа. Нет, они, конечно, любили своих потенциальных..очень потенциальных… невест... но не настолько же! Перспектива брать на свое попечение балерину – а, учитывая, местное балетное братство это моментально бы превратилось в «дружбу домами» - нет, уж, увольте. Обещанный Бетани Пляс Пигаль не привлекал совершенно. Тем более что у дамочек, работавших там, была очень хорошо поставлена система оповещения. Поэтому уже через час все проститутки Парижа были в курсе того, что практически вся женская часть Оперы остается без работы. Это их не радовало еще больше, чем самих балерин. Работницы панели были готовы грудью и остальными частями тела отстаивать свое хлебное место.


Пять часов.
Здание содрогнулось. Бетани вздрогнула.
Сторож мрачно чесал в затылке. Попытка переправить декорации через окно второго этажа закончилась плачевно. Оказавшийся, как всегда в нужном месте в нужное время, Гриф печально покачал головой, глядя на груду щепок, в которую превратилась кровать из «Il Muto», пробормотал что-то типа «На ее месте мог быть я» и ретировался после того, как оказавшаяся рядом Жанна совершенно непроизвольно протянула руки к его горлу.
Балерины дробно просеменили по коридору в сторону комнаты, которую называли хранилищем «условно-декоративных вещей». То есть, реквизита, который имел определенную не только художественную, но и вполне материальную ценность. Увы – первая, которую они увидели, была костюмерша мадам Руэ, которая бодро шмыгнула за угол, прижимая локтем пухлый сверток, не забыв при этом показать балеринам искусно сложенную фигу.

Призрак по привычке тенью скользнул в пятую ложу и замер. Там усиленно трудилась хрупкая Анна Дюбуа, своими наманикюренными ноготочками достаточно ловко вытаскивая позолоченные гвоздики из обивки. Не поднимая головы, она буркнула тени, которая оцепенело стояла на пороге: «Ну давай, помогай…А то старьевщики уже ждут у черного хода»
«Ну нет. Это уже не дело. Хватит.» - решил Призрак. – «Повеселились и будет»

Шесть тридцать.
Внезапно все стихло. Бетани закрыла глаза. Наверное, это все. Конец. Окончательно. Все.

Жанна держала в руках письмо.
«Мадмуазель Вэлль» - гласило оно «Вы очень смелая и мужественная женщина. Только я настоятельно не советую Вам изображать из себя Жанну Д’Арк. Мне бы очень хотелось, чтобы эта опера была поставлена. В противном случае я гарантирую беды. Причем лично Вам. П.О.»
- Мадам Жири, что это? – упавшим голосом спросила она. Мадам Жири пожала плечами.
- Письмо.
- Ну да, письмо… Но от кого?
- А вы знаете иную расшифровку «П.О.»
- Но…что теперь будет? – балерина была явно растеряна.
- Ничего, - мадам Жири мягко взяла письмо из ее рук. – Просто не предпринимайте никаких действий. Пусть все идет своим чередом.
- Но…если снова произойдет что-то страшное?
- Вы так и не поняли? Страшное произойдет, если вы будете препятствовать постановке.
- Но…
- Успокойтесь. Все будет в порядке.
Жанна помотала головой.
- Это нарушение свободы воли.
- Какая свобода? – наступил черед опешить мадам Жири. – О чем речь?
- Речь о том, что мы вынуждены согласиться играть эту оперу. А если мы не хотим? Таким образом, нарушаются основные принципы демократии.
- Что опять кто-то откопал в оперной библиотеке древнегреческих философов?
Жанна кивнула головой.
- Между прочим, как раз именно ваша дочь… И это нарушение наших прав….
- Мадмуазель Вэлль, поверьте, никто не покушается на ваши права и свободу. Танцуйте, как следует, и ваши права будут с вами. Только помните и о правах других. Вы – балерина. Да, вы самая старшая и поэтому все девочки равняются на вас. Но помните, что вы не композитор и не директор. Так что вы не вправе решать, что будет ставить Опера в этом сезоне.
- Но…а если следующей жертвой будет кто-то из нас? ДА, вы правильно сказали, что я самая старшая. Поэтому я в ответе за девочек.
- Разве вы? Мне всегда казалось, что это я балетмейстер.
- Да? Ну что ж, это так… Только, мадам Жири, еще немного и вас будут боятся не меньше чем Его. Увы, страх – не лучший воспитатель. Да, девочкам нужна строгая рука. Но никак не страх. А они боятся вас. Вы слишком связаны с этими трагедиями. И я не удивлюсь, если скоро про вас начнут рассказывать страшные сказки. Более того…как Мег не похожа на вас! Словно это не ваша дочь.
Мадам не нашлась, что ответить.
- Хорошо – вздернула голову Жанна – Я не буду ничего предпринимать. Я уговорю всех работать. Если уж я всех взбаламутила, то я и успокою их. Только мадам Жири…. Будьте осторожны… Вы знаете слишком много..А делаете слишком мало. Бог не простит вам этого...


Часы пробили семь. Бетани тихо засмеялась. Теперь все порядке. Все в порядке…. Она схватила сонную кошку и звучно поцеловала ее в нос. Изабелла ошалело воззрилась на свою хозяйку, но так, казалось, уже не замечала ничего вокруг себя. Она победила!! Наконец-то!! И это только первый шаг. Она может. Она тоже что-то может. И она тоже имеет право быть!


Фирмен вошел в кабинет директрисы с партитурой в руках. За ним смущенно просочился Андре.
- Мда? – без церемоний отозвалась Бетани, внимательно изучая через лупу какую-то долговую расписку. Несомненно, дата подтерта…
- Мадмуазель Ковенант?
- Угу… - да, дата подтерта. Кажется, это был хлебный мякиш.
- Мадмуазель Ковенат…новая опера…
- Да? – Бетани звала, что он скажет. Но ей хотелось это услышать.
- Артисты решили работать над ней.
Бетани незаметно улыбнулась.
- Но есть несколько вопросов…
- Да? – и здесь она все знала. Но у нее уже были готовы ответы. Давно готовы.
- Кто будет петь главную партию? - поинтересовался
- Анжелика Саваж. – не поднимая головы от бумаг, ответила Бетани.
- Анжелика Саваж? Из Рима? Но..как она согласилась?
- Очень легко, - пожала плечами Бетани. – Более того, мне даже показалось, что она согласилась бы на любые наши условия.
- Но Анжелика… Восходящая звезда Италии? Как она согласилась?
- Ну не знаю я! Она сказала, что соскучилась по родине, по Парижу и очень хочет вернуться домой.
- Ах, ну да..ее же увезли в Италию, когда ей было семь лет…
- Да..и по истечении 10 лет, она хочет вернуться обратно. Контракт подписан и на следующей неделе она уже будет здесь и готова приступить к репетициям. А пока мы начнем репетировать сцены с Дон Жуаном и хором.
- А? Дон Жуан….
- Да, господа, месье Гриф будет играть Дон Жуана.
Фирмен насмешливо зашевелил усами. Андре громко фыркнул. Бетани нахмурилась.
- В любом случае, у нас больше никого нет! Кроме того, певец он превосходный.
- - Но…актеры интересуются… почему партитура не до конца.
Бетани наконец-то подняла голову.
- А зачем? Дуэт Аминты и Дон Жуана только в финале. Все равно они пока не смогут репетировать без Анжелики.
- Но…им интересно.
- Так надо. Им будет легче прожить жизнь своих персонажей, если они не будут знать их будущего. Так будет естественнее.
- Вы действительно так думаете.
- Да, – твердо ответила Бетани.
Она и в самом деле думала так. Не могла же она признаться, что просто не знает, чем должна закончиться опера!


- Что ты думаешь об этом? – спросил Андре.
Фирмен пожал плечами. В последнее время этот жест вошел у него в привычку.
- Ничего. Поистине ничего. Пусть все идет своим чередом.
- А….
- Пусть все идет своим чередом. Честно говоря, все это уже напоминает большой дурдом.
- Ну, балерины становятся неуправляемые.
- Да уж, Карлотта, земля ей пухом, по сравнению со всем этом – овечка.
Андре вздохнул.
- Не ценили мы того, что имели.
- Не ценили…
- Да..людям вообще свойственно не ценить то счастье, которое находится у них в руках….
Фирмен с подозрением покосился на своего компаньона. Он еще никогда не слышал от него подобных рассуждений.
- Эх, - махнул Андре рукой. – Не обращайте внимания… Пообщаешься тут с некоторыми и не только об этом начнешь думать…
Некоторое время они шли в полном молчании.
- Мда-а-а… - первым нарушил тишину Фирмен.
Они шли по темным переходам первого этажа оперы. После бурных дневных событий здесь теперь было относительно тихо. Только в буфете постукивали пуанты балерин и застенчиво звякали граненые стаканы. Да в подсобке рабочие распевали арию Фигаро на мотив матерных частушек. Обычное безумие Оперы, которое сегодня приняло формы буйного помешательства, снова перешло в свою латентную стадию.
- Это же какой-то кошмар просто…Дурдом на выезде… - мрачно сказал Фирмен.
- Ага..- поддакнул Андре. – Но…ведь в этом и вся прелесть Оперы?
На лице Фирмена появилась по-детски глуповатая улыбка.
- Да…и за это я ее и люблю…

За углом они услышали знакомый низкий и безнадежный голос. Андре тихо выглянул, но тут же нырнул обратно.
- Пути нет! – прошептал он.
Фирмен осторожно высунул голову из-за угла. Посреди коридора стоял карлик. Перед ним на корточках сидел Гриф.
- Да, друг мой, - уныло вещал тот. – Жизнь весьма несправедлива к нам…. Сколько сил и энергии мы тратим на то, чтобы пробиться наверх, а потом оказывается, что – увы! – мы в сам низу… Как там в «Гамлете»? «На подошвах сапог Фортуны»?
Карлик промычал что-то невразумительное.
- Я совершенно согласен с вами! - закивал Гриф. – Совершенно верно! Мы – чужие на этом празднике жизни… Но, прошу прощения, я должен идти. Еще одна репетиция, еще один гвоздь в крышку моего гроба!
Он развернулся и достаточно резво для смертельно больного человека, посеменил к залу.
Карлик проводил его взглядом, вздохнул и вытащил из-за пазухи бутылку. Запрокинул голову и одним глотком осушил ее. Увидев директоров, он покачал головой.
- Послушайте, если вам надо, то я готов за совсем небольшую сумму самолично придушить его.
- Н-нет…сп-пасибо… - с усилием отказался Фирмен.
- Жаль… - карлик заглянул одним глазом в бутылку. – Потому что еще пара недель – и я сделаю это совершенно бесплатно…

- Кстати, хорошая идея была… - через пару поворотов отметил Андре.
- Да… заманчивая….- согласился Фирмен. – Но..может…может…о нем позаботится наш Призрак?
- Вы думаете?
- Я на это надеюсь. Очень надеюсь.

Призрак сдавленно фыркнул. Ну уж нет… Разбирайтесь, господа с ним сами! Сами, сами, сами… А у меня много других дел! Много других дел… Вернее нет. Только одно…. Только одно…

Несколько шагов – и он стоял уже на улице. Шел последний в этом году снег, который на полпути превращался в мелкий дождь. А, не долетая до земли, дождь испарялся. Призрак так и стоял между небом и землей, между дожем и снегом, окруженный влажной дымкой, словно уютным плащом. И все не решался сделать последний шаг. Затем глубоко вздохнул и призывно поднял руку, затянутую в черную перчатку.
Через минуту перед ним резко остановился экипаж.
- К особняку де Шаньи… - глухо, сквозь плащ, закрывавший его лицо, сказал Призрак.

Наконец-то !!! Я уже заждалась продолжения. Как всегда все просто замечательно :ale: :ale: :ale: Спасибо огромное, Елена, что вы нас радуете таким замечательным произведением:) Быстрее бы узнать, что же дальше...

Эх, на самом интересном месте!!!!! Все любопытнее и любопытнее... А самое ценное в данном фанфикшене то, что он абсолютно оригинален и похож только сам на себя. Это интригует и захватывает. Предсказать, куда повернет сюжет, невозможно. Снимаю шляпу перед автором! ;):ale: :elka: :love :love :love :)

Елена Класс! Жаль, что остальное я прочту только, когда вернусь после поездки...(((

ГЛАВА 20.
Карета медленно ехала по ночным улицам Парижа. Кучер не гнал лошадь – жалел ее после долгого рабочего дня, да и его поздний пассажир не высказывал желания прибыть на нужное место немедленно. Поэтому полустершиеся копыта мерно цокали по камням древней мостовой, словно выбивая ритм какой-то только им известной колыбельной.
Призрак сидел не шевелясь, словно застывшая ледяная статуя, о которых рассказывали в коридорах Оперы непоседливые путешественники, побывавшие в северных странах. Он не знал, что его ждет там, куда он сейчас направляется. Он не думал ни о чем. Совершенно. Бывает такое состояние полного душевного и мысленного оцепенения, оцепенения перед боем. Он знал, что его ожидает борьба. Борьба с самым серьезным и умелым врагом, с самым страшным врагом, который только мы можем встретить – с самим собой. Поэтому он спокойно и бесстрастно смотрел на проплывавший перед ним ночной Париж. Призывно мелькнули темные силуэты на Пляс Пигаль. Сверкнули лопасти Мулен Ружа. Дом Инвалидов проткнул своим шпилем низкие ночные облака… Как всегда…все как всегда…Эти улицы видели тамплиеров, отправлявшихся на отвоевание Гроба Господня…В двери этих домов стучалась разъяренная толпа в достопамятную ночь святого Варфоломея… Эти площади взрывались от криков горожан, приветствующих очередной взмах гильотины…Все как всегда… Старый город. Вечный город. Мертвый город. Город, закаменевший в своей истории. Город, сам ставший историей. Ничего в нем менялось за все эти тридцать лет, которые он помнит его. Нет, конечно, появляются новые дома, сносятся старые…Но Город остается таким же. Пустым. Глухим. Мертвым. Город живет душами своих людей. Но когда у людей нет душ, когда их души поглощены и раздавлены эгоизмом и жестокостью…то что они могут подарить своему городу? Ничего. Ничего.
Он ехал, закрыв глаза, полностью поглощенный тем фантасмагорическим миром, который рождается в наших плотно сжатых веках. И вдруг его словно что-то толкнуло. Словно что-то позвало. Совсем тихо и незримо. Что-то очень теплое и родное…Что-то потерянное… Он открыл глаза и бросил быстрый взгляд за окно. Ничего. Все как и везде. Какой-то старый особняк с одним-единственным зажженным окном. Но что-то кольнуло его в сердце… Что-то очень странное.
«Ко мне постучалось прошлое» - почему-то подумал он. Странная мысль..К чему? О чем… Как только мы начинаем идти в будущее, к нам начинает все настойчивее стучаться прошлое…
Странно. Особняк был уже давно позади, но он все никак не мог отделаться от странного ощущения…Что-то мелькнуло в том окне…
В той долине путник ныне
В красных окнах видит строй
Диких призраков пустыни,
В пляске спутанно-слепой,
А сквозь двери сонм бессвязный,
Суетясь,
Рвется буйный, безобразный,
Хохоча, - но не смеясь!
Странно… Такие знакомые слова… Он читал их..Читал совсем недавно..И с чем-то они были связаны… чем-то, что промелькнуло в его жизни словно метеор, словно падающая звезда. Но он – увы – не успел загадать желание, потому что в то время его взгляд был устремлен совсем на другое созвездие….

- Приехали, месье – свесился с козел кучер.
Призрак очнулся от забытья.
- Месье… - неуверенно пробормотал кучер. – а…вы уверены, что вам сюда надо? Хозяев, вроде бы нет дома?
- Я совершенно уверен.

Он вышел их экипажа и вздохнул полной грудью свежий вечерний воздух. Он был готов. Совершенно готов.
- Езжайте, - махнул он рукой кучеру.
- А…Вы уверены, что вас тут ждут? – с недоверием покосился тот на слепые окна.
- Конечно уверен, - усмехнулся Призрак.
И когда кучер гигкнул, развернул экипаж и дробный стук копыт старой пегой клячи скрылся вдали, Призрак тихо пробормотал:
- Конечно уверен…что меня никто тут не ждет…
Он подошел к воротам. Разумеется, они были закрыты. Он посмотрел по сторонам. Темная фигура полицейского маячила на углу, но вроде бы в эту сторону он сейчас не смотрел. Призрак, еще раз глубоко вздохнул, взялся руками за решетку и подтянулся. Руки, затянутые в перчатки не скользили по металлическим прутьям, поэтому он очень легко перемахнул через забор и мягко спрыгнул на землю. Перед ним высился особняк де Шаньи. Он помедлил. У него еще был шаг отступить… Нет. Нет. Иначе он потом всю жизнь будет жалеть об этом.
Слуг в доме не было. А если и были, то они, очевидно уже давно и крепко спали. Мег говорила, что комната Кристины на втором этаже…. Призрак обошел дом кругом…Если бы он был Кристиной…то какую бы комнату выбрал? Какой бы вид из окна его бы устроил? Он встал спиной к стене и стал неслышной тенью скользить вдоль дома. Да…это…именно это…Сена и мосты через нее. Покой..Покой и вечность..Именно то, что так хотела Кристина… Нет суеты прохожих, нет навязчивости благочестия церквей, нет удручающей убогости кварталов…только река и мосты..Только природа и человек..То, что было, есть и будет..Всегда…Музыка и танец воды..Кристина бы выбрала именно такой вид из окна. Призрак поднял голову. А вот и окно. Он поднял руки, нащупал карниз над окном первого этажа и подтянулся на нем. Потом зацепил носком сапога подоконник окна первого этажа, попробовал его на вес..выдержит… Затем помедлил секунду, балансируя на дюйме тонкого металла и резким рывком подтянулся. Дальше было просто. Он надавил на известную ему точку в левом нижнем углу рамы окна. Что-то крякнуло, хрустнуло, раму немного повело…и окно призывно распахнулось. Призрак торжествующе улыбнулся. Вот и все. Он спокойно перемахнул через подоконник и оказался в комнате.
Все сомнения рассеялись, когда он зажег заранее припасенную свечу. Это, без сомнения была комната Кристины. На прикроватном столике стоял портрет ее отца. Призрак знал его. О, как он знал его! Как долго, часами он тренировался перед зеркалом, накладывал грим и примерял парик, чтобы быть похожим на этот портрет. «Отец обещал прислать мне Ангела Музыки…». Почему он решил, что Ангел должен был быть похож на ее отца? Он сейчас уже и не помнил этого… Наверное, доверие..Он так хотел, чтобы она доверяла ему…Он так хотел, чтобы его вид пробудил в ней струны любви…Хотя бы любви дочерней…Хоть какие-то… Как он был тогда глуп!!!
Комната была пуста. Разумеется. Именно поэтому он и пришел сюда. Мег сказала, что Кристина и Рауль сегодня – и на целые сутки - уехали за город. Поэтому он и пришел. Смело, нагло, без опасения и сомнения. Осмелился ли он это сделать, если бы Кристина была здесь? Нет. Нет. Нет…
Он еще раз обвел глазами комнату. При всей своей трепетности отношения к Кристине..при всем уважение к ее вкусу… Комната поражала какой-то удручающей пошлостью… Эти фарфоровые фигурки на каминной полке… Этот индийский коврик на полу… Типичная комната богатой девушки. Безликая. Безымянная. Пустая. И только, то в этой комнате жила Кристина, делало ее ценной для него. Только это. Но…здесь не было чего-то очень важного…не было души Кристины. Ну, да, конечно…Она боялась прошлого..Она не хотела вспоминать о нем… И поэтому, да, несомненно поэтому, убрала прочь с глаз все вещи, которые напоминали ей о Той жизни. Не осталось даже самой малой и неприметной безделушки… Только портрет ее отца. И все. Кристина, Кристина… Призрак покачал головой. Поняла ли ты, что ты наделала? Ты же потеряла саму себя. Ты попыталась так, по-детски, по-глупому, неумело, вычеркнуть из своей жизни прошлое…уничтожить само воспоминание об этом прошлом… Но ведь именно прошлое делает нас такими, какими мы есть. Ты спрятала огромную часть своей жизни вместе с нею ты спрятала саму себя… Я могу сказать по этим вещам, какая ты сейчас. Могу сказать, о чем ты думаешь… Потому что вещи говорят о нас больше, чем мы сами можем подумать о себе…
С чего начать? Он в очередной раз оглядел комнату, запинаясь взглядом и морщась на наиболее вопиющих примерах безвкусия. Да. Вот. Именно это!
На кровати была небрежно брошена книга. Призрак взял ее. Перси Биши Шелли. «О любви». Он тихо усмехнулся… Как многообещающе! Неужели еще один неудачник пытается решить эту извечную загадку? Шелли…Знакомая фамилия… И уж совершенно не связанная с историей счастливой любви. Что ж, это вполне закономерно. Люди, которые счастливы, люди, которые любимы и любят, никогда не задают этого вопроса «Что такое любовь»..он не нужен им. Потому что они видят эту любовь ежесекундно рядом. И только несчастные неудачники, словно проклиная свою судьбу раз за разом пытаются разгадать загадку этого странного, неуловимого и несправедливого чувства.
Что ж, месье Шелли…Посмотрим, удалось ли это вам? Готов поспорить, что я не соглашусь с вашими философскими выкладками. Как может один человек говорить другому, что такое любовь? Ведь об этом не говорят. Об этом иногда страшно даже подумать, чтобы не спугнуть эту своенравную и пугливую птицу… Что ж…держу пари, что я не соглашусь с вами!
Всего лишь пара страниц! Как мало…Как глупо…Как самоуверенно…А почему бы и нет? Он открыл первую страницу…

Что такое любовь? Спроси живущего, что такое жизнь. Спроси молящегося, что такое Бог.

