Вау!!! Я просто чуйствую себя создателем мексиканского сериала! Бли-и-ин… Еще раз прошу прощения, что нисколько не работаю над описаниями и характеристиками и совершенно не слежу за речью. Просто набиваю сразу начисто, а то потом запарюсь переделывать и вообще плюну и никогда не закончу. Вот как все сделаю, соберу в один файл и начну отшлифовывать. А пока – сюжетная линия и диалоги. Хотя я примерно делаю пометки, где надо будет потом расширить текст.
Кроме того, прошу у всех прощения, давеча в полуночном бдении попутала имена и фамилии директоров в третьей главе. Позорищщщще…
.И никто же не указал! Изменения уже внесла…
Итак…поползли. Глава навеяна прочитанными вчера мыслями о Карлотте в треде «Призракоманы, кто вы?» (блин…все обещаюсь характеристику написать, но тут засосало болото рассказа…) и несогласием с некоторыми позициями…
Поэтому отойдем немного в сторону от главных персонажей (однако..как-то я Призрака и Кристину совсем забросила…надо будет извлечь их на свет Божий), и перейдем к ….
Главе IV В которой тяжелые мысли одолевают двух женщин.
Карлотта закрыла глаза и вздохнула. Сколько времени прошло? День? Два? Неделя? Месяц? Она не знала… Долгие безумные тяжелые ночи…не менее мрачные дни… Она не понимала ничего..И не могла понять… Когда это началось? Да, наверное, именно тогда, когда в Опере стали происходить какие-то непонятные, таинственные вещи. Все сразу стали шептаться о Призраке, о таинственном оперном духе. Балетные девочки…Карлотта тихо рассмеялась. Глупые балетные девочки стали придумывать разные легенды. И о том, что это композитор, который продал душу дьяволу, и о том, что это привидение великого певца, покончившего с собой от несчастной любви, и о том, что в Оперу перебазировалась часть духов из переполненной призраками Бастилии… Легенды, легенды, сказки… Реальность оказалась гораздо более жестокой… Реальность обрушилась на нее тяжелым задником из «Ганнибала». Реальность лишила ее голоса на «Немом»… Реальность швырнула на зрительный зал люстру и обрушила Оперу в огненный ад… Реальность убила Пьянджи… Пъянджи… Карлотта мечтательно удыбнулась…
Когда она познакомилась с ним? Да…давно..совсем давно.. Еще молоденькая девочка, она приехала в Париж… Ей повезло, да, каким-то чудом, ближайшим другом тогдашнего патрона Оперы оказался ее знакомый. Он и порекомендовал прослушать ее как певицу. Ну, просто так, на будущее. Да и, скорее всего, просто, чтобы отвязаться от так некстати появившейся знакомой девчонки. И тут второй раз произошло чудо. Примадонна Анна Валери в этот же самый день объявила, что выходит замуж и уезжает в Англию. И Карлотта, пятнадцатилетняя Карлотта так наивно-чисто смотрела своими широко распахнутыми еще совсем детскими глазами на великую певицу, что та улыбнулась и предложила спеть. «Casta Diva».. Да, в тот вечер, перед полупустым залом Карлотта пела «Casta diva»… Божественные звуки поднимались все выше и выше…Они сжимали сердце в тугой комок, они заставляли слезы подступать к горлу, они были…они были ангельским пением… Карлотта пела и не верила сама себе…Неужели это она?
Анна подошла со слезами на глазах и поцеловала ее.
- Девочка, тебя ждет большое будущее. Я верю в тебя. Когда-нибудь я приду посмотреть на твой триумф.
Анна так и не пришла. Через два года она умерла. Карлотта никогда больше не пела «Casta Diva». Она вообще больше никогда не пела прекрасных арий из великих опер. Теперь здесь ставили что-то комическое или что-то помпезное, но никогда – красивое и великое… Словно с уходом Анны ушла частица Истины, Красоты и Доброты.
Триумфальный взлет Карлотты, ее успех, благословение самой Анны
Валери– все это имело и оборотную сторону. Завистники, злопыхатели, да и просто обыватели все время сравнивали ее с Анной. И разумеется, не в пользу Карлотты. Она не знала, что ей делать. Она рыдала по ночам в подушку. Она вздрагивала от каждого резкого звука. Она дрожащими руками разворачивала утренние газеты, зная, что сейчас с их девственно-белых страниц на нее польется поток грязи. Она была на грани отчаяния.
И тут появился он. Пьянджи. Он приехал в Париж не просто так. Пьянджи был уже известным певцом, и тогдашние директора буквально на коленях упросили его приехать в Оперу. Тогда он был молод…строен…ну, не совсем…но тем не менее…. И в тот вечер они пели вместе. Что это было? Она уже и не помнит. Что-то вроде того же самого «Ганнибала»… Кажется, что-то про Клеопатру… