Гость Juliette

А я первым делом поскакала к телефону – звонить папе. Даже вафлю по пути выронила. Я только что пришла из вуза и обедала, но включив телевизор и въехав в курс событий, сразу заволновалась. Чувства были примерно как 11 сентября, когда небоскрёбы в Нью-Йорке горели. Я и тогда не сразу поняла и не сразу поверила: долгое время не могла даже подумать, что это не фильм, а реальность.

Последний Звонок у меня прошёл так же – с маленьким эксцессом :-) Как всегда, составили сценарий, всё отрепетировали...и запомнили, что после того, как заиграет такая-то музыка, мы – все три 11-х (два технических и наш гуманитарный), в общей сложности 69 выпускников – должны встать со своих мест и подняться на ступеньки сцены (она у нас большим полукругом, с пятью или шестью высокими ступенями по всей полуокружности). А подняться за тем, чтобы запеть. У нас есть ряд традиций:
1) Петь хором нечто вроде попурри или сочинения учителей по лит-ре и музыке
2) Играть спектакль через 2 часа после церемонии Последнего Звонка
3) Петь на выпускном (но не то, что на Последнем)
Так вот. Зазвучала музыка, все ррразом так поднялись и уверенно двинулись в сторону сцены, благо, сидели в паре шагов от неё. И вот, когда часть нас уже смело покорила среднюю ступеньку, кто-то развернулся и увидел огромные глаза всех трёх классных руководителей, которые мало того, что чуть не выронили все листки с речами и поздравлениями, но ещё и растерянно трясли причёсками, потому что, оказывается, мы вышли не тогда, когда от нас требовалось. Выйти мы должны были после второго раза, как эта музыка зазвучит, а мы, конечно же, выперлись на первый. Ну так не вопрос! Все неформально развернулись и пошли обратно на стулья.