Призрак замер… Жизнь и Бог…да… Только эти два слова…Только они могут описать то, что он чувствует…Только они.. Жизнь и Бог..Кристина – его жизнь..Кристина – его Бог. И все. Добавить больше нечего…

Я не знаю, что скрыто внутри у других людей, даже у тебя, к которой сейчас обращаюсь. Я вижу, что некоторыми внешними чертами люди эти похожи на меня; но когда, обманутый этой видимостью, я решался воззвать к чему-либо общему для всех нас и раскрывал им свою душу, оказывалось, что я говорю на непонятном для них языке, словно очутился в далекой и дикой стране.

Да… Я звал тебя, Кристина…Я ждал тебя, Кристина…. Я так ждал тебя…Мне казалось, что ты понимаешь меня, как никто другой…. Мне казалось, что я смогу рассказать тебе, все, что я чувствую, поведать тебе всю свою боль. Но..в тот момент, когда я хотел, когда я начинал изливать тебе свою душу, я натыкался на твой холодный взгляд. И понимал, что я не смогу растопить этот лед равнодушия, что тебе все равно..О! Как я бы хотел почувствовать хоть что-то, понять, что ты хотя бы просто сострадаешь мне…О! Самое прекрасное слово – это «сострадание»… Но…ты не понимала этого..Как ты и не поняла, что сострадание и жалость, это совершенно разные вещи..Совершенно разные.. Жалостью можно унизить, а состраданием - возвысить… Ты так и не поняла..Но почему? Почему, Кристина? Почему ты, отверженный и всеми забытый ребенок, так и не смогла понять самого главного в этой жизни? Не смогла понять, что только Сострадание, святое Сострадание движет всем? Что только сострадание породило весь человеческий род и только сострадание спасает его от геены огненной? Что только сострадание возвышает нашу душу и разливается бальзамом по нашим ранам...Почему ты не поняла, что такое - Сострадание?

Чем больше опыта я приобретал, тем больше становилось расстояние между нами и тем дальше отходило то, что было в нас созвучного. Наделенный душою, которой не под силу подобное испытание, душою трепетной и слабой, именно потому, что нежной, я всюду искал понимания, а встречал отпор и испытывал горечь.

Ты ушла….но почему ты все-таки потом вернулась? Зачем? Ты хотела вернуть кольцо? Но зачем? Зачем? Ты думаешь, что оно было нужно мне в этих мокрых и холодных подземельях? Ты думала, что я буду вспоминать тебя, глядя на него? Да? Но зачем? Разве ты не понимала, что наша память, наше прошлое – это самое великое проклятие? Это наш дар, но и наше наказание? Как ты не понимала, что твое возвращение, твой возврат кольца был последним ударом..был той болью, от которой я до сих пор не могу избавиться? О, если бы ты просто ушла.…просто..не оглядываясь..Но этот взгляд, когда ты уплывала с Раулем…Зачем? Для чего? Для кого? Для меня? Ты пыталась подарить мне надежду? Да…Конечно..Она раскаленными иглами до сих пор жжет мое сердце….

И ты спрашиваешь, что такое любовь? Это -- могучее влечение ко всему, что мы воображаем, чего боимся и на что надеемся вне нас; когда мы обнаруживаем в себе зияющую пустоту неудовлетворенности и стремимся пробудить во всем сущем нечто общее с тем, что испытываем сами.

Это россыпь наших эмоций, наших страстей и желаний. Самых чистых и самых святых желаний… Кристина..поверь, я не желал твоего тела..Боже… мне нужна была только твоя душа..Хотя, что это я говорю…Душа может принадлежать только Богу..Кристина..мне нужно было только твое сострадание..твое понимание..Мне нужно было только, чтобы ты была рядом. И ничего более…Ничего…Этого было бы достаточно… Боже, как мало нам подчас надо! Всего лишь человека рядом. Человека, которому можно было бы сказать то, что боишься сказать самому себе. Человека, которому доверяешь больше, чем самому себе…

Если мы рассуждаем, то хотим быть понятыми; если предаемся игре воображения, -- хотим, чтобы воздушные создания нашей фантазии вновь рождались в мозгу другого; если чувствуем, -- хотим, чтобы другая душа трепетала в унисон с нашей, чтобы чьи-то глаза загорались нам навстречу, лили свой свет в наши, чтобы губы, пылающие жаркой кровью сердца, не встречали губ ледяных и неподвижных.

Поэтому я и пишу свою музыку… Поэтому я пишу ее… Чтобы ты хотя бы слышала мои мысли..чтобы ты хотя бы ощущала мои чувства..Когда я пишу ее, то мне кажется, что говорю с тобой… мне кажется, что ты отвечаешь мне… Нет, не надо, не протестуй…не рассеивай этого сладостного заблуждения..Оставь мне хотя бы возможность заблуждаться. Пожалуйста. Это единственное, что у меня еще есть…

Вот что такое любовь. Это -- узы и таинство, соединяющее человека не только с человеком, но и со всем живым. Мы приходим в мир, и с первого же мгновения нечто внутри нас все сильнее стремится к себе подобным. Это, вероятно, выражается и в том, что дитя тянется к материнской груди; по мере нашего развития растет и это стремление. В нашем духовном "я" мы смутно видим как бы миниатюрную копию всего нашего существа, но без всего того, что мы осуждаем или презираем; идеальный прототип всего прекрасного, что мы способны себе представить в человеческой природе.

Кристина.. ты была не только моим голосом…не только моей музыкой…Ты была моей душой…Душой, которая жила там – за пределами моего мира, за пределами моей темницы..Душа, которая жила и дышала, пела и ..просто была..Ты была моей душой….

Не только наш внешний облик, но собрание мельчайших частиц, составляющих нас; зеркало, отражающее одни лишь образы чистоты и света; душа внутри нашей души, очертившая свой рай магическим кругом, за который не смеют проникать ни страдание, ни горе, ни зло. С ним мы неустанно сравниваем все наши чувства, стремясь отыскать сходство.

И как тяжело, как страшно, когда мы понимаем, что жестоко ошиблись…Что это был не человек в дальнем конце коридора, а - увы – всего лишь наше отражение в зеркале, висящим на противоположной стене…

Найти свое соответствие; встретить ум, способный оценить твой; воображение, способное понять тончайшие неуловимые оттенки чувств, которые ты втайне лелеял; тело, чьи нервы вибрируют вместе с твоими, подобно струнам двух лир, сопровождающих прекрасный голос певца; найти все это в том сочетании, какого жаждет наша душа, -- вот невидимая и недостижимая цель, к которой стремится любовь; чтобы достичь этой цели, она побуждает человека ловить хотя бы слабую тень того, без чего не находит покоя сердце, где она воцарилась.

Хотя бы слабую тень…Мы ищем эту тень…Теряем в этих бесконечных поисках себя, растрачиваем силы, но когда догоняем эту неуловимую тень..то оказывается, что уже наступил полдень, и ей пора исчезнуть….


Вот почему в уединении или в той пустыне, какая нас окружает среди людей, нас не понимающих, мы любим цветы, траву, воду, небо.
В трепете весенних листьев, в синем воздухе мы находим тогда тайные созвучия своему сердцу. В безъязыком ветре есть красноречие, в шуме ручья и окаймляющих его тростников есть мелодия; и непостижимая связь их с чем-то внутри нас рождает в душе восторг, от которого захватывает дыхание; вызывает на глаза слезы непонятной нежности, такой же, какую будит патриотическая гордость или голос любимой, поющей для тебя одного.

Надо только научиться слушать…. Так мало и так много – всего лишь научиться слушать!! Научившись слушать, мы приобретаем все могущество, какое только возможно для смертных в этом мире. Ведь главная сила Бога не во всевидящем оке. И не в карающей длани, а всего лишь в его умении слушать…И, конечно, в сострадании…Величайшем сострадании в мире...

Стерн говорит, что, окажись он в пустыне, он полюбил бы какой-нибудь кипарис.

Я сейчас иду по пустыне… Но кого я вижу на этом пути? Кого? Кто там, за очередным поворотом? О! Уж лучше б это была пустыня! Я бьюсь о стены одиночества, блуждаю по лабиринту непонимания … О! Если бы это была пустыня… Но нет..Это холодные каменные стены, покрытые влагой…и эта влага – всего лишь слезы. Мои слезы. Моя боль одиночества…Мои руки выбили эти каменные трещины…Мои пальцы цеплялись за эти царапины…Это я! Я в каждом камне! В каждой песчинке!

Когда умирает это стремление и эта способность, человек превращается в живую гробницу: от него остается лишь оболочка того, чем он был прежде.

А что же происходит, когда это стремление остается? О! Тогда человек сгорает заживо..В медленном огне собственного ада!


В конце была спокойная приписка. Но сколько в ней было иронии и горечи!

Эти слова иносказательны и недостаточны. Таковы слова в большинстве своем. Тут ничего не поделаешь..

Да…всего лишь слова… Как там сказал Гамлет? «Что вы читаете, мой принц? – Слова, слова, слова…» Всего лишь слова… Но ведь и «Гамлет» - всего лишь слова..Мы говорим… И не можем никак иначе... Нет.. совсем нет..я ведь пишу музыку…и я могу говорить только ею..Но смысл? Это ведь мне достаточно услышать звук и понять, что он значит..А другие? Другие пытаются перевести ее в такие знакомые им слова..И ошибаются.. И никак иначе нельзя… Мне надо научиться говорить… Надо научиться говорить на их языке. Научиться говорить и разговаривать словами. Это так просто и так трудно… Прав, десятки, сотни раз был прав Родерик..мир его праху…когда цитировал страницами известные иногда только ему книги. Все уже сказано до нас. И для нас. «Ничто не ново под этим солнцем»… Ничто…И то, что сейчас делаю и переживаю я, наверное уже делали и переживали до меня. И будут так же страдать и переживать и после меня… Так почему же все равно так больно и тяжело? Ведь…моя боль не уникальна…не больше и не меньше, чем у других людей? Наверное, потому что это моя боль. Только моя… Только моя…


Я проиграл…Я снимаю шляпу…Я проиграл. Даже здесь я проиграл
Перси Биши Шелли..Шелли… Был ли ты счастлив? О, да, я вспомнил тебя… Я вспомнил, где я слышал о тебе… Да…Твоя жена…Мэри..Это ведь была она, не так ли… На той вилле Диодати ,под пологом бурной ночи, когда всполохи молний разрезали многострадальное небо, когда ты, доктор Полидори и лорд Байрон рассказывали друг другу страшные сказки, чтобы избавиться от своих демонов?…. Что, какие мысли породили в ее бурной голове ту идею о безумном докторе, бросившем вызов богам и самому решившем стать богом? О, да..Я тоже был богом для этой маленькой оперы…. Я был ее единоличным властителем…Я решал судьбы…И это все только для тебя, Кристина…Я был твоим Монстром…а ты была моим Бароном..Ты могла делать все, что хочешь..Но для этого тебе нужно было только захотеть..только захотеть..о, я бы сделал, все для тебя. Убить, пощадить, сотворить, разрушить…Просто потому, что ты бы попросила меня об этом. Просто потому, что ты бы понадеялась на меня..Мне бы было не надо ничего..Только твоя просьба и надежда на меня…
Ах, Перси Биши Шелли… О чем думал ты в ту бурную ночь, когда твою лодку уносил ураган? Думал ли ты о смерти…или о Мэри, которая ждала тебя дома? Мне кажется, что знаю ответ на этот вопрос…Потому что даже в свой смертный час, когда ко мне подойдет мой чернокрылый ангел, я буду думать только обо одной женщине в этом мире – о Кристине…
О Кристине…Он обвел взглядом комнату. И нашел то, зачем он сюда пришел. Вот они. Вот они, дневники…Кристина искала тот, который забрала Мег и раскидала остальные..вот они валяются в беспорядке возле кровати..она так и не нашла его…. Интересно, догадалась ли она, чьи руки его листали, чьи глаза с жадностью вглядывались в такой родной и любимый почерк? Наверное, нет..Он надеется, что нет…

Он взял дневники…. У него был впереди целый вечер, чтобы проникнуть в ее душу, понять, чем же она живет и дышит. Понять, что же он сделал не так… Узнать. Что же ему теперь делать…

Это была его последняя надежда. Последняя надежда. И он вспомнил то, что когда-то прочитал в случайно забытой Родериком книге. То, что так и называлось – «Последняя надежда». Он прочитал и, как ему казалось, забыл. И вот сейчас, именно в эту минуту, те старые слова пришли и застенчиво постучались в его душу.

Она деревцом терпеливым
Растет у забытых могил,
Подобно кладбищенским ивам,
Которых никто не садил.

И птица, как верность поруке,
Не молкнет в тени деревца.
И разве не наши сердца -
Те ветви и певчие звуки?

Ты память, я - холод разлуки,
Которой не будет конца...
О жить бы! Но горсточка праха

Замрет, порастая быльем.
Ну что ж... Отзовись, моя птаха!
Я жив еще в сердце твоем?

- Да, – тихо произнесла девушка в маленьком охотничьем домике на берегу озера.

Елена, жду-не дождусь продолжения! Когда же порадуете собравшихся здесь поклонников Вашего творчества?

Прошу прощения!!!! :rolleyes:
Маленький творческий крЫзЫс ;) Слегка подустала от крупной формы и переключилась на мелкую.

Но - вот новая глава. Пока ни к чему не обязывающая героев. Пока ;)

Глава 21.

- Да… - шепнула Кристина.
Она сидела на берегу небольшого озера и рассеянно водила стебельком травы по воде, пытаясь утопить юркого жучка-водомерку. Насекомое упорно сопротивлялось и не желало сдохнуть лишь для того, чтобы доставить девушке весьма сомнительное с его точки зрения удовольствие. С ветки за ее деятельностью внимательно наблюдал взъерошенный воробей, очевидно, тоже имевший виды на этого жука. А из дома не менее внимательно за ней наблюдал Рауль. Шестым чувством он понимал, что Кристине сейчас нужно остаться одной, но, учитывая ее состояние, все манипуляции невесты в опасной близости от воды его очень сильно волновали. Тем более у него для нее была новость. Но неизвестно, как Кристина воспримет ее? Обидится, оскорбится? Пойдет на поводу у предрассудков? Но..как бы это было хорошо.. какой прекрасный выход… Как удачно он случайно встретился с баронессой де Ланге! И ее советам можно верить… Но..Кристина…как же она к этому отнесется?

Сама же Кристина и не подозревала, что за мысли и сомнения терзают ее жениха. Она думала совершенно о другом.
«Да»..Что она имела в виду, когда сказала «Да»? И кому или чему она ответила так? Кристина не знала. Просто какое-то совершенно безотчетное чувство толкнуло ее. Она просто ответила «Да» в пустоту. Или же…или же ей показалось, что ее кто-то звал и о чем-то спрашивает? Она не знала. Просто не знала. Ну разве это предосудительно – что-то не знать или быть в чем-то неуверенной? Хотя…в последнее время она действительно ничего не может понять. Более того, в последнее время в ней поселился какой-то панический страх перед принятием решений. Она не могла дать четкий ответ даже на самый простой вопрос. И даже когда служанка спрашивала ее о, казалось бы, совсем простой вещи, например, о том, какое платье собирается одеть мадмуазель – Кристина ощущала какой-то ступор и страх. Страх перед принятием решения. Любого решения. И вот сейчас она так спокойно отвечает «да». Отвечает в никуда, в пустоту. Странно. Очень странно. И от этого очень страшно.

Кристина еще несколько раз потыкала жука травинкой, затем вздохнула и встала. Жук бодро засеменил под ближайший лист. Воробей разочарованно потряс крыльями и застенчиво склевал проползавшего по коре муравья.
Кристина стояла и смотрела на закатное солнце. В голову лезли различные банальности, вроде «и умирающее солнце обагрило предзакатным светом небеса» - в общем, все мысли и фразы, которые на десять раз уже использовались в самых разных романах. Поэтому верно было бы сказать, что она не думала вообще. Просто стояла и наблюдала за картиной заката, которая обладает удивительной способностью притягивать наши взгляды и мысли. Кристина стояла и наслаждалась этими редкими минутами, когда ее голову покидали все тревоги и страха, когда от нее уходили тяжелые мысли. Поистине, благословенными минутами блаженного неведения…
Небо было тревожно. Розовые облака, с каждой минуты багровея, словно наполняясь кровью, закручивались спиралями над верхушками дальнего леса. Периодически под резкими порывами ветра лес седел – листья разворачивались нижней, светлой стороной и, словно присыпанный пеплом, лес грозно и сурово смотрел на Кристину. Было тревожно. Хотя..может, это просто предвещало грозу.
Кристина поежилась, развернулась и вернулась в дом.
Она долго стояла на пороге, не решаясь войти. Ее мучило какое-то нехорошее предчувствие. «Что-то страшное грядет»? Эта мысль внезапно пришла к ней в голову. Она не обрушилась, не напугала, а просто пришла как понимание, как неизбежное будущее. Осталось только дождаться – что.
Она медленно вошла в комнату, не обратив никакого внимания на Рауля, который искоса напряженно следил за ее действиями, и села в кресло. Стала плести косички из бахромы. Еще этот странный сон… Что же он означал? Что? Пальцы не слушались ее и косички то и дело расплетались. Кристина закусила нижнюю губу и упорно пыталась справиться с непослушной бахромой. Что же означал этот сон?
Рауль следил за Кристиной, и ему становилось все более и более не по себе. Он все-таки расскажет о том совете, который дала ему баронесса. Главное, чтобы ей это помогло.

- Дорогая, - осторожно спросил он. – Что-то случилось? Расскажи мне, наконец. Ты весь день была такая рассеянная…
- Рауль… - Кристина словно ожидала этого вопроса. - Мне снился сон…Снилось, что я плыву на лодке по реке…Я ищу свой дом.. Я знаю, что на одном из берегов мой дом, но..я не знаю, не помню на каком…Слева –огромный черный лес, а справа – бескрайний луг..И я не знаю..не знаю, никак не могу выбрать, не могу вспомнить, где же мой дом… И я..наконец я решаюсь..Я подплываю к полю, и иду по нему, иду долго..Но потом понимаю, что ошиблась..Мой дом – вовсе не здесь – а в лесу..И я бегу скорее назад, чтобы не опоздать…Но когда я переплываю реку и вхожу в лес..то вижу, что там был пожар..Деревья обуглились и я не могу пройти дальше..Я выхожу на руку и вижу, что там теперь – зима..Там идет снег…И нет больше ничего – лес - пепелище, а луг…луг замерз! А река покрылась льдом..Я иду по реке и слышу, как какой-то голос мне тихо шепчет..
Всему свой час, и время всякому делу под небесами:
Время родиться и время умирать,
Время насаждать и время вырывать насажденья,
Время убивать и время исцелять,
Время разрушать и время строить,
Время плакать и время смеяться,
Время рыданью и время пляске,
Время разбрасывать камни и время складывать камни,
Время обнимать и время избегать объятий,
Время отыскивать и время дать потеряться,
Время хранить и время тратить,
Время рвать и время сшивать,
Время молчать и время говорить,
Время любить и время ненавидеть,
Время войне и время миру….

А потом..потом этот голос вздохнул и сказал.
«Всему есть свое время…»

-Чей голос? – поспешно и ревниво спросил Рауль. – Ты узнала его?
- Нет…я не …я не знаю, чей это был голос… Иногда он был похож на твой, иногда..иногда на Его…А иногда я даже не знаю, чей он был. Такой, чуть хрипловатый и медленный… Словно я его уже когда-то слышала, но теперь никак не могу припомнить…
- А что было дальше?
- Дальше?
- Да, дальше, в твоем сне…
- Лед на реке…И снег…Я шла и шла по этому льду…и вышла к мостику, который перекинулся через реку…Маленькому мостику, который связал лес и луг… Знаешь, такой крутой мостик..которые часто бывают в парках? Версальский мостик?
- Да..да, я знаю – поспешно сказал Рауль.
- И я иду к нему…И вдруг вижу…вижу ,что это не мост, а огромные часы..Огромный циферблат…Который начинает с треском выламываться изо льда и поднимается вверх…Стрелки идут… И голос…тот самый голос еще раз повторяет…
Всему свой час, и время всякому делу под небесами..
Время насаждать и время вырывать насажденья…
Время убивать и время исцелять…
Время разбрасывать камни и время складывать камни..
Время обнимать и время избегать объятий..
Время отыскивать и время дать потеряться…

И эти часы надо мной…Они просто висят и идут…Мне ничего не угрожает..Но мне страшно, потому что я понимаю, что с каждым движением этих стрелок я что-то теряю… А потом…потом произошло самое невероятное… Часы…они..они словно свернулись…Взяли и свернулись в себя… И все.
Я оглянулась и вижу, что все как и всегда…Что лес по-прежнему зелен…И что я стою на лугу…
- А дом? - спросил Рауль.
- Дом…Я знаю, что моего дома больше нет. Но..странно, я больше и не хочу искать его..Мне хорошо просто так стоять… А потом я проснулась…
- Так это был не кошмар… - облегченно вздохнул Рауль.
- Нет, конечно не кошмар…Но он был таким странным… Просто странным…
- Может, посмотреть в сонник?
- Нет…я не верю сонники…он что-то значит…Но совсем не так, как говорят сонники. Он что-то значит сам по себе. Мне еще никогда не снились такие сны…

Рауль вздохнул и сел на корточки перед Кристиной.
- Кристина…тебя действительно беспокоит этот сон?
- Да. – кивнула она.
Рауль замялся. Казалось, он не решался продолжать. Он потеребил бахрому, которая свисала с кресла.
- Кристина…понимаешь…я давно беспокоюсь о тебе…И мне…мне посоветовали обратиться к одному человеку…
- К какому? – безучастно спросила Кристина.
- Кристина…ты не обидишься?
- Почему я должна обидеться?
- В общем…это…это доктор Гаусс.
- Доктор? Но я себя хорошо чувствую.
- Нет, Кристина, это не обычный доктор. Герр Гаусс – психиатр. Ты не обиделась? - спохватился Рауль, увидев страх, который промелькнул в глазах его невесты.
- Рауль…я…не знаю, что сказать… Я не ожидала этого от тебя – Кристина попыталась встать.
- Кристина, подожди. Доктор Гаусс – не обычный психиатр. Понимаешь… Он работает не только с душевно больными. Да, у него есть клиника, причем эта клиника – совсем не обычная. Там нет буйно помешанных…. И вообще…. доктор Гаусс, он больше работает с людьми света. Помнишь маркизу де Ланге? Я еще представлял тебя ей на прошлой неделе?
Кристина автоматически кивнула головой. Она была слишком ошеломлена, чтобы говорить. Психиатр? Эти люди, которые работают в сумасшедших домах? Но..это же практически тюрьмы… Их пациенты даже не похожи на людей… Грязные, безумные, половина из них сидит на цепи…
- Так вот, именно она и посоветовала мне этого доктора. Маркиза сама страдала ночными кошмарами, а герр Гаусс ей помог. Он прописал ей какие-то травы. И это ей помогло! Я не разбираюсь во всем этом...А он даст тебе совет.
- Но Рауль…психиатр…Он же…
- Но Кристина, если у тебя заболит голова, ты же пошлешь за врачом, не так ли? А Гаусс лечит не тело, а душу… Маркиза много рассказала мне о нем. Понимаешь…все эти…тюрьмы для буйных…Совсем скоро все будет по-другому. И доктор Гаусс – он именно такой другой… Я встречался с ним. И я доверяю ему. Поверь Кристина. Если бы я не доверял ему, я бы даже и не начинал этого разговора. Ты устала – а он просто посоветует, как тебе избавиться от этих мыслей.
- Ты говоришь, что он другой? – медленно произнесла Кристина. Она привыкла доверять Раулю. И пока за все это время он еще ни разу не подвел ее. Почему бы не довериться и на этот раз?
- Да, - твердо сказал Рауль. – Он совершенно другой.
- Он не похож на этих..мясников?
- Нет…он немного забавный. И совершенно не такой, как они.
- Хорошо… Я верю тебе… Пусть придет доктор…
- …Гаусс. Доктор Гаусс.
- Да, пусть доктор Гаусс придет. Может, он расскажет мне, что значил этот сон. – И Кристина взглянула на Рауля с искрой надежды в глазах.
- Тогда решено. Завтра, как только мы вернемся в Париж, я приглашаю к нам доктора Гаусса.
Кристина согласно кивнула головой и свернулась в кресле калачиком. Она еще раз вспоминала свой сон. Что же означали эти слова про время? Рауль сидел рядом, прислонившись спиной к креслу. Они сидели так еще долго. Пока сумерки не раскрасили небо в индиго. И они стали дышать Ночью.


…Бетани отложила в сторону перо и потерла тонкими пальцами виски. Затем взяла тонкую сигарету с мундштуком и закурила.
Ей не хватало только одного акта. Только одного акта. И все бы было закончено. Но этот акт… Он был ключевым…В нем собирались и рождались все лейтмотивы оперы, запутывался весь клубок сюжета…Этот акт.. Она не знала..Она просто не знала и даже не могла предполагать, что в нем должно быть. Но без него было никак. Что ж… придется думать…
Пепел упал на восстановленную партитуру. Бетани его осторожно сдула. Вот так и мы – внезапно подумала она, рассеянно глядя за частицами пепла, кружившимися в воздухе – вот так и мы…Мы горим, пылаем, сгораем…лишь для того, что бы стать пеплом чьей-то сигареты…а потом нас сдувает безжалостное время… И ничего нельзя поделать… И если суждено сгореть – то надо вспыхнуть так, чтобы опалить окружающих. И если кому-то недостает смелости промелькнуть кометой – она это сделает за него! Но для этого ей нужно открыть свои карты..совсем чуть-чуть, незаметно…но иначе никак…
Дирижера она нашла в зале. Он одиноко перелистывал партитуры. Когда она заговорила с ним, он вздрогнул от неожиданности.
- Месье Рейер.. Вы ведь были на том самом представлении «Дон Жуана».
- Да.. – осторожно ответил дирижер.
- Вы помните…помните музыку..
- Конечно…
- Вы помните … начало второго акта?
- Что именно?
- Не знаю…начало второго акта.. от…от слов Passarino… Faitful friend…
- Да, конечно…
- Вы можете мне ее наиграть?
Рейер вздрогнул.
- Нет… я помню ее не настолько хорошо..Нет..

Рейер долго смотрел вслед мадмуазель Ковенант. Проклятая ария. Проклятая! Именно в тот момент, когда ее исполняли, произошла та трагедия в Опере…и именно ее исполняла Карлотта перед смертью. Он, конечно помнит ее..профессиональная память – от первой ноты до последней… Но нет.. Эта мелодия приносить беду..беду и смерть!

Этот смешной нервный человечек знает, помнит, несомненно помнит эту арию – зло думала Бетани, идя в свой кабинет. – Но почему-то не хочет говорить. Заставить? Но зачем…Зачем… Я сделаю это сама.
Итак..будем вспоминать… Вспоминать сама… Надо восстановить всю партитуру. Надо подумать так, как мог бы думать он. Надо прочитать все..Все легенды о Дон Жуане… Ч-черт! Ну взял бы «Ромео и Джульетту», в конце концов… Там все так просто. В конце все померли… Нет, надо же ему было… Итак, где там наша знаменитая оперная библиотека?

Бетани очень удобно устроилась в кресле под большим ночником, поджав ноги под себя и перелистывая страницы книг. Итак..Что мы имеем… Легенда о Дон Жуане… Легенда о Дон Жуане… да! Вот она!
Стоп…Но…Не может быть.. Их же две… Две легенды…Две легенды???
Но это было именно так. В мире, по крупному счету существовали как минимум две легенды о Дон Жуане.
Книга, сухо и холодно сообщала факты, страшнее которых для Бетани в данный момент не было ничего.
«….Прообразами Дон Жуана послужили легендарные соблазнители, севильские дворяне дон Хуан ди Тенорио и дон Хуан де Маранья, жившие в XVI веке.
Первый литературный Дон Жуан был создан испанским монахом Габриэлем Теллецем, писавшим под псевдонимом Тирсо де Молина, в пьесе "Севильский озорник, или Каменный гость" (опубликована в Барселоне в 1630 году). Из Испании сюжет перебрался во Францию, где Мольер в 1665 году поставил свою комедию "Дон Жуан, или Каменный гость", сам выступив в роли Сганареля; в Италии Карло Гольдони написал в 1736 году драму "Дон Джованни Тенорио, или Распутник". Сейчас Дон Жуан становится популярнейшим героем, назовем хотя бы новеллу Гофмана "Дон Жуан" (1812), поэму Байрона "Дон Жуан" (1817-1824), трагедию Пушкина "Каменный гость" (1830), новеллы Бальзака "Эликсир долголетия" (1830) и Проспера Мериме "Души чистилища" (1834).
Образ Дон Жуана вдохновил Моцарта на создание его шедевра — оперы "Дон Джованни" (1787)….
….Однако "Дон Жуан не имеет лица" — иллюстраторы произведений о Дон Жуане, как правило, избирают насыщенные действием сцены, избегая давать портреты героя….»
К черту!
Два финала. Два финала! Два!!!!
Дон Жуан или раскаивается и уходит в монастырь. Или же за ним приходит статуя командора и низвергает грешника в ад.
Как минимум два финала!
К черту!
Все рушилось на ее глазах. Теперь она не знает не только, как музыкально выглядел финал оперы, но и то, о чем он собственно был.
К черту!
Бетани захлопнула книгу и отшвырнула ее в сторону. Тяжелый том гулко ударился о стену и шлепнулся на пол, распластавшись там подбитой птицей.
Вел-ликолепно! И что же я теперь буду с этим всем барахлом делать? Так кто же все-таки он…Дон Жуан этого странного Призрака? Кто же? Кто же…
Ее губы так и шептали: «Кто же», когда ее веки смежил сон.

ой... Елена ..сколько восторженных отзывов! :D
Какая реклама! :D
Чую, возьмусь читать!

Alise, поверь на слово - не пожалеешь! ИМХО :) Поделишься впечатлениями, оки? Приятного чтения!
Елена, а мелкая форма - это...?

Это... (*смущенно краснеет*) маленькие рассказики.
Сейчас выложу... ;)

немного отойдем от главной темы
 

Вот. ;)

Вальс над пропастью.


Кристина, графиня де Шаньи, умирала. Это было вполне естественно. Во всяком случае, для докторов, которые стаей собрались вокруг ее постели. Старухе было уже 67 лет, и ее жизненный путь подошел к концу. Странно, но это обстоятельство саму старую графиню совершенно не огорчало. Может, потому что умирала она очень спокойно. Она не страдала от неизлечимой болезни (более того, как она пыталась вспомнить, последние лет тридцать она не болела даже простым насморком), не была измучена нуждой и нищетой. Все было прекрасно. Тем более прекрасно, что на фоне ее достаточно безоблачной и беззаботной семейной жизни мир сотрясали бури и катаклизмы. Вместе со всем миром она содрогнулась от ужаса и жалости, прочитав в «Эпок» о гибели Титаника, вместе с сотнями людей она, затаив дыхание, следила за сводками с полей сначала Англо-Бурской, а потом – и первой мировой войны…. И вместе с тем была счастлива со своим мужем, который через пару лет после свадьбы стал графом, была счастлива со своими пятью детьми, которые уже подарили ей трех внуков.. Согласитесь, не всем в этой жизни выпадает тихая спокойная старость и такая же тихая и умиротворенная смерть? Так что графиня была совершенно спокойна и даже в чем-то довольна. Она много путешествовала, видела раскопки пирамид в Египте, восхищалась индийскими факирами, слушала певцов-кастратов в Италии… Лишь единственный раз в жизни она не получила того, что хотела… Последний билет на «Титаник» в первый класс был продан буквально за пять минут до того, как в компанию «Уайт Стар» обратился ее курьер. Иначе же, как первым классом графиня ехать не желала… 15 апреля 1912 года, узнав о том, что лайнер взял курс на вечность, графиня тайком поцеловала старинную ладанку, висевшую у нее на шее, а за завтраком задумчиво сказала мужу, что, наверное, ее охраняет ангел. Граф насторожился и сварливо пробормотал что-то вроде того, что живые демоны не становятся мертвыми ангелами. Дети живо заинтересовались столь несвойственным папА каламбуру, но инцидент очень быстро замяли…Кристина тогда вздохнула и произнесла дежурную фразу, типа «Все мы там будем»…
И вот она умирала.
Спокойно, безболезненно и даже обидно скучно. Ну и где там длинные коридоры, наполненные божественным светом? Где ангельское пение? Где журчание рек Эдема? В общем, где все, о чем рассказывали люди, бывшие на волоске от смерти? Ничего подобного не было. Только ожидающие лица врачей, трещина на изысканной лепке потолка, да сдавленные всхлипывания Рауля в углу комнаты. Мда…неужели обманули, пройдохи? Печально.


Кристина закрыла глаза и сделала глубокий вздох. Выдох делали уже ее мертвые легкие….

…И тут же открыла глаза. Она стояла в бесконечной белой пустоте. Не было верха и низа…Не было права и лева… Не было длины и ширины..Не было ничего… Только ощущение того, что она стоит над пропастью…
И …кто-то вдалеке…Кто-то в черном фраке и …маске? Не может быть… Не может… И…он подходит к ней?
- Добрый день, Кристина… – сказал он мягко.
- Э… Эрик… - поразилась Кристина. Хотя…нет, слово «поразилась» здесь слишком мягко и неуместно. Она была ошеломлена, поражена, потрясена. Эрик? Но..как….
- Эрик?
- Да, Кристина… - он так же мягко, каким был его голос, взял ее за руку. – У нас есть пять минут…
- Пять минут? Но…на что пять минут? Зачем пять минут? Для чего?
- Вот для чего… - он поднял вверх палец, словно вслушиваясь в тишину пустоты. На минуту на его лице появилось разочарование. Но… тут же на губах дрогнула робкая улыбка. И Кристина услышала. Откуда? Откуда полились эти тихие звуки вальса…
- Как Он и обещал… У нас есть пять минут… - повторил Эрик.
И Кристина поняла, что она не может в этот момент сопротивляться. Она протянула вторую руку и положила ее Эрику на плечо. Он нежно обхватил ее за талию…

Раз-два-три, раз-два-три…

Тихо играл вальс…
Они танцевали в пустоте…
- Но..как ты здесь? - спросила Кристина.
- Здесь так принято… - смущенно улыбнулся Эрик. – Когда кто-то умирает, то он танцует свой последний танец с тем, кого любил.
«Значит, я все-таки любила его?» - поразилась Кристина и попыталась припомнить чувства полувековой давности. Эрик грустно наблюдал за ней.
- Кристина..Я любил тебя…И все это время я ждал тебя…Ждал 50 лет в этой пустоте, чтобы пригласить на вальс. Моя любовь…только моя любовь – виновник этого…

Раз-два-три, раз-два-три…

- А когда умрет Рауль...он…? – тихо спросила Кристина.
- Он увидит тебя… - шепнул ей Эрик. – И я ему завидую…
- Почему?
- Потому что он увидит тебя… И ты будешь любить его по-настоящему…
- То есть? – Кристина на минуту отстранилась от него.
- Ты еще раз станцуешь этот вальс. Но уже с ним. И ты будешь по-настоящему влюблена…
- Ты хочешь сказать… - Кристина попыталась выдернуть руку.
- Нет! – Эрик перехватил ее кисть и крепко сжал. – Не надо… У нас и так только пять минут. Пока играет музыка… Если ты прекратишь танцевать, если ты оттолкнешь меня – то все закончится прямо сейчас… Пожалуйста. У нас осталось уже всего три минуты… У меня….осталось у меня…. – запнувшись, поправился он.
- Но ты хочешь сказать?
- Да…

Раз-два-три, раз-два-три…

- Да, Кристина…Это мой подарок. Вернее, подарок мне. Во всем мире я любил только тебя, и мне пообещали, что в эти краткие пять минут нашего танца, ты….
- Полюблю тебя… - медленно произнесла Кристина.
- Нет… увы, нет… - горько усмехнулся Эрик. – Никто не властен над человеческими чувствами…И даже Они не могут создать чувства…Они не могут сделать так, чтобы ты меня полюбила. Да, даже со всей своей властью, которая создает звезды и двигает планеты, которая создает все живое и уничтожает все сущее… Даже так они не могут подарить мне на эти жалкие пять минут твою любовь… Все, что Они могут – так это сделать, чтобы ты меня не ненавидела… Ведь ты же меня не ненавидишь? – робко спросил он.
- Нет… - несмело ответила Кристина, прислушиваясь к своиv ощущениям.
- И не боишься?
- Нет..
- И не презираешь?
- Нет. – ответила она твердо.
На лице Эрика появилась робкая улыбка.
- Значит, Они меня не обманули…

Раз-два-три, раз-два-три…

- А кто, это Они? – спросила Кристина. – Что происходит с нами после смерти?
- Мы танцуем последний вальс с теми, кого мы любили..
- А потом? Что происходит после танца?
- Кристина… - вздохнул Эрик. – Через полторы минуты ты узнаешь об этом сама. Разве стоит тратить драгоценные секунды на эту глупость? Ты сама все увидишь.
- Хорошо…

Раз-два-три, раз-два-три…

- Кристина…Расскажи мне об Опере.. – попросил Эрик.
- Зачем? И что?
- Расскажи пожалуйста… Что-нибудь..Что угодно… Можешь даже выдумать… Я просто хочу представить, что я еще жив…И мы с тобой танцуем по-настоящему…
Кристина вздохнула.
- Э…Месье Фирмен и Андре ставят новую оперу… - неуверенно начала она.
Эрик закрыл глаза.
- Какую?
- Э… «Волшебную флейту» месье Моцарта.
- А..главная партия… ты поешь главную партию?
- Да…конечно я… - осмелела Кристина. – А партию Царицы Ночи поет Карлотта.
- Карлотта? Она не обижает тебя?
- Нет… мы с ней даже подружились… - вдохновенно врала Кристина. Действительно, зачем Эрику знать, что 30 лет назад Карлотту на Монмартре сбил пьяный извозчик? И что на похороны некогда блистательной примадонны пришло только пять человек. Кристины среди них, разумеется, не было.
- А Мег сегодня опять полезла за кулисы и чуть не заблудилась в старых декорациях, - расфантазировалась Кристина. На самом деле Мег вот уже 40 лет как была глубоко и безнадежно замужем, променяв свою девичью бесшабашность на баронский титул.
Эрик танцевал с закрытыми глазами. В этот момент он свято верил в то, что Кристина все еще 17 лет, и они танцуют в пустынной Лунной Ротонде Гранд Опера. Прямо под автографом великого Гарнье.
Кристина тоже закрыла глаза. Так ей легче было фантазировать.
- А мадам Жири … Она сегодня гоняла балет почем зря.. Наверное, опять получила какое-то письмо от тебя? - в ее голосе появились лукавые нотки. Главное не вспоминать, что мадам Жири покончила с собой, выпив целую склянку уксуса. Ее предсмертные крики до сих пор звенят в пустынных коридорах Оперы, и рабочие истово крестятся, заслышав их.
Эрик тихо вздохнул.
- Спасибо Кристина, - прошептал он практически неслышно. – Ты даришь мне больше чем пять минут… Ты даришь мне целую жизнь…

Раз-два-три, раз-два-три…

Они так и танцевали слепой вальс с закрытыми глазами. Вальс в пустоте.
- А еще… на следующей неделе в Опере будет маскарад. Я буду в костюме…феи. А ты…ты придешь на маскарад?
Эрик вздохнул снова.
- Маскарад… вся моя жизнь была маскарадом…длинным, бесконечным маскарадом… Я так никогда и не снял своей маски…маски, которую надела на меня сама жизнь… - прошептал он.
Кристина не услышала его.
- Так ты придешь на маскарад? – настойчиво повторила она вопрос. В этот момент они уже оба были полностью под властью своих иллюзий.
- Да. – ответил Эрик. И открыл глаза.
Маскарад…Маскарад…Маскарад? Они стояли напротив Большой лестницы, и вокруг них клубилось море людей. Люди пели, что-то оживленно обсуждали, о чем-то спорили – но это Эрик мог прочитать только по их губам. Над всем царила мелдленная величественная мелодия их с Кристиной вальса. И тем страшнее, необычнее и как-то совсем не по земному двигались разнаряженные фигуры… Вот мелькнула точеная фигурка маленькой Мег…Вот торжественно проплыла Карлотта в сопровождении свиты поклонников…А вот неприступной добродетелью застыла мадам Жири, скептически и строго наблюдая за расшалившимися балетными девочками…
И Кристина…Кристина рядом с ним.. Но что это? У нее дрогнули ресницы? Она открывает глаза? И тут же весь этот зыбкий мир фантазий-воспоминаний вздрогнул, покачнулся и стал медленно оплывать, словно картина, написанная акварелью, на которую плеснули водой.
Эрик хотел удержать, остановить…Но было уже поздно…Кристина открыла глаза…
…Кристина открыла глаза. Оно до сих пор танцевали в пустоте над пропастью…

Раз-два-три, раз-два-три…

Музыка стала стихать… И Кристина чувствовала, что с ее глаз словно спадает пелена. Эрик…боже…Эрик…ей стало страшно…Пришел ужас и…презрение? Жалость?