Про псевдонимы вопрос тоже стоял :-) Долгое время меня нещадно дразнили – из-за привитых мне мамой с папой жизненных ценностей «малышей не обижать, любить зверят». Так что самое первое в моей жизни прозвище было Святоша. Оно появилось в 1-м классе и преследовало меня два года.
Потом появилась другая кличка (в 5-м классе) – Кудря. Между прочим, 5 первых букв моей фамилии (но полностью я не Кудряшова! Хотя мне постоянно новенькие учителя и практиканты присваивали именно Кудряшову).
Дальше – в первый свой год в лагере – я стала 101 Далматинец. Была у меня любимая футболка – ярко-малиновая с этими симпатичными мультяшными мордашками, цветочками и бантиками. К слову, футболка была белорусская, а выкинула я её только на прошлой неделе и то только потому, что она уже разлезлась по швам. Правда, выкинула не в мусорник, а в диван – на тряпочки. В мусорник жалко было. Она – внимание! – за 9 лет нисколько не полиняла и не выцвела, а лишь чуточку растянулась. Тогда я была довольно мелкая, но с годами-то росла :-)
Как меня назвали ещё?... Полностью, по фамилии. Было обидно, так как называли так недруги и козлы. И часть «дря!» из их уст звучала просто кошмарно.
Ещё я была Художка (не оскорбительно, так как звали меня так с уважением. Назовёшь с другой интонацией, скажу «нет» и фиг, кто тогда что нарисует! Больше было некому). А ещё – Товарищ. А вот папа звал меня Ёжик и Блохастик (Подружки! Абсолютно безосновательно!) и по-прежнему так зовёт.
Когда все три параллельных класса расформировали и сложили по-новому, появились 10-е: два технических и наш гуманитарный, как то полагалось по правилам полного среднего обучения. Все придурки ушли в технари, а гуманитарии (оставшиеся наши и пришедшие из других классов) оказались добрые и хорошие люди. И я стала просто Юля, как меня по паспорту и зовут, а ещё – целая Юлия Валериевна, как в том же паспорте значится. А когда я поселилась в Интернете, то стала Жюльетт.
Поначалу я называлась Жюли, и мне это очень нравилось, а потом, в феврале 2004-го, в одном чате я познакомилась с молодым человеком по имени Жюльен. Он потом – почти через пару дней - нашёл меня через нашу общую знакомую, содержащую в и-нете тот чат. И поскольку сошлись мы тогда как поклонники “Romeo et Juliette”, то быстро подружились и в последствии проводили целые вечера и даже ночи, разговаривая и разговаривая. Поначалу – о мюзикле, а потом – обо всём на свете. Так он стал называть меня Жюльетт.
Если вам когда-нибудь захочется конца какой-нибудь красивой и долгой истории , но пожалуйста, я расскажу. Потому что наша история длилась 8 месяцев, а потом оборвалась. Он всегда был влюблён в Сесилию Кару, а со мной дружил, и когда у него на работе появилась новая сотрудница – похожая и на неё, и на меня – он объявил мне, что влюблён, и мы, побеседовав ещё четыре часа, расстались. Это была ночь моего восемнадцатилетия – 24 сентября. А он забыл. Ей было 23, а ему исполнилось в июне 27, поэтому… Что ж…
Вы знаете, что я плачу нечасто. И тогда я тоже не заплакала. Просто легла спать, а утром проснулась, что-то пожевала, вскинула на плечо сумку и пошла на занятия. Всё было, как всегда. Папа уже тогда жил в Подмосковье, а маме я рассказала вечером. С того дня она всё спрашивала, как я, а я отвечала, что в порядке. В Интернет я не выходила.
И вот на пятую ночь я решила возобновить всё, как было. Кликнула на соединение, модем зашуршал и подключился. В моём ящике обнаружилось много новых писем, но ни одного – от него. Я грустно вспомнила: «Ах..да…», и настроение, такое прекрасное накануне, ушло. Никогда ещё я не чувствовала такой пустоты. Я слишком к нему привыкла, слишком привязалась. Даже, наверное, сильнее, чем было бы нужно.
У меня есть и-нет подруга – Аня, с которой мы общаемся уже очень давно и поддерживаем друг друга в любой момент жизни. Я не писала ей уже с неделю, и тут решила рассказать, что за это время изменилось. У меня много всего тогда произошло: я на «отлично» сдала зачёт, из Москвы вернулась моя одногруппница, мой кот нашёл под креслом десятирублёвую бумажку… А потом я напечатала: «И вот ещё что…», и начала рассказывать ей всю историю от начала и до конца. Мне многое нужно было написать: о себе, о Жюльене, о ревности его младшего брата, которому я очень нравилась и который из-за этого постоянно старался обратить на себя моё внимание; об их сводной сестричке Саре и о том, как мы с ней болтали и как она рассказывала мне, что происходит у них в семье; о гневной реакции их отца на новость о дружбе сына с «какой-то русской» и об обвинениях и оскорблениях, которыми этот папочка заваливал меня сполна; об этих восьми месяцах; об этой девушке; и об этом «прощай» в мой день рождения, о котором он даже не вспомнил. На письмо ушло четыре часа, а может быть, и больше. А когда я закончила, рядом стояла мама. Она стояла уже долго, а я её не замечала. Было очень поздно. Она обняла меня, я уткнулась ей в грудь. Правая рука у меня сжалась в кулак, а я так и не ударила им ни в стол, ни в шкаф…просто сотрясла душный ночной воздух, хотя, видит Бог, мне ничего так тогда не хотелось, как ударить кого-нибудь, что-нибудь, неважно, что; лишь бы просто ударить, чтобы этому «кому-то» или «чему-то» стало больно. Она сказала мне тихонько: «Поплачь…Поплачь.», и меня прорвало. Первые слова были: «Подонок... Да как он мог?!...» Его троюродный брат сказал верно: «Он тебя предал». Потом я поняла, что это действительно было так.
Прошёл месяц. Прошёл второй. А спустя ещё неделю он снова появился. К тому времени я была уже сравнительно спокойна, но вспоминала о нём иногда. «Ромео и Джульетту» я смотреть перестала. Не потому, что мне приелось, а потому, что слишком уж сильно эта история вошла в мою жизнь и нужно было выкорчевать её немного. А ещё потому, что слишком уж сильно эта история напоминала нашу. И вот он появился и сказал мне «привет». Я ответила не сразу. А когда ответила, он включил веб-камеру, и я его не узнала. Он похудел и переменился в лице. Возлюбленная оказалась меркантильной дурой (о чём я узнала уже давно, от того самого троюродного брата), а перед ним возникла ещё и проблема: девушка забеременела, и он не знал, что делать. А ещё оказалось, что сейчас он был в родном городе. Его младший брат уехал из Парижа в тот же день, когда узнал, что мы попрощались, и что писал мне письма на наш секретный ящик, а ответа не получал. Да, действительно, я не заходила в тот ящик с того самого дня. И я просто не знала, что Дамиен (да-да, его младшего брата и звали также, как Сарга, а был он очень красив, и нравился бы мне, не будь таким вздорным и импульсивным) это делал. А он думал, что я просто не хочу отвечать и что во всём виню его. Ведь это именно Дамиен устроил к ним в офис ту злополучную девушку. Поэтому он однажды взял и написал мне последнее, прощальное письмо. И в тот, тайный, и в мой обыкновенный ящик. Я получила его с опозданием. Письмо было спокойное, безмятежное; он попросил его простить и обещал больше не беспокоить, а в конце написал “ Je t’embrasse bien fort et te dis que je pars. On reverra un jour de nouveau quand la nouvelle etape commence. Je ne suis pas devenu ton Romeo, mais je le serai. Je veux que tu saches – tu etais et tu resteras quelqu’un de tres special pour moi. Pour toujours”. Я прочла и порадовалась за него. Уехать – это всегда хорошо. А на самом деле он не уехал. Он ушёл. Написал это письмо, отправил его. Потом взял снотворное и проглотил все таблетки до единой.