Раз-два-три, раз-два-три…

В глазах Эрика появилась боль…

Раз-два-три, раз-два-три…

Его руки разжались…

Раз-два-три, раз-два-три…

Кристина поняла, что она теперь стоит в пустоте одна.

Раз-два-три, раз-два-три…

А потом и пустота исчезла….

Раз-два-три, раз-два-три…

Раз.

И все.

немного отойдем от главной темы - 2
 

И вот еще ;) У меня их уже около семи... ;)


Нити наших судеб


Эрик сидел на берегу своего подземного озера, обхватив колени руками, и смотрел на воду. Чернота глубины завораживала его и притягивала все ближе и ближе…Все глубже и глубже…Туда – в темноту, в пучину, почувствовать вязкость и тяжесть воды… Почувствать, как она, словно в средневековой пытке заливает горло, легкие..Вдохнуть ее - чтобы уже больше не дышать...Вот уже вторые сутки, как Кристина покинула его… Боль уходит все глубже и глубже, словно он сам стал огромным черным озером отчаяния и безнадежности…Боль уже жжет и снедает изнутри… Боже…как она снедает его! Как можно потушить это тлеющее пламя? Никакая вода не сможет остудить его… Никакая… Только смерть может спасти его.. Только смерть... Как это просто и как тяжело! Он, который приносил смерть десяткам людей, не может покончить с одним-единственным слабым человеком – с собой… И почему? Да потому, что он надеется, что она вернется… И с каждой минутой понимает, что это иллюзия…что он обманывает себя… Но он хочет обманываться, хочет! Хочет верить…словно в опьянении надежды он ждет Кристину..Но ожидание становится все более кратким и кратким. И тем больнее минуты, когда он приходит в себя и понимает, что это – навсегда. Навсегда… Он наклонился над водой и посмотрел себе в лицо. Вернее, в глаза, потому что не осмелился снять маску…Не осмелился, потому что ждал Кристину… Ждал..Зачем? Ведь она не придет… Нет… Он видел их на вокзале…Да, он тайком, скрываясь от людей, наполовину через катакомбы, наполовину по парижским трущобам, пробрался на вокзал и из-за угла наблюдал за тем, как они садились в поезд… Она не вернется… Никогда…Тогда зачем ему эта маска? Зачем? Никто больше не увидит его…Кроме летучих мышей… Да! Только летучие мыши остались с ним! А им все равно! Он сорвал маску и швырнул ее в озеро. Черный шелк намок моментально. Эрик склонился и наблюдал, как маска, медленно и плавно опускается на дно…
- Вот и все - сказал он тихо. – «Всё - тщета и ловля ветра…»
- На самом деле он так не думал, – спокойно произнес его спиной глубокий женский голос. – На самом деле царь Соломон очень любил жизнь… Он сам не раз признавался нам в этом. Но – увы – лучшие его деяния были совершены в моменты глубокой ипохондрии. Так что вы запомнили его лишь таким…
Эрик оглянулся. На мгновение он решил, что тронулся рассудком. За его спиной стояла высокая красивая женщина средних лет. На ней было строгое платье….как бы описать его цвет… Знаете, только у весенней листвы бывает такой цвет – нежно-зеленый – цвет рождения. Как только листочки вылупились из почек – и первые несколько минут своей жизни они именно такие – наивно-зеленые…Именно такой зеленый - а вовсе не белый - цвет, наверное, должен символизировать невинность. И именно этот цвет, который был практически неземным, еще раз позволил Эрику усомниться в своей вменяемости.
- Кто вы? – спросил Эрик.
Женщина церемонно поклонилась. Она двигалась практически бесшумно, словно тень.
- Клото… - говорила она очень мягко и как-то отстраненно.
- Клото? – переспросил Эрик. Что-то такое смутно..совсем смутно знакомое… - Что вы делаете здесь? И как…как вы прошли мимо меня? Здесь нет иных ходов…Как вы здесь появились? И зачем? Что вам надо от меня? Вас прислал Перс? Или…Кристина? - с надеждой спросил он.
Женщина покачала головой.
- Меня никто не может прислать. Я не прихожу…я всегда здесь.
- Где здесь? – насторожился Эрик. Не могла же она жить здесь?!.
- Здесь…с тобой…со всеми вами…
- С кем это «вами»? – Ему совершенно не нравилось то, что в его владениях оказались посторонние. Тем более…именно в это время, когда он так слаб…
- С людьми, – все так же мягко ответила женщина.
- А…а вы, простите, кто?
- Ну… - женщина словно удивилась этому вопросу - обычно вы называете нас мойрами.
- Нас? Кого это нас? – Эрик встревожился. Либо он действительно сошел с ума…либо…с ума сошел мир.
Женщина помрачнела.
- Уже не называют? Я же говорила Саваофу, что такое положение вещей будет длиться недолго… Нет…ему же любимец Гавриил нашептал, что греки со своими мифами будут определять лицо мира как минимум еще десяток тысяч лет. Мальчишка, как всегда ошибся…
Спохватившись, она посмотрела на Эрика, который наблюдал за ней с интересом энтомолога, который обнаружил диковинную бабочку. Мойры, мойры…парки…. Парки?
- Да, - словно угадав его мысли, кивнула головой Клото. – Парки. Нас с сестрами иногда называют и так… В общем-то, меня как раз прислали к тебе сестры.
- Какие сестры? – Эрик понял, что у него сейчас расколется голова. Какие парки? Какие сестры? Он в своем убежище под Оперой. Никаких мифов…Никаких женщин. Он закрыл глаза. Наверное, у него нервная горячка. Так бывает… Так бывает…
- Да, так бывает – прозвучал над его ухом голос. – Но не сейчас. Так ты пойдешь со мной?
Эрик открыл глаза и увидел, что женщина протягивает ему руку. Странно…Клото выглядит, как знатная дама…а вот рука – словно у крестьянки – вся в мозолях и узлах. Он взял ее. Рука была странно теплая и мягкая. «Не бред» - подумал он. В конце концов…для Кристины я был Ангелом Музыки…Разве не может быть кто-то для меня паркой?
- Пойду. – твердо сказал он. Почему бы и нет? Ему больше нечего терять.
На секунду их охватило теплое облако и тут же отпустило. Они стояли посредине большого зала. Какой-то готический замок? Но ни в одном замке не могут быть такие высокие потолки, которые словно дерзят небу… Ни в одном замке нет такого ощущения безвременья и спокойствия…. Зал был совершенно пуст. Только в центре его, спинками к ним, стояло три кресла. Одно из них было пусто. А в других кто-то сидел…
- Я привела его, - негромко, но звучно сказала Клото.
Из одного кресла поднялась молодая женщина в темно-синем платье. Из-за второго показалась взъерошенная головка маленькой девочки.
- Кто вы? – спокойно спросил Эрик. Он уже ничему не удивлялся. Бред? Сумасшествие? Ну что же…иногда безумие оказывается бальзамом…
- Вряд ли наши имена скажут тебе много… - улыбнулась вторая женщина. Она была моложе, чем Клото, но при этом чем-то неуловимо похожа на нее.
Эрик удивился, как легко дамы обратились к нему на «ты». Они знают его?
- Вы знаете меня? – спросил он вслух.
- Да…и гораздо больше, чем ты думаешь…
- То есть?
- Мы знаем не только, каким ты стал, но и тем, каким ты мог быть…
- То есть? – Эрик не понимал ничего. И это его немного раздражало.
- Мы парки…мы мойры…мы богини судьбы… - повторила Клото. – Это – мои сестры.
- Лахесис, - улыбнулась девушка.
- Атропос, - присела в неуклюжем реверансе маленькая девочка. Она была так трогательна и смешна в своем белом платье с воздушными кружевами, что встреть ее Эрик где-нибудь в Париже, он не удержался бы и рассмеялся. Или…он ее уже где-то видел?
- Парки? Парки? – он все еще не верил тому, что слышал. Греческие богини? Но они скорее похожи на прекрасных дам из легенд о Короле Артуре… - Парки…Но как…Мифы…
- Нет никаких мифов, – мягко сказала Клото. – Нет никаких легенд. Это только вы, люди, придумали себе разных богов и демонов. На самом деле…Есть только один бог и ангелы…
- И вы…
- Мы ангелы.
- Но ведь ангелы бесполые..
- Да…но мы такие…Мы ангелы судьбы…И мы выбрали себе эту внешность… Как удобно появляться в миру, будучи красивой женщиной! Мы не раз бывали в Опере… И ты сам, наверняка, не раз видел нас…Хотя, разве могли парижские щеголи даже вообразить, что дамы, которым они целовали руки, через пять минут в жалком рубище оказывались на паперти церкви святой Мадлен, а еще через мгновение переносились сюда – «out of space, out of time», в безвременье…в везде и нигде…. – она обвела рукой огромный пустынный зал, который, казалось, жил своей жизнью - А когда мы появлялись на полях сражений, грозные викинги дрожали и восклицали, что они видели валькирий. Когда мы заглядывали в глаза умирающим, они с последним своим выдохом стонали, что за ними пришла смерть…
- А смерть….? - Эрик внезапно понял, что он верит этим трем женщинам. Верит окончательно и бесповоротно.
- Смерти нет…Нет той старухи с косой, которую вы так любите себе представлять…
- Но ведь мы умираем…
- Да. Всего лишь взмах ножниц в руках Атропос – и вы покидаете свою юдоль скорби…
- Рай и ад?
- Мы ничего не знаем о них. Мы всего лишь стоим в воротах и не заглядываем туда…
- Но..старухи…Вы же уродливые старухи…Вы должны быть уродливыми старухами…Так говорят легенды…
- Разве я похожа на старуху? – тоненьким голоском спросила девочка.
- Но почему все люди мыслят так одинаково? – сокрушенно покачала головой Клото. – Почему вы наделяете своих богов либо неземной красотой, либо чудовищным уродством?
- Наверное, нам кажется, что добро обязательно должно быть красиво, а зло – уродливо… - пожал плечами Эрик.
- Тогда как ты оцениваешь себя? – вкрадчиво спросила Лахесис. Ему показалось, или в ее руках, которые она спрятала за спину, внезапно появилось зеркало?
Наступила пауза.
- Значит, как….зло… - с усилием выдавил из себя Эрик.
- Точно? Или же это то, что думают о тебе люди? Как ты оцениваешь себя сам?
- Не знаю…я не знаю…иногда мне кажется, что я поступаю правильно…А иногда понимаю, что в категориях человеческого существования это ужасно…
- И тебя волнует то, что думают о тебе люди?
- Нет…нет…только один человек…только один.
- Или одна? – шепнула в его ухо Клото.
Эрик вздрогнул.
- Откуда? Откуда вы..знаете?
- Мы знаем все…все и обо всех….
- Как?
Клото рассмеялась…она махнула рукой…И в то же мгновение зал преобразился и превратился в кокон разноцветных нитей. Нити уходили ввысь и вдаль, теряясь в бесконечных галереях…Словно шепот проносился по замку…Нити пульсировали, шевелились..Они дышали и жили…Ему это кажется, или они действительно были ..живыми?
- Это весь мир…Это люди..Это жизни… Я пряду эти нити…А там…вдалеке, приглянись – это прошлое…
Эрик сделал шаг, но девочка удержала его.
- Не стоит туда ходить..Даже я боюсь…
Эрик вгляделся…Да..там в полутемной галерее бессильно обвисли блеклые нити…Словно увядшие цветы поникли осыпавшимися головками на мертвых стеблях...
- Они…они перерезаны…
- Да… - кивнуло головой девочка.
- Антропос…Ведь это же Антропос режет их…Ты? – он с удивлением посмотрел на девочку.
- Да, - девочка застенчиво улыбнулась. И от этой невинной улыбки Эрику в первый раз в жизни стало по-настоящему страшно.

Лахесис печально перебирала в руках три нити …Серебряную, зеленую и голубую.
- Мы видим все…Мы чувствуем все…И в этом наше счастье и наше проклятие…
- И вы знает обо мне все?
- Да. Поэтому ты и здесь.
- Но зачем?
- Рауль…Ты помнишь Рауля?
Эрик сжал зубы и почувствовал, как у него заходили скулы.
- Конечно…как я могу его забыть…
- Ты можешь это сделать. Сделать то, что не получилось у тебя тогда…
- То есть?
- Ты же хотел его убить?
- Да…
- У тебя есть шанс…Вернее, нет, не шанс… Мы дадим тебе ножницы Атропос, и ты сам перережешь ему его нить…
- Я …убью его?
- Нет. Не совсем. Он и так должен умереть. Его время пришло. Ты просто перережешь нить.
- Но почему я?
- Это наш дар тебе. Дар за то, что мы не смогли подарить тебе больше ничего. Я долго плела твою нить..но ничего не могла тебе даровать… Если бы ты знал, как мы хотели хоть что-то сделать для тебя! Как мы ждали, как мы старались…Ангелы тоже умеют переживать и страдать, беспокоиться и любить, жалеть и сострадать. Мы бы не задумываять отдали сотни человеческих жизней за твое счастье. Но – увы – не все на этом свете в нашей власти… Мы только плели и наблюдали...плели и наблюдали... Ангелов тоже могут проклинать. И это - наше самое страшное проклятие. Мы ничего не можем сделать. Даже когда хотим. Мы слабы и немощны. Хотя бы эта маленькая месть – от нас – тебе…
- Но…он точно должен умереть? – неуверенно спросил Эрик.
Лахесис пожала плечами.
- Во всяком случае, мне надо будет очень постараться, чтобы этого не произошло.
- А что будет?
- Поезд должен сойти в рельс….
- Но..погибнут другие люди?
- Тебя не волнуют другие люди…не так ли? Тебя волнует только она?
- Да…
- С ней будет все в порядке…
- Но..почему я? Почему я могу это сделать?
- Так захотели мы. Мы слишком долго следили за вами…И решили дать тебе эту честь..
- Честь? – криво усмехнулся Эрик. – С каких пор убийство является честью?
- С тех пор, как ты становишься орудием судьбы. – жестко сказала девочка.
- Итак?
- Да….
- Вот ваши нити…Серебряная твоя…Голубая – Кристины и зеленая – Рауля…Видишь ,как тесно они переплелись…и как навечно расходятся дальше… Теперь только одно движение…и твоя жажда мести будет утолена…
Девочка подала ему серебряные ножницы.
- Странно… - Эрик повертел их в руках. – Совсем обычные…
- Обычные.. – криво усмехнулась девочка. – Ну да…Если не считать, что на них кровь всего мира… Поднеси их к нити…
Эрик поднес ножницы и тут он увидел….

Поезд набирал скорость по узкой и извилистой дороге через перевал…А где-то там, на вершине склона качался поросший мхом валун. Эрик, пораженный яркостью видения, отдернул лезвие. Видение исчезло.
- Это?
- Да… Камень упадет на рельсы… И все…
- И все…как просто…
Он снова поднес ножницы к нити. И снова увидел поезд..вагон…Он подумал, что ему хотелось бы заглянуть в окно…И тут почувствовал, что его желание исполняется…
Кристина, она сидела вместе с Раулем…Она держала того за руку и они о чем-то разговаривали… Он еще никогда не видел ее такой счастливой…Только тогда, когда она слушала Ангела Музыки…не зная, что ангел этот – всего лишь человек…
- А Кристина..она….она точно….
- Абсолютно точно…
- А она… даже не пострадает?
- Нет. Она не получит ни царапины. Ей повезет….
Эрик медлил.
- Тогда я смогу вернуть ее – шепнул он.Да. тогда он сможет вернуть ее. Он сможет начать все сначала. И никто ему больше не помешает!
- Ты должен перерезать нить! – внезапно взрослым голосом сказала девочка. – Втроем вы не должны остаться в живых. Поторопись! Поезд уже проходит перевал. Скорее! Перережь.
- Перережь!
- Перережь!
- Перережь!!! - голоса парок слились в один.
«Перережь» - колоколом ударило в его голове. «Перережь». Да. Всего лишь одно движение – и Рауль будет мертв! Его соперник, его счастливый соперник недолго будет наслаждаться своим триумфом. Он сделает то, что не успел сделать тогда, в подземельях Оперы. Сделать то, что будет справедливо… Но Кристина… Кристина..Будет ли счастлива она?

Лезвие вспыхивало и подрагивало.
Поезд набирал скорость. А в небе летел старый облезлый ворон. Эрик видел все чуть наперед, словно Клото подарила ему немного своего предвиденья… Сейчас ворон сдохнет и рухнет на камень…А тот скатится вниз, на рельсы…

Кристина…Она обняла Рауля покрепче и что-то шепнула ему на ухо. Рауль рассмеялся, а в глазах Кристины заиграли лукавые искорки…

..на рельсы…Поезд не успеет затормозить. Первые вагоны превратятся в груды мертвого металла…И скоба..да, стальная скоба, крепящая дверь, пробьет Раулю горло….

Кристина чихнула. Рауль, прищурившись, что-то спросил ее. По губам Эрик прочитал: «Загадай желание». Разумеется, она загадала совсем не то, что произойдет через минуту…

…пробьет Раулю горло…На лицо Кристины брызнет тугая пульсирующая струя горячей крови. Она закричит и вскочит на ноги. Это движение и спасет ей жизнь, так как в эту же секунду на то место, где она только сидела, обрушится крыша вагона, закрыв Кристину спасительным щитом… Она обагрена кровью..но это будет чужая кровь…Она будет целовать Раулю руки, но тот не отзовется…

- Перережь! – выкрикнула Клото, судорожно вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в богато инкрустированную спинку своего кресла.
Эрик взглянул на нее. Это ведь она сплела его нить. И в те часы и минуты, когда он проклинал Бога, подарившего ему жизнь…до ее ушей доносились его проклятия…Она…она и есть его мать…Она мать всего мира… Как же ей тяжело следить за теми, чьи нити она плетет..Как же она должна страдать за них… Эрик вспомнил ее мозолистые изуродованные руки…
- Перережь – твердо сказала Лахесис, подойдя так близко, что он ощутил практически неуловимый и странный запах ее духов.
Она..именно она вела его по судьбе..Она виновата в том, что случалось с ним…Она подарила ему встречу с Кристиной и эти жалкие и краткие мгновения счастья, когда он думал, что любим. И этот поцелуй, который он потом раз за разом воскрешал в своей памяти… Ворон умрет в полете…Как это красиво и достойно – умереть в полете… В небе…В надежде долететь…В высокой недосягаемой лазури неба… Так чисто и непорочно… Такую смерть надо заслужить…Смерть на последнем взлете души…
- Перережь, пожалуйста, - дернула его за рукав маленькая Антропос. В ее широко распахнутых голубых глазах стояли слезы.
Девочка…Девочка, приносящая смерть..Невинная смерть… Смерть, безгрешная, как ребенок…

Эрик еще раз обвел всех троих глазами… Три женщины, которые возложили на свои хрупкие плечи всю жизнь, судьбу, рождение и смерть это грешного мира. Что ж, он поможет им хотя бы в отношении одной судьбы. За то, что они дали ему возможность еще раз увидеть Кристину.
Он вздохнул:
- А все-таки я был счастлив… Вы даровали мне самое большое счастье в моей жизни – Кристину.

И решительно перерезал нить.
Серебряную.

Ворон, уже теряющий сознание, внезапно ощутил прилив сил и полетел дальше. Поезда миновал горный переезд и бодро побежал по долине. Рауль рассеянно прихлопнул на локте надоедливую муху. А Кристина…Кристина почувствовала, что в сердце что-то оборвалось… Словно лопнула струна на нежной лютне, и ее предсмертный отзвук полностью захватил все существо девушке. Щемящая боль потери… Словно из ее руки выскользнула рука самого близкого и самого верного друга…. Кристина задумчиво провела пальцами по ладони….. И в ту же секунду она услышала голоса.
- Ради тебя он сделал это, – сказал низкий женский голос.
- Будь достойна такой жертвы, – внезапно дрогнув, подхватил другой.
И заплакала девочка.


Ибо уходит человек в свой вечный дом,
И наемные плакальщики на улице кружат;
До поры, как порвется серебряный шнур,
И расколется золотая чаша,
И разобьется кувшин у ключа,
И сломается ворот у колодца.
И прах возвратится в землю, которою он был,
И возвратится дыхание к богу, который его дал.
Соломон. Экклезиаст

Елена, ваш рассказ "Нити наших судеб" лично я уже читала на другом "призрачном" форуме, и ещё там (правда, под иным ником;)) высказала своё восхищение, но и сейчас не могу сдержаться: БРАВО! Восхитетельно!!! :flowers: :flowers: :flowers: ИМХО, лучший опус на данную тему, исполненный в виде малой прозы!

А "Вальс"... хммм... печально, очень печально...

PS. Что вы там говорили насчёт "около семи";)? Мы ведь уже приготовились читать!;) :D

*думаю, имею право говорить не только за себя, но и за остальных посетителей данного треда*

Vita, за меня точно! Елена, я Ваша преданная поклонница! Браво! :ale:

TinySparrow , Vita , спасибо!
:love :love

Только мне, право, даже как-то неудобно заниматься такой саморекламой :rolleyes:
Но вот еще :)

Эксклюзивный материал.

Джо стоял у дверей кинотеатра «Аполлон» и задумчиво жевал мятную резинку. Редакция «Лос-Анджелес таймс» так и не добыла ему вторую аккредитацию. Конечно, первая и единственная, как всегда, безо всяких разговоров досталась Бену–фотографу. Но это было и понятно. Ведь статья о премьере нового фильма в этом фешенебельном районе Голливуда не могла обойтись без фотографий звезд, которые должны были явиться сюда. И в этом случае Бен был незаменим – в отличие от своего коллеги. Поэтому вот уже полчаса, как Джо с плохо скрываемым раздражением наблюдал за прибытием знаменитостей. Вот веселой троицей продефилировали неразлучные Мери, Дуг и Чарли. Фэрбенкс попеременно пытался нести на руках то жену, то друга, бравируя своей силой. Что однако, не помешало, ему уронить Чарли перед самым входом в кинотеатр… Как всегда, элегантный, Рудольфо Валентино нежно поглядывал на Полу Негри – на днях они сообщили всему миру о своей помолвке. На следующий день десяток поклонниц Валентино выбросились из окон, а один молодой человек застрелился перед портретом Негри. Услышав это известие, Валентино очаровательно улыбнулся и сказал невесте: «Дорогая, а я пока веду в счете»… Вот, как всегда мрачной тучей прошел Бастер Китон – «комик без улыбки», еще на заре своей карьеры подписавший контракт, что никогда не будет улыбаться на публике. Интересно, может, хотя бы сегодня он нарушит это правило?…. Великая Алла Назимова гордо внесла себя, любимую, в кинотеатр, не забыв плотоядно стрельнуть глазами в сторону хорошенькой Мэри Филбин…
Какой шанс для журналиста нащупать клубничку и сделать эксклюзивный материл! И, как назло, у него нет аккредитации. И билеты не продаются на эту премьеру… Только знаменитости или люди настолько богатые, что смогли еще месяц назад забронировать места. Ч-черт!
Бен проскочил мимо с фотокамерой на шее, не забыв показать Джо язык. Джо, в свою очередь показал Бену неприличный жест.
Но у него есть план. Именно так он в детстве бегал на представления цирка. Так что и сейчас этот трюк должен удаться. Оп-па! А вот, это, наверное, и будет его «жертва».
К кинотеатру подъехал роскошный белый «Роллс-Ройс», из которого тяжело вышла старая дама. Ее осторожно поддерживал под руки дюжий лакей. На пороге кинотеатра дама остановилась.
- Спасибо, Макс… - хрипло сказала она. – Дальше я сама.
- Я буду ждать вас у выхода после сеанса – поклонился лакей.
- Хорошо, - кивнула дама и с видимым усилием переступила через порог.

Джо выплюнул резинку. Пора действовать.
- Мадам забыла свои лекарства, – сказал он охраннику, указывая на даму, которая отдалилась уже на порядочное расстояние и никак не могла услышать окрик. Охранник скептически оглядел журналиста. Джо посмотрел на него с вызовом. Охранник пожал плечами.
Дама села на самый дальний ряд, словно надеясь затерять свое тщедушное тело между бархата и позолоты кресел. Джо, следуя за ней, тайком оглянулся. Охранник наблюдал за ним из-за угла. «Выведет» - мрачно подумал Джо. – «Выведет и не постыдится ведь». Деваться было некуда. Он развязно плюхнулся рядом со старухой. Та вздрогнула, словно от удара и удивленно посмотрела на него.
- Простите?
- Нет, это вы меня простите… - Все-таки он был еще не настолько нагл. – Просто мне очень надо было попасть на эту премьеру, а меня не пускали. Поэтому пришлось соврать, что я ваш слуга. – Он обаятельно улыбнулся, зная, что это неотразимо действует на женщин.
- А вы кто? Вы..из съемочной группы? – дама постепенно отходила от испуга, который вызвало внезапное появление Джо.
- Нет… Я из «ЛА Таймс»…
- А…газетчик… - протянула дама - И почему же вас так интересует этот фильм?
- Этот? Интересует? Нисколько! Мне просто нужен эксклюзивный материал! А фильм… Хм… Вы читали книгу?
Дама задумалась.
- Н-нет. А вы?
- Я – да.
- Ну и как она вам? – осторожно спросила старуха.
- Никак! Глупо, душещипательно, примитивно…
- Примитивно?
- Да. Обычный дамский роман. Очередная история о красавице и чудовище…Да еще и Золушку приплели. Скучно. Главная героиня – дура, главный герой – еще больший дурак, главный злодей вообще какой-то незлодейский. Ску-у-у-учно.
- Вы действительно так думаете? – медленно произнесла дама.
- Конечно! Да и Леру никогда не отличался особым литературным талантом. Как его вообще читают. И как вообще решили экранизировать эту ерунду.
- Но..зачем вы тогда пришли?
- Ну..в полутьме кинозала творится много удивительных вещей. Может, Дуг ущипнет за бедро не Мери Пикфорд, а Мери Филбин? И женушка даст ему развод? А как себя будет вести Пола? Ведь у нее до романа с Рудольфо была помолвка с Чаплиным. И посмотрите, - Джо указал пальцем, – у них места практически рядом. Может, наша звезда забудет своего знойного «шейха» и отдаст предпочтение «маленькому бродяжке»? Мне нужен эксклюзивный материал. А тут – навалом звезд. Чувствуете, чем пахнет?
- Н-нет…
- В воздухе пахнет скандалом! Я добуду эксклюзивный материал. И наконец-то прославлюсь. Больше никаких спортивных колонок и криминальной хроники. Только светская хроника! Эххх, это будет мой звездный час!
- Удачи вам, - улыбнулась старуха.
- Ага. Пасиб.
В зале погас свет. Джо пригнулся и перебрался поближе к рядам звезд, помахав старухе рукой. Та еще раз грустно улыбнулась.

Журналист пристроился на третьем ряду – как раз за парой Пикфорд-Фэрбэнкс. Чаплин умудрился отвесить какую-то скабрезную шутку уже на самых начальных титрах. Мэри прыснула в кулак. Дуглас весело задвигал аккуратно подстриженными усиками. Строгая Назимова шикнула на них. Чаплин церемонно прижал руку к груди и послал Божественной Алле воздушный поцелуй. Удовлетворенная Назимова погрозила пальцем.
Пока ничего особенного. Джо зевнул.
Сидящий слева от него Джон Берримор уронил голову и захрапел. От него исходил слабый запах дорогого бренди. Но, к сожалению для Джо, деградация «Великого профиля» была всем уже давно известна и совершенно неинтересна. Хотя…надо будет получше присмотреться к нему… Может, устроит дебош после сеанса, тайно понадеялся журналист. Все-таки лучше, чем ничего.
Валентино тихо чмокнул Негри в ухо. Та, шутя, хлопнула его по щеке. Джо быстро пометил в блокнотике. Тоже сойдет. При нужной подаче из этого семейного инцидента можно сделать хорошую статейку.
В остальном же все знаменитости вели себя прилично. Над местами, где сидели Руперт Джулиан, Мэри Филбин и Лон Чейни витало напряжение. Но это было и понятно. Все-таки это была премьера их фильма. Мэри кусала в волнении губы. На каменном лице Лона, которого было не узнать без грима, казалось, жили только одни глаза. Джулиан дышал прерывисто и шумно, словно астматик.
Творцы, люди искусства – пожал плечами Джо. – Истерические личности. Что с них взять?

И тут, совершенно случайно, Джо бросил взгляд на экран. И обмер.
А потом умер.

Он умирал еще бесчисленное множество раз. Он воскрешал в памяти полузабытые строки – о! Как он сейчас жалел, что прочитал книгу наспех! – и вновь и вновь переживал их. Он проклинал себя за то, что не помнил их полностью. Но и того малого, что он воскрешал в памяти, было достаточно.

Говоря ей все это, я как будто хладнокровно резал свое сердце
на куски...

Сердце самого Джо в этот момент трепыхалось как птичка и пыталось вырваться из клетки ребер. Оно билось и рвалось, ломая свои крылья. Оно рвалось на свободу и рвалось на части… Джо задыхался в агонии боли и сострадания…

Задыхаясь, подавленная и полная сострадания, я слушала усиливающиеся звуки грандиозных аккордов, в которых скорбь становилась божественной. Затем все звуки из бездны слились воедино в невероятном, угрожающем полете (кружащаяся в водовороте толпа, которая, казалось, поднималась в небо, как орел, взмывший к солнцу) и переросли в триумфальную симфонию, и я поняла, что произведение заканчивается и что уродство, поднятое на крыльях любви, осмелилось смотреть в лицо красоте.

Конечно, та музыка, которая звучала в фильме…Она ни на йоту не приближалась к этому…Но сама история…заставляла его задыхаться… Он слышал не написанные ……звуки, слушал сквозь них…И ..ему казалось, что он слышал ТОГО «Торжествующего Дон Жуана». О да, он слышал его!!!

Ему не надо было читать титры – по беззвучно двигавшимся губам актеров он читал слова. И вкладывал в их уста другие. Не те, что белыми буквами появлялись на экране в окружении причудливых виньеток, а те, что черной, словно ночь, типографский краской были оттиснуты на желтых листах потрепанной книги.

- В чем цель этого фарса?
Кристина сняла свою маску.
- Это трагедия, Рауль,

Это была трагедия…пронзительная и страшная в своей простоте и обыденности..Жуткая в своем спокойствием и испепеляющая в своей реальности… Это была трагедия… И больше ничего… Трагедия в самом высоком понятии этого слова – в человеческих жизнях, положенных на алтарь иллюзорного счастья…

У него было сердце достаточно большое, чтобы объять весь мир, но он должен был довольствоваться подвалом.

Плакал ли он в тот момент? Он не знал. Возможно. Скорее всего да… Но он не ощущал своего тела. Его можно было жечь на костре – он не был здесь… Он был там.

Джо больше не был в кинотеатре «Аполлон»…Он не был в Лос-Анджелесе…Он не был в 1925 году…
Он был там – там, в Париже… В 1881…
Он был – на том маскараде, когда танец черно-белых теней разорвал алый плащ Маски Красной Смерти.
Он был на этих улицах Парижа…в толпе, преследующей, Эрика…в толпе, беззвучно ревущей как дикий зверь…
Он был подземельях Оперы…
Он слышал Дон Жуана…
Он не дышал…А если и делал вдох своими измученными легкими, то воздух расплавленным металлом жег его грудь.
На лбу пульсировали вены…
Его кидало то в жар, то в холод…
В пальцах хрустнул сломанный карандаш…
Секунды растягивались в вечность, минуты пролетали мотыльками… Время стянулось в тугой клубок и исчезло в пустоте. Он и сам был в этой пустоте – живя только теми черно-белыми картинами, что в тот момент неторопливо в своей стремительности разворачивались перед ним. Но черно-белые ли? Нет…конечно нет! Разве это черный цвет? О нет, это же красный бархат гроба! Да того самого гроба! Этот черный цвет краснее самого красного. Краснее любой киновари и самой алой краски, пусть даже пущенной из жил.

Он был там..
Там и нигде…

В этой темноте кинозала он умер и возродился снова.

Фильм закончился. Словно пришла ночь.
В зале зажгли свет.
Джо медленно встал. Он не ощущал ног..Не ощущал всего тела… Растерянно посмотрел на блокнот в своих мокрых от напряжения ладонях – и разжал руки. Блокнот глухо упал на пол. Зачем..он ему теперь не нужен…Он теперь уже не сможет написать банальность о тех, кто пришел на этот сеанс…Он уже ничего не сможет написать..Ведь как он может рассказать о том катарсисе, о том очищении, которое он пережил сейчас…Этого никто не поймет. Ему было даже не важно, что его высмеют..Самое страшное было то, что его никто не поймет… Как никто не понял сейчас…
Он растерянно следил за звездами, которые, казалось, совершенно не видели этой картины…За ними – людьми, которые больше и острее, чем кто-либо другой, должны были понять все это… Но как? Как они могли вести себя так спокойно и развязно? Чаплин подошел к Чейни и дружески похлопал того по спине. Чейни расхохотался. Внезапно проснулся Берримор. Хлопнула пробка заранее припасенного Бастером Китоном шампанского. Звонко чокнулись бокалами. Бен-фотограф клацнул фотовспышкой…
Джо озирался по сторонам, еще не понимая, что он делает здесь, и что здесь делают эти люди. Люди, которые ничего не поняли…

И тут он увидел свою бывшую соседку. Она медленно, никем больше незамеченная, словно черная тень, шла по проходу к погасшему экрану. … Она подошла к сцене и положила на нее розу…Алую, пронзительно алую, словно оперение бессмертного Феникса, розу. Алую настолько, что это вызывало какой-то полумистический страх … Что-то неслышно шепнула…. А потом развернулась и, шатаясь, пошла к выходу. Уже в дверях ее подхватил под руки лакей.

- Мадам! – Джо бросился вслед за ней. – Мадам!
И тут же наткнулся на твердую руку лакея, которая уперлась ему в грудь.
- Мадам не желает ни с кем разговаривать, – металлическим голосом произнес тот.
- Мадам! – Джо с ловкостью бывшего спортсмена поднырнул под локоть лакея и схватил даму за пол платья. Та остановилась. Глубоко вздохнула. И обернулась.
Джо взглянул ей в лицо…

…. и отшатнулся.
Сколько боли было в этих глазах… Боже, сколько боли…В них застыла скорбь и печаль. Ужас и тяжесть. Словно вся тяжесть и горе мира было в них..Словно грех и предательство запечатлелось в этих некогда голубых глазах ,которые теперь были пепельно-серыми, обожженные и ставшие прахом… Раскаяние… Боль..Ужас потери… Она смотрела на Джо - и в то же время сквозь него… Она была уже не здесь… А где-то далеко…И в этих глазах жило ее прошлое…Страшное прошлое..Постыдное прошлое…Прошлое, которое стало роковым..стало болью и смертью для других…Из этих глаз на него взглянули тени..И Джо стало страшно… Потому что он узнал Эти тени.. Он задохнулся, захлебнулся…
В тот момент он уже не был бедным пронырливым журналистом, а она не была богатой старой дамой. Они соприкоснулись с Трагедией – и это объединило их…
Что ж, вот он – его эксклюзивный материал. Он дождался его. Но рад ли он этому? Джо знал, что он никогда не напишет об этой женщине, потому что о Таком не пишут… Но он никогда и не забудет ее… Не забудет то, что увидел…Не забудет то, чем она безмолвно поделилась с ним… Он заглянул в зеркала ее души… И дотронулся до ее обожженного и кровоточащего сердца…И понял, что эти раны, в которые он погрузил пальцы – разорванные старые шрамы…
Перед его взглядом алой розой лежало ее разорванное и развороченное сердце…Оно кровоточило и пульсировала…Оно страдало за себя, и за того, другого… Словно у экрана она оставила не цветок, а кусок своего сердца.
Он услышал вопль этого сердца, осознавшего свой проступок…Услышал его стоны…Ужаснулся его ночным кошмарам, которые приходили раз за разом, каждую ночь на протяжении долгих лет…
Он увидел в ее глазах любовь…Увидел потерю…Увидел раскаяние…Увидел исповедь…Увидел падение и взлет… Увидел боль. И еще раз боль. И еще. И еще. И еще… Боль. Страшная, всепоглощающая, неумолимая пульсировала в ней, захватив ее полностью. Боль, еще более страшная от того, что ее было уже не исцелить. Никогда. И понял, что то, что пережил он – ничто в сравнении с тем, что пережила эта женщина… За этот час она постарела на десятки лет… Этот час подарил ему жизнь, а ей принес смерть…

И ужаснулся Джозеф.
И шепнул, страшась услышать ответ:
- Кто вы?
И прошелестело имя осенней листвой, зарыдало ночным дождем, рассыпалось осколками зеркала, застонало страшной тайной:
- Кристина Дааэ….

Нет, ну какая же это самореклама? Тема как называется?

*все подняли глаза на верхнюю панельку эксплорера*

Вооот. Значит, тут самое место размещать всё, что размещается и помещается:-))

Елена, это абсолютно правильное решение - выложить ваши мини-фики еще и здесь. Они достойны широкой читательской аудитории. Давайте их сюда! ;) :ale: :love

Все? Или только "избранные"? ;)

Разумеется, выкладывайте все! Я думаю, ценителям вашего таланта будет приятно ознакомиться с творчеством в полном объеме. ;) Единственное пожелание: может, было бы лучше остальные фанфики поместить в отдельную темку? Чтобы не было путаницы.

:p :love :ale:

Елена, Браво!!!!! Я вновь в восхищении! Рассказ о нитях судьбы - это просто гениально! Спасибо вам большое!

Елена, ну почему вы так жестоки?:p ;) :D Конечно, ВСЕ! Народ должен знать своего героя!;)

Ну дык они ж...это...не все хорошие...есть же и неудачные.. :rolleyes:

Хммм... конечно, так и просится на язык, то бишь на пальцы, ответить: "Ну давайте те, которые считаете удачными". Но т.к. сама немного занимаюсь фикрайтерством, то по личному опыту знаю: автору, в конечном итоге, редко вообще что-то своё нравится, полностью и безоговорочно:) А вообще, я считаю, если что-то написано, то оно имеет право, как минимум, быть представлено некоторому кругу заинтересованных людей:) А там уж посмотрим, наверно... Впрочем, решать только вам, что и в каком количестве. Только если будете создавать отдельную темку (темки), то, пожалуйста, дайте ссылку в этой теме, а то у меня редко получается бродить по форуму вообще и по темам, на которые я не подписана:).

Хорошо, тогда выкладываю все...
Насчет отдельной темки, конечно, можно... Но уже поздно, так как только модер может разнести отдельные топики в разные темы :rolleyes:
Поэтому добросаю то, что уже написано, сюда. А потом что-нибудь придумаю... Да и скорее всего, я уже вернусь к большому фику. А то пора, пора... ;)

Этот фик вызвал небольшую ссору на религиозной почве :(

Иди, Ангел, иди…

Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и
отворит дверь, войду к нему..
Откровение Иоанна 3:20

Тьма опустилась внезапно.
Он понял, что умер. И – почувствовал какое-то спокойное облегчение.
Вот и все.
И больше не будет ничего. Не будет метаний, переживаний, ревности, страсти…Не будет ненависти и боли…Не будет страха и отчаяния…
И любви не будет.
И никого тоже не будет. Не будет всех этих людей, которые постоянно кишели вокруг него. Которые ужасались, восхищались им… Которые боялись его. Которые ненавидели его.
И ее тоже не будет.
Это было последнее, о чем он успел подумать.
«Ее больше не будет».

А потом наступила тьма.
А потом также внезапно пришел свет.