Я выслушала и ничего не сказала. А потом он начал обвинять меня во всём. Что если бы я не сказала «прощай», он бы забыл о той девушке и остался бы со мной; что это я во всём виновата; что из-за меня погиб Дамиен и что если бы меня не было, всё было бы не так, как теперь; и что нам всем было бы от этого легче. Потом у него началась истерика, и это было страшное зрелище, когда взрослый мужчина не знал, куда деть руки, когда не контролировал себя, когда в явном отчаянии начинал снова и снова обвинять, а потом резко обрывался и смотрел прямо в камеру, теряясь, что дальше делать и что говорить. И когда он, наконец, умолк, я, почти ничего не ощущая, как дерево или как совершенно посторонний человек, почему-то полностью нейтральная, сказала: «Va-t-en». Он не понял, не ожидая такого ответа. Как это «убирайся», после всего, что было, после всего, что случилось, после всего, чем мы были когда-то. А я повторила это. А потом ещё раз, и ещё. Он что-то начал про Ромео, про Джульетту, а я оборвала его, взяла микрофон, по которому мы говорили когда-то, подключила его и сказала: “Romeo et Juliette”, c’est fini. Meme moi, je l’ai compris. Va-t-en. Je ne veux plus rien savoir. Ni de ce temps, ni de toi. Laisse-moi, et va-t-en”. Жюльен помолчал, потом тоже подсоединил микрофон, и я услышала голос, по которому сильно скучала не так уж и давно. Наверное, он не придумал ничего лучше, а может быть, просто насмотрелся дешёвых мелодрам, но он сказал: “Moi, je ne veux pas s’en aller. Je t’aime”. Странно, но я только подняла бровь, пожала плечами – он видел это – и ответила: “Ok”. После этого я закрыла диалоговое окно и заблокировала его адрес навсегда.

От его троюродного брата я узнала, что он женился на той девушке из-за ребёнка, и что несчастлив. Троюродный брат живёт в Лионе, носит полудлинные волосы и часто смеётся. А я остаюсь Жюльетт, и все мои интернетовские знакомые зовут меня именно так. Никому из них я не говорила, откуда это имя, почему. Хотя они спрашивают. Я улыбаюсь и говорю, что мне так просто нравится. И мне действительно нравится. Потому что Жюли на свете много, а Жюльетт – меньше. А ведь это здорово быть не очень похожей на большинство :-) Жюльену я, несмотря на всё, благодарна. Без него я бы не знала французский язык лучше, чем узнала с ним, а ещё с кем бы я разговаривала ночи напролёт о мюзиклах и о жизни. Всё, что ни происходит, к лучшему. Помните об этом и никогда не теряйтесь ;-)