Свет был настолько ярким, что он зажмурился. Он долго не решался открыть глаза. Потому что знал. Даже больше чем знал, а был совершенно, абсолютно в этом уверен – он мертв. Так что же сейчас произойдет? Он не хотел знать этого. Пока не хотел. Поэтому медлил, не решаясь открыть глаза.
- И долго мы так будем стоять? – раздался густой красивый глубокий голос.
Он вздрогнул и открыл глаза.
Никого не было.
Он стоял посреди огромной белой, ослепительно белой комнаты. В ней царил благородный аскетизм, если не сказать больше – пустота. Не было окон, картин, мебели. Только легкие, практически невесомые драпировки из жемчужно-белой ткани. И дверь. Обычная дверь за его спиной.
А перед ним стояла детская кроватка с резными перильцами.
В кроватке лежал младенец. Обычный младенец, пухлый и розовый. Он смотрел на Эрика и приветливо гукал. Эрик несмело подошел к нему и помахал перед лицом ребенка пальцем. Ребенок улыбнулся и пустил пузыри. Эрик почесал ему голенький животик. Ребенок весело крякнул. Эрик улыбнулся и попытался взять младенца на руки.
- Ну ладно, побаловались и будя, – внезапно густым басом сказал младенец и сел.

Сказать, что Эрик опешил – было не сказать ничего. Он был растерян, ошеломлен, поражен…но не испуган. Не испуган – и это удивило его еще больше.
Ребенок же, казалось, наслаждался произведенным впечатлением.
- Ну ладно, - таким же густым оперным басом продолжил он через пару минут тишины. – Рад приветствовать тебя здесь.
Эрик молчал.
- Будем считать, что ты тоже рад меня видеть, – сказал ребенок, сгребая в пухлую ладошку покрывало.
- ..К-кто ты? – выдавил Эрик.
Ребенок пожал пухленькими плечами.
- Вы называете меня Богом – сказал он.
- Что?
- ВЫ называете меня БОГОМ – терпеливо повторил он, словно это приходилось делать уже не один раз.
- А ты…вы…Бог?
- В некотором смысле – да.
- А не в некотором?
- Не в некотором – тоже. Ну…просто я выгляжу не так, как меня представляют многие теологи. А разве ты сам ожидал, что я буду выглядеть именно так?
Эрик мотнул головой.
- Нет… Бог – седовласый старец…Но…почему ребенок?
- Очень просто, - младенец потянулся. – Ребенок – это вся полнота будущего. Полнота возможностей и сосредоточение дремлющих сил. В общем, долго объяснять...Я, конечно, мог так же предстать перед тобой в виде птичьего яйца или бутона розы. Но ты бы, наверное, очень удивился, если бы с тобой внезапно заговорил цветок? Не так ли?
Эрик кивнул головой.
- Вот поэтому в виде розы я предстаю только перед цветами. Вообще, меня всегда веселят все эти теологические споры насчет того, как я выгляжу…в высшей степени забавно… Все эти философы, священники… Они совершенно серьезно считают, что видели меня. Хотя при жизни это не удается никому.
- А почему я вижу тебя?
- Потому что ты умер – спокойно ответил ребенок.
- Но..разве все умершие после смерти видят тебя?
- Конечно нет! – содрогнулся малыш. – Ничего себе, вереница покойников… У меня бы тогда не было времени на ваш мир, мир живых.
- А почему же мне предоставлена такая честь?
- Кхм… ну…сами же читаете каждую неделю на субботних проповедях. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
- А разве я чист сердцем? – скептически спросил Эрик.
- Да – спокойно ответил малыш.
- Я? Чист? После всего того, что я сделал? После всех моих убийств? После кошмара в Персии? – Эрик не верил своим ушам.
- Да. – так же спокойно и терпеливо повторил Бог.
- Но почему?
- Ну… неисповедимы пути Господни, не так ли? Мне лучше знать. Потому что только я имею право решать. Я видел твою жизнь. И я так решил. – ребенок поднял на него глаза. «Какие странные глаза» - подумал Эрик. – «Совсем не детские…и не взрослые…Да, точно… Это глаза девушки. Такие чистые и невинные. Глаза девушки, бездонные, наивные и в тоже время бесконечно мудрые и всепонимающие». А вслух спросил:
- А…ты видел все?
- Да. Более того, я это придумал.
- Ты?
- Ну, не совсем… Я придумываю только людей. Все свои поступки они совершают сами. Кристина по своей сути должна была так поступить. И ты по своей сути не мог поступить иначе. Я придумал вас. Я создал вас. И отпустил на волю.
- Ты знал все заранее – медленно произнес Эрик. – И ты..ты не мог исправить хоть что-то в моей жизни? Хоть что-то? Подарить мне хоть каплю счастья? Хоть несколько минут наслаждения жизнью? Неужели тебе было все равно? Какой же ты милосердный бог?!
- А кто сказал, что я милосердный? – все так же спокойно спросил Бог.
- Но… ведь на проповеди…
- Разумеется… на проповедях я милосерден..а на фресках Сикстинской капеллы я убеленный сединами старец… Что такое милосердие? Вы мыслите категориями земного бытия… Вы исходите из сиюминутных и мимолетных эгоистических желаний… Что для тебя было бы счастьем? Не отвечай, я знаю. Тебе сейчас кажется, что счастьем для тебя было бы остаться с Кристиной? Но ведь у тебя был шанс! Она же согласилась. Так почему ты ее отпустил?
- Потому что она любила другого – медленно произнес Эрик.
- Потому что она любила другого…Так должно было быть…Так стало уже тогда, когда я только создал вас… Как только вы родились, вы уже все шли к этому моменту. Потому что вы уже были такими. И все ваши поступки были только вашими. Когда я должен был вмешаться? Я должен был оттолкнуть Рауля в тот вечер, когда он решил прийти на гала-представление? Или убить его твоей рукой на кладбище в Перросе? Или утопить в подвале Оперы опять-таки твоими же руками? А почему я должен воспринимать эту историю с твоей точки зрения? Ведь у виконта тоже своя правда. Я знаю всех вас. И я не могу принять ничью сторону, потому что не имею на это права. Я не имею права ошибаться. А это будет ошибкой… Если я кому-то отдам предпочтение, то это будет ошибкой… Я не могу быть пристрастным...Нет. Нет. И еще раз нет. Я не вмешиваюсь. Вы выбираете свой путь, потому что вы такие. Так должно было быть. И так стало.
- Да, так стало… - тихо сказал Эрик.
Ребенок наблюдал за ним, наклонив голову набок.
- Знаешь, что меня поразило в твоей жизни?
- Что?
- Твоя наглость. Ты осмелился назваться ангелом музыки. И это меня позабавило. Ведь ангелов выбираю я. Только я. И никто другой. О, сколько их – известных и безвестных композиторов, певцов хотело, умоляло меня сделать их ангелом музыки! Моцарт, Глюк, Монтеверди… А ты вдруг сам назвался этим титулом. Надо сказать, что я был поражен.
- Это грех? – спросил Эрик. Он чувствовал опустошение. Значит все его старания были тщетны…Значит все было так, как должно было быть… То есть никак…
- Вообще-то да.
- И я…меня ожидает ад?
- Ада нет, – спокойно сказал малыш.
- А..рай?
- И рая тоже нет.
- То есть?
- Так. Нет ничего…Совершенно ни-че-го… Я держу в голове всех вас – людей на протяжении всех этих тысячелетий…Миллиарды, десятки миллиардов людей… Я помню каждого из вас… И мне не хочется возиться с таким же количеством душ. Вы просто умираете. А потом можете воскреснуть. Если я этого захочу. Но так, чтобы болтаться все время в потустороннем мире - нет. Я просто тогда всех не запомню.
- Тогда что меня ждет? Ты же хочешь наказать меня?
Младенец оперся локтями о спинку кровати и подпер пухлыми кулачками розовые щеки.
- Нет…не скажу, что это наказание. Даже наоборот…
- Ты…ты хочешь вернуть меня? Ты вернешь мне Кристину? – с надеждой и замиранием сердца спросил Эрик.
Бог поморщился.
- Нет. Вот это бы было как раз наказанием. Нет, я сделаю другое…совершенно другое…
Эрик с замиранием сердца ждал приговора. Ребенок внимательно смотрел на него, как бы раздумывая.
- Ты будешь ангелом музыки. Настоящим. Даже более чем настоящим.
- То есть? Я..буду ангелом?
- Ангелом Музыки.
- Но..за что? Чем я лучше тех, многих, которые просили тебя?
- Чем? У тебя есть сердце..У тебя есть душа… Ты много страдал. И через это страдание ты обрел чистоту и святость. Моцарт был гением, Глюк был талантлив, Монтеверди одарен…Но никто из них не страдал так чисто и так свято. Для многих из них их музыка – пустой..или не очень пустой звук… Они великолепно складывают ноты в божественную гармонию…Но Бог не слышит в них души… У тебя есть душа. И пусть ты так и не поставил ни одной оперы..Пусть даже ты не даровал миру ни одной своей сонаты… Вся твоя жизнь – это музыка. Ты жил а piena voce… Ты творил свою жизнь как гениальнейшую оперу в мире… Ты поднялся к небу в коде агонии... Ты и был настоящим Ангелом Музыки. Теперь я дарую тебе крылья…
Эрик оглянулся.
Младенец тихо рассмеялся.
- Ты ищешь крылья?
Эрик покраснел.
- Тебе не нужны крылья. Смотри, - малыш встал на свои коротких ножках и приложил ладошку к груди Эрика, – смотри…
Эрик почувствовал, как что-то затрепетало у него в груди.
- - Да…тебе не нужны крылья… они уже есть у тебя. Они в твоем сердце… Они всегда были там..только они были сложены и спрятаны, чтобы люди не оборвали их..Теперь я говорю им – «раскройтесь». Теперь ты не должен бояться никого и ничего. Ведь ты уже не принадлежишь тому миру…
- Я никогда ему и не принадлежал… - тихо сказал Эрик.
Малыш продолжал:
- Выбери ту или того, кто будет достоин тебя. Выбери – и веди этого человека по жизни. Ты вдохнешь в него музыку – и через него ты будешь жить вечно…
- Только одного человека?
- Да. Ангел умирает вместе с тем, кому принадлежит.
- А если… если я ошибусь?
- Ищи…у тебя есть время. У тебя есть все время, которое только существует на свете… Ищи человека..
- А Кристина…она…я могу вернуться к ней, стать ее ангелом?
Бог покачал головой.
- Нет… нет… Это не ее судьба. Ты уже был для нее Ангелом Музыки. Но она выбрала другую жизнь…
- Я где-то ошибся?
- Нет… так должно было произойти. И так произошло…. Ангел осиял своими золотыми крыльями дремлющую душу, и она пробудилась. В тот момент ты был для нее ангелом… Только не музыки… Ты был просто ангелом. Если бы не ты… Если бы не ты, то возможно, что Кристины не было бы в живых.
- То есть?
- Человеческая жизнь – это цепочка случайностей. Если бы не твои уроки... помнишь, какая зима тогда стояла в Париже? Если бы тебя не было, то еще год назад безвестная хористка Кристина Дааэ скончалась бы от воспаления легких… И тогда бы она стояла сейчас передо мной, а не ты…
- Значит я…
- Да. Сам того не ведая, ты сохранил ей жизнь. И подарил ей любовь и благополучие… Пусть даже ценой своего счастья. Кристина – это твои крылья. Именно она растопила тот лед, который сковывал тебя. Маленькая девочка…сколько ей пришлось перенести…
Малыш погрозил Эрику пухлым пальчиком.
- А ты так мучил ее. Она ведь тоже переживала.
Эрик побледнел.
- Неужели?
- Но теперь все прошлом… - продолжил ребенок, переминаясь с ноги на ногу. – она вынесла очень ценные уроки…. Вы все чему-то научились… Вы научились самому ценному –научились любить и жертвовать собой во имя этой любви. И только тем, кто умеет любить и расставаться со своей любовью ради других, и суждено стать ангелом.
- Я – Ангел Музыки – медленно повторил Эрик, наконец-то осознавая, что за дар преподнес ему этот малыш с голосом старца и глазами девушки.
- Ты – Ангел Музыки… Ищи того, кто достоин тебя…Ищи…Приходи к людям в их снах, нашептывай им мелодии, заглядывай в их души, встречайся с ними взглядами… Ищи его… Ищи через время и расстояние…Ищи во всех временах… Этот человек будет ждать тебя… И когда вы встретитесь, вы узнаете друг друга. И мир узрит чудо. Мир падет перед вами на колени в благоговейной молитве. Вдвоем вы создадите Музыку, которая поднимется до небес и которую услышу я… Иди, Ангел… Ищи этого человека. Где-то там…далеко, а может, близко… Где-то там, он ждет тебя. Слышишь, он уже зовет тебя? Не заставляй его ждать… Для этого человека ты будешь не ангелом. Ты будешь богом. Ты будешь Богом Музыки… И я уступаю тебе это право.
Эрик стоял и молча слушал. Он чувствовал, как в его душе зарождалось какое-то новое, неизвестное ему чувство. Блаженное и святое чувство… Чувство .... счастья?
- Ты подаришь этому человеку музыку… Ты научишь его любить… Ты сделаешь его Человеком… А когда настанет его срок и он, как и ты сейчас, предстанет передо мной… Я клянусь, я сделаю его Ангелом Музыки. И ты через него будешь жить вечно. Даже более чем вечно! Ты будешь жить во всех Ангелах Музыки! Ты будешь присутствовать в моменты создания величайших произведений! В ту минуту, когда пальцы композиторов будут касаться клавиш, ты будешь стоять рядом и видеть это! Ты будешь жить вечно! Потому что ты подарил людям более ценное, чем все сокровища, которые я могу тебе даровать.
- А разве есть нечто, более ценное, чем вечная жизнь? – грустно спросил Эрик.
В глазах ребенка промелькнуло что-то похожее на…если бы Эрик, не знал, кто сидит перед ним, то он бы подумал, что это печаль..и боль…
- Да… Есть. Просто Жизнь. Жизнь, положенная на алтарь другой жизни.
Он вздохнул.
- Что ж, иди Ангел Музыки. Жди…ищи…Стучи в души и сердца… Иди, Ангел музыки… Я благословляю тебя…

На пороге комнаты Эрик оглянулся. Младенец смотрел на него с каким-то странным выражением в глазах.
- Иди, Ангел Музыки… - он помахал пухлой ручкой.
Эрик вышел в темноту.
Бог отпустил перила кроватки и сел.
- Иди, Ангел музыки… - шепотом повторил он. – В эту минуту сам Бог завидует тебе.

..все еще мини-версии...
 

Идем дальше...

Строго говоря, не совсем фик.


Стать знаменитым.

- Ма-ам, - мальчик потянул мать за платье. – Ма-ам… Я хочу стать знаменитым…
- Уймись, Джек, - раздраженно ответила мать. – Сколько можно. Ты уже целую неделю об этом твердишь. Обещаю тебе, что когда вырастешь, ты станешь знаменитым.
- Ма-ам.. А что мне для этого надо сделать?
- Джек…я же уже тебе сто раз повторяла… Выбери себе дело по душе… И ты станешь знаменитым.
- Ма-ам…
- Джек, прекрати.

Они сидели в седьмой ложе в Парижской Опере, и мать пыталась слушать то, что пели люди на сцене. Мальчику же было скучно, и он листал программку, пытаясь развлечь себя и заодно найти ответ на давно беспокоивший его вопрос – как стать знаменитым?
- Мам, а вот Гуно – он знаменитый?
- Да, Джек, - обреченно вздохнула мать. За неделю все эти разговоры ее утомили. Кроме того, судя по всему, насладиться оперой ей так и не удастся. – Да, Джек, он знаменитый.
- Мам, а я могу стать таким, как он?
- Ну, Джек… Мистер Гуно – великий композитор. Если ты будешь писать музыку, то ты сможешь тоже стать знаменитым.
Мальчик задумался.
- А это тяжело?
- Джек, послушай сам… Ты сможешь так написать?
Джек покачал головой. Нет, он так никогда не сможет. Он снова уткнулся в программку.
- Мам, а тут написано, «Фауст» по трагедии Гете… А Гете – знаменитый?
- Джек… Конечно.
- А я смогу написать трагедию?
- Ну попробуй… - раздраженно отмахнулась мать.
Джек снова задумался. Нет, он и писать-то никогда не любил. Вместо ровных и красивых букв у него на бумаге появлялись грязные чернильные пятна. Тут он бросил взгляд на сцену, и его осенило.
- Мам! Я хочу стать певцом.
Мать тайком облегченно вздохнула. Наконец-то он определился и замолчит хотя бы на вечер.
- Да, Джек, если хочешь, ты станешь знаменитым певцом.
Мальчик довольно заерзал в кресле. Он представлял себя там, на сцене, вместе с этой красивой женщиной… Он так же станет перед ней колени… Им будут аплодировать…

И тут произошло странное. Красивая женщина внезапно заквакала. Потом еще раз. И еще.
Мальчик засмеялся. Ему очень понравилось, как женщина изобразила лягушку. Точно так же квакали лягушки в саду, когда он пытался их поймать, чтобы надуть через соломинку. А вот мама очень удивилась. И другие люди в зале зашумели и стали переглядываться.
- Того, как она поет сегодня, не выдержит даже люстра! – вдруг раздался громкий голос из ниоткуда.
И в зал упала огромная люстра.

Началась паника. Мальчика вынесло толпой в фойе. Матери нигде не было видно. Рядом с ним оказался мужчина во фраке. Это был скрипач из оркестра. Он вытирал несвежим платком вспотевший лоб. Мальчик посмотрел на него снизу вверх. Скрипач улыбнулся ребенку.
- Ты испугался?
- Немного – признался ребенок. – А что это было?
- Это? Это наш знаменитый Призрак Оперы…
- Знамени-и-итый? – переспросил мальчик.
- Да, а ты разве не знаешь?
- Нет, - помотал Джек головой. – Я из Лондона, мы приехали сюда к тете…И я ничего не знаю…
- Тогда слушай…
Скрипач рассказывал ребенку легенду о Призраке, приукрашивая и расцвечивая ее самыми буйными красками, какие только могло изобрести его, в общем-то, бедное воображение. Из его рассказов выходило, что Призрак только и делал, что убивал людей, а его никак не могли поймать все полицейские Парижа. Призрак, оказывается, держал в страхе весь город и люди боялись по ночам выходить на улицу… Скрипач заливался соловьем, упиваясь фантазией и сам веря в эту минуту во все те ужасы, которые он рассказывал ребенку.
Мальчик слушал внимательно, положив в рот палец, и его глаза загорались идеей.
Когда мать нашла его и вывела за руку, он даже забыл попрощаться с неожиданным собеседником. Он уже обдумывал свою идею.

Когда спустя несколько дней паром, на котором они возвращались домой, покачивался на водах Ла-Манша, мальчик уже знал, что будет знаменитым. И знал, как он это сделает.
Мать потрогала его за плечо, чтобы позвать ужинать, но он уже спал. По его лицу бродила рассеянная улыбка. Во сне он уже видел себя знаменитым.

Через несколько лет он стоял в темном переулке глухого лондонского района Уайтчепел. И внимательно прислушивался к ночи. Когда за углом послышалось цоканье разбитых каблуков, он улыбнулся и достал нож. Сейчас он станет знаменитым.

В Лондоне стоял дождливый август 1888 года…



Пы. Сы. С августа по ноябрь 1888 года в Лондоне работал Джек-Потрошитель.

..еще мини...
 

Coup de grace.

Он провожал глазами экипаж, в котором уехал его друг.
Ночью его мучили кошмары. И он знал, откуда они приходили. Из-под Парижа. В самом буквальном смысле этого слова.
Через три недели он не выдержал и спустился под землю.
Друг сидел за большим органом и перебирал клавиши.
Звуки не складывались в мелодию.
Друг вздохнул и бессильно уронил руки.
Затем повернул голову в его сторону.
И он понял, что друга больше нет.
Понял, что сейчас может отплатить за большую услугу.
Поднял пистолет...
…и прочитал благодарность в золотых глазах.

- Coup de grace, бедный мой друг. – тихо сказал он.
И в эту минуту ему показалось, что тонкие губы тронула едва заметная улыбка.
Когда пороховой дым рассеялся, он увидел мертвое тело. Он целил в сердце. Не стоило уродовать лицо еще больше.

Он взял друга, ставшего теперь совсем легким, на руки и отнес к ложу. Точнее, отнес к гробу. В прямом и переносном смысле. Не нужны были слова об успокоении мятежной души - это было бы слишком глупо и банально. Не нужно было слез. Не нужно было клятв. Тишина и молчание были бы самыми красноречивыми. Он просто постоял несколько минут, склонив голову, и отдавая честь своему другу. Затем закрыл его лицо черной бархатной маской. Как тот носил всегда.
А потом поднялся наверх и оплатил две строчки в газете.

Он знал, куда они уехали. И просчитал время, когда они придут. Если придут… Он узнал о том, что на вокзал прибыл поезд с севера и заранее спустился в подвалы. Ждал их. И они пришли.
Скрываясь за занавеской, он видел, как они стояли, тихо опустив головы.
Девушка рыдала на плече юноши. Тот дрожащей рукой гладил ее белокурые волосы.

Он смотрел на них – и видел то, что произойдет потом.
Он видел кошмары, которые будут преследовать их.
Видел прошлое, которое будет следовать за ними по пятам.
Видел раскаяние. И затем – раскаяние в раскаянии.
Видел многократное воскрешение прошлого и многократное проживание одних и тех же событий.
Он видел людей, у которых не было будущего.
Людей, которые обречены жить в прошлом.

Он видел все.
И понял, как нужно поступить.

- Coup de grace – вполголоса сказал он, выйдя из-за занавески.
И выстрелил.
Затем повернул дуло в сторону побледневшего юноши и крикнул во весь голос:
- Coup de grace!

Он долго думал, как поступить с телами.
И, наконец, понял, что они должны лежать так, как и жили.
Юноша нашел свое успокоение в тех же водах, где и его брат. А девушку он отнес с фонтану. Прямо под ее комнатой в Опере. Он не хотел выносить тела наверх, так как это заставило бы полицию заново ворошить это дело. А это было уже никому не нужно. Так же не нужно, как и то кольцо, которое он вернул девушке, как прощальный дар его друга.
А друг остался один… Как всегда.

Прежде чем подняться наверх, он разрушил все подходы и завалил все выходы.
Затем он пришел в церковь и заказал мессу. Когда священник спросил, для кого, он криво усмехнулся и сказал, что для грешных душ, искупивших свою вину.
С началом мессы он ушел.

Через тридцать лет в дверь к нему постучался любопытный журналист. Он долго думал, следует ли рассказывать все. И решил – не стоит. Зачем? К чему? Он знал, что как только он закончит свой рассказ…расскажет его до конца…. то этот человек отшатнется от него с ужасом в глазах. О нет, он вовсе не боялся полиции, не боялся ареста и суда. Ему просто не хотелось рассказывать об этом. Его бы не поняли… А зачем рассказывать то, что никогда не поймут?
Журналист ушел от него с наивной верой и надеждой, что хоть кто-то в этой истории получил свое счастье.
А он подошел к окну и долго провожал глазами экипаж, увозящий Легенду о Его Друге.
И почувствовал свободу.

Через пять месяцев он увидел в переулке странно знакомую тень. Тень молча отделилась от стены и тяжело вздохнула.
И его запекшиеся губы тихо шепнули:
- Coup de grace?
- Да, - сказала тень. - Coup de grace, бедный мой друг.

Этой же ночью Перс умер.

*переводя дыхание*

Уффф...

"Стать знаменитым" - интересный взгляд... Как неосторожно сказанное слово может разрушить жизнь человека:( В данном случае даже не одного. Занимательная фантазия на тему. И, как всегда, чудесно написано!;)

А вот "Coup de grace"... Чесно говоря, меня саму подобные мысли порой посещают - не наплёл ли Перс с три короба?..

Про "Иди, Ангел, иди" пока ничего не скажу - надо поразмыслить...

Честно говоря, я не хотела оскорбить ничьи религиозные чувства :(
Просто хотелось сделать Эрика НАСТОЯЩИМ ангелом музыки. Только чего-то я засомневалась по поводу того, что Кристина так уж и любит музыку...

Да нет, в моём случае религиозные чувства вовсе ни при чём, мне сама по себе идея даже очень понравилась. Наверно, он этого заслужил. Кристина - вряд ли. Есть на свете люди, которые в большей степени заслужили ТАКОГО ангела. ИМХО. Вообще Кристину я не очень люблю. И как героиню, и как "партию" для Ангела Музыки a.k.a. Эрик.

продолжаю бухтеть про то, как космические корабли бороздят Большой театр :)
 

Ну хорошо, возвращаемся к большому фику ;)

ГЛАВА 22.

Он сидел, перебирая старые дневники, перебирая эти великие хранилища мыслей и чувств. Кристина была перед ним. Вот она – в своей первозданной чистоте и невинности. Вот они – ее детские тайны и взрослые страхи. Все здесь – на этих страницах, исписанных сначала неровным детским почерком, а потом..потом таким же неровным, но у же более твердым – взрослым. Но он боялся читать их. Он понимал, что то, что там скрывается, гораздо больше, чем просто потаенные мысли и сакральные чувства.. . Там, между страницами этих дневников, словно цветы в гербарии, дремлет ее душа. И он не мог…он совершенно не мог даже коснуться ее взглядом. Он понимал, что это – запретное.. Даже сейчас его останавливали вопросы чести…и, наверное, он боялся, что потом не сможет взглянуть Кристине в глаза…Все-таки, у людей должны быть свои тайны… У каждого человека есть свои тайны. И нет среди них маленьких секретиков и больших тайн… Они все равноценны и важны…
Поэтому он пролистывал дневники быстро, останавливаясь только на тех страницах, которые были связаны с ним. Иначе он не мог. Ему это было нужно, даже больше, чем просто нужно – необходимо, словно воздух. Он и читал жадно, как утопающий глотает драгоценный воздух, и каждое слово впечатывалось в его мозг, словно раскаленным железом. Ему казалось, что это сам Кристина разговаривает с ним своим мягким и тихим голосом…
Мерно тикали часы, пребывающие в своем покойном мире секунд и минут.. Он знал, что времени остается совсем немного…Он не может сейчас раздумывать, не может принимать решения…он может только читать. Читать, читать, читать.. Как можно быстрее, как можно более внимательнее… Он должен глотать буквы, слова и мысли… Пока есть силы и время…
Он поднял голову. За окном зачинался рассвет. Еще три часа – и они приедут… Еще только три часа…
Он встал, словно пьяный. Он был сыт текстом, был переполнен впечатлениями…Он не мог вспоминать и думать...Сейчас он придет домой..в то место, которое он называет домом…, и, закрыв глаза, сможет процитировать каждую фразу…Но только не сейчас…Он чувствовал себя как в каком-то дурмане..
Он прошел по комнате, нежно касаясь тонкими нервными пальцами фарфоровых безделушек на камине… Теребя бахрому на тяжелых портьерах…Он просто ходил по комнате и вдыхал Ее…Всю ночь он читал ее мысли – теперь он хотел насладиться ее жизнью…
Потом он просто сел, прислонившись спиной к кровати, и закрыл глаза. Наверное, он дремал. Но перед его глазами проносились события последнего года – события, спрессованные в длинную вереницу. События странные ,непонятные… Более того, каждое из них в любой другой момент привлекло бы его самое пристальное внимание… Но только не сейчас… Наверное, он немного жалел… Жалел о том , что так и не поговорил по-настоящему с Родериком.. том, что не смог вовремя приструнить Бетани… О том, что так и не понял, почему так странно смотрит на него Мег…О том…о том, что так и не признал свою вину перед мадам Жири… Он ничего так и не сделал… И сейчас, в этой предрассветной тишине, где настенные часы глухо отсчитывали последние минуты его пребывания в этом доме…Именно сейчас он как никогда остро ощутил это… Сколько он всего не сделал…
Наверное он дремал… Потому что, резко, как от удара очнулся, когда услышал внизу голоса. Вернулись хозяева. Вернулась Она. Его первым желанием было спрятаться и ждать…ждать , когда она войдет, чтобы еще раз увидеть ее. Но он обвел взглядом комнату – и рассудком, последними крупицами разума, понял, что это невозможно… Если он останется здесь, то он не сможет выйти… Он медлил, не желая уходить. Но в ту секунду, когда в щели под дверью замаячила такая родная для него тень…в тот момент у него больно и горько защемило в груди… и в тот же момент он выскользнул из окна.
Он мягко приземлился на мостовую, чуть щелкнув каблуками, привычным жестом накинул на голову капюшон плаща и поспешил прочь от этого дома… Он шел быстрым шагом..но бежал он вовсе не от людей, которые там были, а от одной-единственной мысли – ведь в том доме же тоже есть подвал? И в нем тоже можно жить…
Благоразумная…нет, просто разумная его часть рассудка протестовала против этой безумной мысли...но что она могла поделать? Эта идея-фикс крепла в нем с каждым шагом. Он начинал уже просчитывать все варианты жизни в недрах особняка – рядом с Кристиной. Благоразумие начинало выть от ужаса перед такой мыслью, но он не обращал на него никакого внимания. Он отдался этой мысли так же безумно и со всей душой, как он до этого отдавался любой другой страсти…
Он тихо скользил по улицам, скрываясь в тени домов и подворотен. И тут он замер. Замерло и его буйное воображение. Из открытого окна доносился неуверенный детский голос, который, запинаясь, по слогам читал:
Сижу на берегу потока,
Бор дремлет в сумраке; все спит вокруг, а я
Сижу на берегу и мыслию далеко,
Там, там..где жизнь моя!…
И меч в моей руке мутит струи потока.

Сижу на берегу потока,
Снедаем ревностью, задумчив, молчалив…
Не торжествуй еще, о ты, любимец рока!
Ты счастлив – но я жив…
И меч в моей руке мутит струи потока.

Сижу на берегу потока,
Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг…
И точно ль он любим? – ах, эта мысль жестока!…
Кипит отмщеньем дух,
И меч в моей руке мутит струи потока.

- Мам, а что такое ревность?

Он уже не слышал, что отвечала мать, и не слушал, что читал ребенок дальше. Это была лишь яркая вспышка – словно мимолетная картина в окне проходящего поезда… Но она была так созвучна его мыслям и его чувствам. В этот момент, этими несколькими строчками было высказано все, что, он желал и о чем думал. «И меч в руке моей мутит струи потока»…
Он тихо сполз спиной по стене. Благоразумие торжествующе вздохнуло. Вспышка безумной идеи погасла. Этот тихий детский голос, старательно выговаривающий слова отрезвил его. Но при этом он проник в самую его душу… Еще никогда никакие строки не были созвучны его мыслям…

«Не торжествуй еще, о ты, любимец рока!
Ты счастлив – но я жив…»

Да…он еще был жив. И полон сил. Он не умер – он жив! И он будет бороться дальше! Эта мысль о борьбе уже не раз оживала в нем, словно прилив волны – но через некоторое время гасла и уступала место бессильной апатии, как во время отлива. Но сейчас он ощутил не мимолетное отчаянное желание борьбы, а трезвое и спокойное решение.
Эти строки стали его мыслями. Они стали его жизнью. Стали его волей.

«Вздохнешь ли о нем, о друг, неверный друг?»

И с этой мыслью он окончательно понял, что он должен делать дальше.

«И меч в моей руке мутит струи потока»

ГЛАВА 23.

Бетани сидела, закрыв глаза и обхватив голову руками. Мысли у нее путались. В висках билась одна-единственная мысль. Дон Жуан. Дон Жуан. Дон-жуан-дон-жуан-дон-жуан… Кто-ты-кто-ты-кто-ты… Ну кто же ты? Она тихо застонала. Кошка обеспокоенно зашипела. Бетани разлепила тяжелые веки.
- Тихо, Изабелла, тихо… Все в порядке…Все в порядке.. Я просто думаю.
В дверь постучали.
- Да…- Бетани постаралась сделать так, чтобы голос у нее не дрожал.
Дверь тихо приоткрылась. Бетани вздрогнула и закрыла глаза. В дверном проеме маячила взъерошенная голова Грифа.
- Кстати, а тут артистам не полагается личный врач? - осведомился он
- Зачем? – не открывая глаз, тихо спросила Бетани.
- Ну как… Мне кажется, что у меня пошаливает печень… Да и в пояснице что-то царапается…И колени ломит…
- Месье Гриф, я клянусь вам… Мы пригласим к вам лучшего врача….
- Да…Но а вдруг он понадобится мне посредине ночи?
- Зачем? - от удивления Бетани даже открыла глаза. Но тут же зажмурилась снова. От одного только вида этого печального лица у нее начиналась жестокая мигрень.
- Ну... вдруг у меня будет бессонница?
- Месье Гриф…чтобы не было бессонницы, надо спать, а не бегать посередь ночи по врачам…
- Да? У вас есть рецепт от этой напасти? Неужели вы тоже страдаете бессонницей? Давайте обсудим это… – И Гриф сел на стул перед Бетани.
- Нет! – подорвалась она.- Нет!!! У меня…у меня нет времени… Прошу прощения…потом …потом…
Бетани быстро засобирала бумаги и пулей выскочила из кабинета. Гриф проводил ее печальным взглядом, вздохнул и обратился к чернильнице:
- Никто меня не любит… Да, жизнь – ужасная штука…
Через десять минут подобных излияний, перемежаемых вздохами, он встал, еще раз окинул печальным взглядом кабинет и медленно и траурно вышел. Только он скрылся за углом, как из-за двери бесшумно выскользнула Бетани, также бесшумно просочилась в свой кабинет и заперлась там на замок.

Через час она вышла оттуда и решительно направилась к залу.
- Месье Рейер, мы репетируем? – осведомилась она у дирижера.
Тот пожал плечами.
- Как видите да. Если конечно, это можно назвать репетицией. У нас до сих пор нет ни Аминты, ни финала оперы.
- Месье Рейер…Я же пообещала, что Анжелика Саваж приедет в конце недели. И…вместе с ней появится и финал.
- Хотелось бы.. – мрачно ответил дирижер. – Потому что…Знаете, я конечно уже все повидал…Но это все-таки не работа, а форменный бардак.
- Почему? – удивилась Бетани.
- Зачем вы притащили сюда месье Грифа? – шепнул Рейер.
- Но…разве он не прекрасный певец? – Бетани была шокирована. Неужели она потеряла в этих долгих боях даже свой музыкальный вкус?
- Нет. Певец он прекрасный, я не спорю..Великолепный тенор. Но вы сначала заставьте его спеть!
- То есть? – Бетани посмотрела на сцену. Действительно, Грифа там не было.
- А где месье Гриф?! – повысила она голос.
- Я здесь – прозвучал грустный голос из глубины зала.
Бетани всплеснула руками.
- Месье Гриф! Почему вы не на сцене?
- А зачем? Меня все ненавидят….
- Почему? Нет, ну почему?
- Спросите это у них….
- Но месье Гриф… ну почему вы так думаете? Вас все обожают..Все так и ждут вашего выступления…
- Мда? – скептически усомнился тот. – Полагаю, чтобы свалить мне на голову задник, как это случалось с вашими предыдущими обожаемыми любимцами.
- Кто донес???? – зашипела Бетани Рейеру.
Тот пожал плечами и почесал в своих взъерошенных волосах дирижерской палочкой.
- Мадмуазель Ковенант…об этом известно даже ракам в Сене. А уж месье Гриф проведал обо всем в первый же день… Поэтому он и не спешит выносить свое драгоценное тело на сцену.
Бетани рухнула в кресло.
- Я его задушу, - прошептала она.

На задних рядах злорадно захихикали.

Гриф подумал-подумал, затем встал и с отрешенным видом вышел на сцену. Там он остановился перед декорацией и посмотрел на нее так, словно стоял перед только что заколоченным гробом.
- Это декорация упадет, - траурно констатировал он.
- Почему? – опешила Бетани.
- Потому что я буду рядом с ней стоять… Так по сцене положено. И она упадет на меня…
- Ну ради Бога!! Ну, встаньте с другой стороны!
- А там тоже декорация…И она тоже подозрительно шатается…
- Ну, хорошо, встаньте посередине…
- А люстра?
- Что люстра?
- У вас же падала тут люстра, не так ли?
- Ну да… правда не при мне…
- Ну вот…она упадет еще раз..И я даже знаю на кого…
- Месье Гриф… - Бетани заинтересованно подперла щеку рукой. – Сколько, Вы сказали, вы театров сменили?
Гриф закатил глаза к небу и зашевелил губами.
- М-м-м-м… двенадцать… Этот – тринадцатый.
- Понятно…

Призрак мрачно наблюдал за этим из своей пятой ложи. С одной стороны, ему не нравился весь этот бардак, который воцарился в театре после прихода новой директрисы. С другой же – это было ему на руку, так как все были заняты своими маленькими хлопотами, мелкими склоками и практически забыли о его существовании. Ему так нужно было спокойствие – и он его наконец-то получил. Но при этом он чувствовал, что его обуревает и ревность. Даже та маленькая шалость с повешенной крысой не возымела нужного действия. Бетани со своим холодно-надменным видом была куда более живее и реальнее, а, следовательно – и более страшнее для всех, нежели инфернальный и таинственный Призрак Оперы. Он чувствовал к Бетани уважение. Нечасто можно было увидеть не таких не то, что женщин, но даже и мужчин – сильных, отчаянных, готовых идти на все ради одной-единственной цели – пусть даже и эфемерной. Бетани была бы ему прекрасным и достойным соперником – если бы им было за что схлестнуться в смертельной битве. Сейчас же они шли примерно одной дорогой. Она пыталась восстановить «Дон Жуана»… Похвально…И он должен был бы ей помочь…Но…у него пока не было сил для этого. Для того, чтобы вернуться к этой опере, ему надо было бы вновь окунуться в ту пучину эмоций, а у него пока не было на это сил… У нее не получится.. У нее не получится, потому что она не знает, ЧТО такое его Дон Жуан. А без этого она не поймет ничего…
После ухода Кристины ему уже и не хотелось бороться за эту Оперу и он делал все только по инерции. Хотя...пусть пока все идет так, как идет…К чему-то это все-таки должно привести, не так ли? Все будет так, как должно быть...даже если это будет иначе…
Но у него еще есть надежда. Он будет ждать!
Сегодня он сделает еще один шаг к своей цели. Нет, даже не шаг, а прыжок. Он больше не будет просить и умолять. Теперь он потребует. И заставит.

«И меч в моей руке мутит струи потока.»

Глава 24.


- Месье виконт, - вошедшая служанка. – Приехал доктор Гаусс.
В комнату вошел маленький круглый человечек в тонком изящном пенсне на серебряном шнурке.
- Ну и кто тут у нас? – сладким голосом пропел он.
От неожиданности у Кристины самым вульгарным образом отвисла челюсть. Рауль недоуменно кашлянул. Доктор спохватился и покраснел.
- Э-э-э-э.. Простите меня… - он смущенно снял очки и протер их. - Я только что от баронессы Дебус… У нее klein сын страдает ночными кошмарами…Поэтому…Простите меня… Простите… - он снова нацепил на нос пенсне. – Итак, что же нас беспокоит? Простите…никак не могу подобрать слова… - доктор совсем запутался
- Герр Гаусс… Это моя невеста, Кристина Дааэ – пришел на помощь доктору Рауль.
Гаусс благодарно взглянул на него и поцеловал Кристине руку.
- Итак, - наконец-то смело сказал доктор. – О чем вы хотели рассказать мне?

Кристина глубоко вздохнула.
- Подождите, - остановил ее Гаусс. – Месье виконт, не будете ли вы столь любезны… Мне бы хотелось поговорить с Вашей невестой наедине…
- Конечно, - ответил Рауль, пытаясь скрыть неудовольствие. – Конечно, я буду ждать Вас в коридоре.

Рауль уже час в отчаянии мерил шагами коридор. Что же делать…Да, Кристина согласилась на встречу с доктором Гауссом… И это хорошо…Да, хоть это хорошо…Но Боже, почему же он сам никак не может вытащить ее из этой пучины отрешенности, в которой она сейчас погрязла. Неужели...и от этой мысли Рауль похолодел. Неужели она любит…того? И даже здесь..даже здесь ему не повезло. Ах, если б это был обычный человек… Да, да самый обычный человек…то он бы пришел к нему и поговорил..Но этот Призрак! Ах, он уже не испытывает нему ненависти..но ..скорее это досада..Досада на то, что он, даже из-под своей Оперы не может оставить их в покое. Кристина ездила к нему в Оперу. И потом она ничего не рассказывала об этом своем визите, как он ни расспрашивал ее. Что же там произошло?

Дверь скрипнула, и из комнаты вышел запаренный доктор. Он поманил Рауля пальцем.
- Итак, уважаемый виконт…Что я могу сказать…Случай тяжелый. Ваша невеста совершенно уверена в том, что ей являлся человек, который назывался ангелом музыки…И что не так давно в темном подземелье Оперы он заставил ее выбирать между ним и вами… Скажите, вы не в курсе…она в детстве не боялась подвалов? Ну, может там кто-то на нее выскочил, мышка, например?
- Что вы имеете в виду?
- Ну, бывает, что дети, напуганные резкими движениями…Вот сын баронессы Дебус утверждает, что у него под кроватью кто-то живет…А под кроватью у него живут разве только его носовые платки… Что-то же должно было быть причиной, что ваша невеста придумала себе воображаемого Призрака.
- Почему воображаемого? – удивился Рауль. – Он действительно существует!
Доктор внимательно посмотрел на него, снял очки, протер их и осторожно отодвинулся от виконта подальше.
- Ч-что ви хотить сказать?
- Кристина не придумала этого Призрака! Он действительно существовал…и до сих пор существует…
Доктор отодвинулся еще дальше.
- Герр виконт…я есть психиатр, а не экзорцист…Вам нужно обраться в Kirche… Святая вода… и так далее… Я не работать с призраками…а так же с оборотнями и вампирами…и даже с духом вашего прадедушки не смогу говорить…
- Вы не поняли… - нервно рассмеялся Рауль. – Он не призрак в точном смысле этого слова. Он живой человек. Просто он так себя ведет, он придумал себе легенду…и все думают, что он призрак. Но поверьте – он живой человек. Я в этом точно уверен.
Доктор надел очки и стал покусывать шнурок.
- То есть ваша невеста не сошла с ума? – озадаченно проговорил он.
- Конечно нет!
- Жаль…а такой интересный бы случай был…Коллеги бы обзавидовались бы – с сожалением проговорил он и вздохнул. – Ну да ладно, - спохватился он. – А зачем вы меня тогда вызывали?
- Мне нужно понять, что с ней происходит..И что делать дальше…
- Ну что происходит, что происходит – внезапно сварливо ответил доктор. – А то происходит, что избаловали вы ее своей опекой… Если то, что она рассказала - правда, то девушка внезапно оказалась любима и обожаема сразу двумя выдающимися мужчинами, один из которых весьма и весьма интересен…
Рауль смутился и покраснел.
- Спасибо…
- Я не про вас говорю, - сухо сообщил доктор. - …а второй, наоборот – давно знаком и вызывает доверие. И до сих пор она не уверена, сделала ли тогда правильный выбор. Это раз. А во вторых, она ни в чем вообще не уверена.
- Да, - кивнул головой Рауль.
- Вот это-то как раз и плохо…
- Очень?
- Ну, кому как…По мне – так нет. Только ради, Бога прекратите вы опекать ее каждую секунду… Так будет только хуже… Вы же этим только еще больше внушаете ей, что она в опасности, что на нее покушаются все, кому не лень…
- А как тогда быть?
- Так…во-первых, как я понял, она хористка из Оперы?
- Да.
- Ага. Вы собираетесь пожениться?
- Мы уже помолвлены.
- Давно?
- Еще на Рождество.
- Угу…и как свет отнесся к этому?
- Ну-у-у…. На удивление спокойно, я ожидал худшего… Понимаете, сейчас вообще среди молодой знати довольно свободные нравы, так что мои серьезные намерения быстро заглушили все слухи…Да и других скандалов в последнее время было много…Прецеденты опять же такие были, например, в 1825 году мадемуазель Менетрие, балерина, стала маркизой де Кусси. В 1832 году танцовщица Мари Таглиони вышла замуж за графа Жильбера де Войсин. В 1840 году Ла Сора, тоже танцовщица, вышла замуж за брата короля Испании. – стал вдохновенно перечислять Рауль - В 1847 году Лола Монтес, танцовщица, вступила в морганатический брак с королем Луи Баварским и стала графиней Лансфелд. В 1848 году мадемуазель Мария, танцовщица, стала баронессой д'Хермвиль. В прошлом году Тереза Хесслер, танцовщица, вышла замуж за Дона Фернандо, брата короля Португалии..."
- Я вижу, что вы хорошо подготовились, любезный виконт…Не трудно было запоминать такое количество имен и дат? – усмехнулся доктор
- Пришлось, - грустно вздохнул Рауль. – Надо же было как-то отбиваться от нападок пожилых ревнителиц устоев. Почему-то в штыки мою помолвку приняли именно добропорядочные матроны, а не их мужья.
- Ну…Хм… - кашлянул доктор. – Все мы грешны.. Поэтому нам, мужчинам, лучше лишний раз помалкивать. Мда… - судя по его взгляду, он погрузился в воспоминания.
- Но, на счастье, многие меня знали еще ребенком, поэтому питали достаточно нежные материнские чувства ко мне… В общем, ко мне отнеслись менее строго, нежели к кому-нибудь другому.
- Ну понятно, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось»…
- Что?
- Да нет, ничего…из фольклора пациентов. Значит ваш…как это по-французски…мезальянс, особого шума не вызвал.
- Да нет. Пара месяцев косых взглядом и перешептываний за спиной… И все. Переключились на других жертв.
- Ну тогда прекрасно…Как я понял, ваша невеста не стремиться блистать в свете?
- Нет.
- Ну и совсем ладушки! Там бы в любом случае ей косых взглядов еще как минимум год было бы не избежать. Пусть занимается, чем хочет. И если захочет снова петь – не мешайте ей. Пусть делает все сама и решает сама.
- И….если вдруг она захочет вернуться в Оперу?
- Так... – резко ответил доктор. Он повернулся спиной к Раулю. – Вы видите у меня за спиной маленькие крылышки?
- Н-нет – озадаченно ответил тот.
- Вот именно! – доктор поднял пухлый палец. – Я, к вашему сведению, психиатр, а не Амур. Я не порхаю по комнате – он в действительности попытался сделать несколько элегантных прыжков по коридору. Где-то за стеной грохнула упавшая на пол ваза. Доктор остановился и, наклонив голову к плечу с грустным видом прислушался к шуму. – и не пронзаю любовными стрелами сердца. Так что ваши проблемы взаимоотношений – попрошу увольте. Вашу невесту я вылечу. Но больше ничего не гарантирую.
- Хорошо – кивнул Рауль.
- Нет, не хорошо. А запомните это. Потому что если мадмуазель Дааэ внезапно обнаружит, что все это время любила не вас…
Рауль побледнел.
- …то, поверьте, мне вовсе не улыбается быть проткнутым шпагой в дальнем углу Булонского леса. – словно не заметив, как виконт переменился в лице, невозмутимо продолжил доктор. – Кроме того, опасения вызывают слова, которые она слышала в своем сне.
- Про время?
- Именно…Ваша же невеста никогда не имела непосредственного отношения к религии? Нет, я не имею в виду, монашеское служение..но в ее доме никогда особо пристально не изучалась Библия?
- Нет – покачал головой Рауль. – Там уж скорее рассказывались сказки, чем звучали псалмы.
- Тем более…Понимаете, Экклезиаст – совсем не то, что читают в салонах и оперных гримерных…Более того – его не так уж и часто можно услышать в проповедях… Скорее всего, память вашей невесты начинает непостижимым образом извлекать то, что она слышала или видела однажды…
- Это плохо?
- Ну..как посмотреть… Я бы, конечно не отказался от такого – мечтательно произнес доктор. – Но в ее состоянии – это излишний раздражитель. В минуты сомнений она будет постоянно прокручивать какой-то эпизод из своей жизни, пытаясь понять, правильно поступила..Будет отмечать малейшие детали и пытаться трактовать их в свете своего настроения… Повторяю, это – излишний раздражитель….
Отворилась дверь. В коридор вышла Кристина.
- Вы так долго разговариваете… - тихо сказала она.
- Все в порядке, дорогая – Рауль обнял ее. – Все в порядке дорогая…
Гаусс скептически поднял бровь.
- Доктор, что вы скажете обо мне? – обратилась Кристина к нему.
Гаусс кашлянул.
- Все в порядке, мадмуазель… У вас просто небольшая нервозность. Я пропишу вам успокаивающие…нет, лучше тонизирующие средства…и все будет замечательно. Вы не возражаете, если я еще несколько раз посещу вас. Поболтаем о жизни…поговорим о том, о сем…а?
- Конечно, месье Гаусс…я буде рада вас видеть.
- Да, спасибо вам за все… - Рауль обнял Кристину покрепче, но тут же под суровым взглядом доктора ослабил объятия.
- Ну тогда я к вам еще зайду. – доктор развернулся и, что-то напевая пошел к выходу. Рауль прислушался. Доктор явно выводил какой-то весьма фривольный мотив.

ГЛАВА 25

Мег сидела на перилах второго ряда партера и пинала носком пуанты соседнее кресло. На душе было паршиво. Все началось с того, что мама установила за ней строгую слежку. Непонятно почему и откуда, но она, кажется, прознала, зачем ее дочь бегает в подвалы. Теперь, где бы девочка не появлялась, перед ней вырастала строгая и непреклонная фигура матери. Только один раз та пробормотала что-то вроде: «Если бы ты знала все, то не делала бы этого». Мег долго потом пыталась добиться от матери, что же та имела в виду, но – увы! – мадам Жири умела надежно хранить свои секреты. Поэтому Мег переживала, мучилась и таскала у девочек женские романы, благо этого добра в Опере было полно. Директриса однажды нагрянула с обыском в спальню балерин (после того бунта она устроила настоящую муштру) и, обнаружив девочек с книгами в руках, побелела от ужаса. Правда, обнаружив, что это всего лишь легкое фривольное чтиво, она рассмеялась и даже забрала одну из книг с собой. Разумеется, по всеобщему закону подлости, это оказалась книжка Мег.
Теперь ей не оставалось больше ничего, как только сидеть в зале и с тайной надеждой коситься в район пятой ложи.
Хотя сегодня было куда посмотреть. Рабочие только что закончили монтировать декорации. Зрелище того, что сейчас было на сцене, заставляло неметь от восторга.
Бетани гордилась тем, что она сделала. Призрак тоже был удовлетворен. Еще никогда Гранд Опера не видела ничего подобного….
Занавес плавно переходил в кулисы. Словно адское пламя пылало, поднимаясь от будки суфлера все выше и выше и теряясь где там, наверху, в переплетении веревок и балок… Сцена приобретала невиданную глубину, казалось, что там – не десяток футов до ближайшей стены, а многие и многие мили…Нереальность и реальность одновременно спелись в тугой клубок восхитительного зрелища …

- Вы видите это? Нет, вы видите ЭТО? – восторженно спросила стоявшего рядом с ней человека.
- Вижу, - прозвучал знакомый унылый голос. - Отвратительно, не правда ли?

Бетани, вздрогнув, обернулась. За ней стоял Гриф и грустно сморкался в свой неизменный платочек, с обреченным видом глядя на кошку.
- Несомненно, у нее есть блохи.
Кошка протестующе фыркнула. Бетани опешила. Гриф же все так же невозмутимо-уныло продолжал:
- А между прочим, кошачьи блохи могут переносить страшные болезни… Например, чуму.
- Месье Гриф… - не менее обреченно ответила Бетани. – Чуму переносят крысы..
- Вот именно…Вот именно… А кошки едят крыс. Вывод – кошки переносят чуму посредством съеденных крыс…
- Месье Гриф…Я уверяю вас…Моя кошка не есть крыс. Ей поставляют свежую рыбу.
- Но все равно, я смею надеяться, что когда я помру, Гранд Опера удостоит меня хотя бы скромным памятником.
- Месье Гриф, я обещаю вам мавзолей как у Густава Дааэ! - Бетани тихо, но настойчиво отодвигалась от Грифа.
- Мне бы хотелось, чтобы цветы приносили на мою могилу хотя бы раз в неделю! - было последнее, что она успела услышать.

Бетани пулей вылетела из Оперы, даже не обращая внимания на поползновения Фирмена и Андре остановить ее. Еще минута – и она бы придушила Грифа прямо там, в зале. Это было бы совсем просто – вот так: взять его тонкую шею в железные тиски пальцев и сомкнуть их. И все… А можно было бы и пристрелить его. В ее кабинете, в шкатулке из красного дерева, покрытой замысловатой восточной резьбой и инкрустацией из полудрагоценных камней – дорогом подарке дяди-полковника колониальной армии – в одном из отсеков которой мирно дремала сытая гадюка… да, именно там, во втором отсеке, лежал револьвер. Тоже подарок старого полковника. И даже более ценный, чем шкатулка. И вот взять этот револьвер, приставить его ко лбу этого нудного месье Грифа… И спустить курок…
Бетани тешила себя этими кровожадными мыслями, представляя себе в мельчайших и самых красочных деталях каждый эпизод душегубства. И постепенно успокаивалась. Она уже перешла на шаг и стала оглядываться по сторонам. В этой части Парижа она еще не бывала. Хотя…Нет, несколько раз она проезжала мимо в экипаже, как всегда куда-то торопясь… Куда-то торопясь… В последнее время она торопится…Все время торопится. Она урывает от всего по кусочку, она не успевает ни во что вникнуть… Она не может даже насладиться своим триумфом – даже тем малым, что наконец-то ей удалось… Куда же она спешит? Чего же она хочет достигнуть, если оставляет за своей спиной самое главное – Жизнь?
Бетани шла мимо церкви святой Мадлен. Внезапно она замедлила шаг. Может, войти? Зачем? Она и сама не знала. Просто безотчетное желание. Она подошла к дверям.
- Вам не стоит этого делать, – прозвучал за ее спиной глухой голос. Она обернулась. В тени стены стоял мужчина в монашеской рясе. Лицо его скрывал капюшон.
- Что вы хотите сказать? – холодно спросила Бетани.
- Только то, что вам не стоит сюда входить.
- Разве? Разве двери храма Божьего не открыты для всех? – в голосе ее прозвучала ирония. Но по спине скользнул холодок.
- Да, для всех… но не для вас…
- Хм… - неужели то, что она сделала тогда, так страшно? – А если...если я хочу исповедоваться?
- Вы не сможете исповедоваться в этом грехе.
- То есть?
- Потому что то, что вы считаете грехом, на самом деле вы не совершили.. А то, что вы сотворили, вы не ведаете.
- Так…Вы…сошли с ума? – догадалась Бетани.
- Не более чем вы - даже в темноте она поняла, что человек под капюшоном улыбнулся.
- Кто вы? – спросила она. Если он ей сейчас не ответит, то ей-богу, она сорвет с него этот чертов капюшон. – Вы…Призрак Оперы?
- Кто? – удивился человек. – Нет. Вовсе нет…Я душа этого храма.
- Снимите капюшон, – твердо потребовала Бетани.
- У души нет лица, – спокойно ответила тень. Да…теперь Бетани поняла, что это была всего лишь тень… Поняла, что под капюшоном – пустота. Ей стало страшно. Но она взяла себя в руки.
- Но…что я сделала? Почему я не могу войти в церковь? Что происходит? Что я такого натворила?
- Вы всего лишь привели в Париж дьявола, - прошелестела тень.
- Кого? Кого я привела в Париж?
- Дьявола – терпеливо повторила тень. – В тот момент вы не ведали, что творили. Но – увы -..это произошло…
- А…
- Нет… Вы этого уже не увидите. Идите, мадмуазель Ковенант. Идите с миром.
Бетани словно во сне, вышла из портика церкви. Она не оглядывалась. Она знала, что человека в рясе за ее спиной уже нет.
Кого же она привела в Париж?

ГЛАВА 26. в которой все дороги ведут в ….


На город снова опускалась ночь. Сена темной шелковой лентой извивалась между черных набережных. Дом инвалидов, как и каждую ночь, стремился насадить на свой шпиль луну. Крест лопастей Мулен Ружа призывно звал к себе все новых и новых грешников. В общем, совершенно обычная ночь. Для всех парижан, то не для семи человек, которых в этот час рок влек друг к другу.

Бетани курила одну сигарету за другой. На столе громоздились неопрятные кучки пепла. На полу и на полках валялись смятые, разорванные и опаленные огнем листы бумаги. Сломанные гусиные перья были воткнуты в любую мало-мальски подходящую для этой цели щель. Черная вальяжная кошка мрачно взирала на все это безобразие из кресла. Змея, наполовину высунувшись из шкатулки, мирно дремала. Только иногда судорога пробегала по ее блестящему гибкому телу. Сама же Бетани ходила кругами по комнате, периодически останавливаясь и встряхивая головой.
Все изыскания в библиотеке ни к чему не привели. Более того – они запутали ее еще больше. Все эти философские трактаты…Все эти литературные первоисточники…Все существующие интерпретации этих – двух! – легенд…. Она была в тупике. Просто в тупике. Более того - самое поразительное было в том, что никто из актеров не помнил финала! Мистика? Или…или то, что в финале по-настоящему принимали участие лишь три человека – Пъянджи, Дааэ и сам Рейер? Один из них уже мертв, вторую невозможно достать никакими усилиями, а третий всячески открещивается от того, что он может что-то помнить. Ну да…в тот вечер на сцене был еще и четвертый человек – сам автор… Бетани мрачно усмехнулась. Да…он там тоже был… Но он отказал ей! А второй раз она уже не будет просить его ни о чем. Даже одного раза для нее было достаточно.
Но все-таки…кто же этот его Дон Жуан?

Мег тихо выскользнула из своей кровати и на цыпочках прошла к выходу. Осторожно потянула на себя дверь. Она отворилась совершенно бесшумно. По лицу девочки скользнула торжествующая улыбка – не зря она вчера весь вечер тайком смазывала дверные петли утащенным с кухни маслом! Она выглянула в темный коридор – никого не было. На всякий случай, Мег подождала еще десять минут, прислушиваясь в дыханию девочек в комнате и к безмолвию коридора. Все было в порядке. Она глубоко вздохнула и тенью выскользнула из спальни.

Мадам Жири проснулась, словно от толчка. Она почувствовала опасность. Словно на это здание вместе с ночью опустилось Зло. Она резко села в кровати. Не в ее привычках было разгуливать по ночам по Опере. Тем более, после того случая…. Но сейчас она поняла, что должна пойти. И даже знала, куда.

Мег тихо шла известным только ей путем по направлению к тайному ходу, которым она столько раз проникала в его жилище. Хотя нет – этот путь был известен только одному человеку, которого она сейчас боялась больше всего на свете – ее матери. Поэтому девочка то и дело останавливалась и прислушивалась к тишине. Но коридор молча хранил тайну ее присутствия. Только один раз ей показалось, что за ее спиной мелькнула какая-то тень. Она оглянулась – но в темноте никого не было. И она продолжила свой путь.

Бетани упала в кресло, смахнув недовольную кошку на пол, и застонала в отчаянии. Что же делать? Голову словно сжимали в раскаленных тисках. Что же делать? Что-же-делать?
Завтра-послезавтра приезжает Анжелика Саваж. И в то же время уже нужен будет финал…
Что же делать?

Призрак стоял перед манекеном Кристины.
- Ну что же, - тихо шепнул он. – Пора. «И меч в руке моей мутит струи потока»

Бетани в отчаянии отшвырнула скомканные листы в сторону. У нее ничего не получалось.
Она встала и подошла к зеркалу.
- У тебя ничего не получается – сказала она своему отражению.
И отражение кивнуло.
И в этот момент разум Бетани окутала пелена тумана.

Мадам тихо шла по коридору. Темнота ей не мешала. Она прекрасно изучила этот путь за долгие годы, и знала, что опасаться здесь стоит не крыс или тупиков, а одного-единственного человека. Поэтому она предусмотрительно держала на уровне глаз согнутую руку. Рука затекла, мадам морщилась от боли, но терпеливо продолжала свой путь.

Мег остановилась перед железной дверью, которая отделяла подвал Оперы от Его подземелья. Она еще раз прислушалась. Нет, никого не было. Затем дрожащей от ожидания рукой коснулась кольца, которое вместо ручки было вделано в металл…
И тут сзади ее шею сдавили железные пальцы.
- Большое спасибо, - хрипло шепнул в ухо голос, от одного звука которого девочку парализовал ужас.

Кристина ложилась спать. Совсем по-детски завернувшись в одеяло, она не слышала, как за ее окном метнулась черная тень и нажала на угол рамы.

Рауль поднял голову. Ему показалось, или его кто-то позвал? Он встал и вышел в темноту коридора. Почувствовал на горле чьи-то стальные пальцы, а на лице – ткань с резким запахом.
- Раз, два, три , четыре… - шепнул ему в ухо до жути знакомый голос. И Рауль погрузился во тьму.



Фухххх....(*вытирает лоб платочком*)

Елена, я с запозданием хочу высказаться по поводу Ваших рассказов (прочитала их позже всех... тормоз тоже механизм, как говорили в школе :)) Так вот. Это великолепно! В некоторых местах - страшно признаться - слёзы на глаза наворачивались! А ещё что-нибудь есть? (*угу, и таблеток мне от жадности*) Пошла распечатывать новые главы и ставить на стол табличку "Не беспокоить!"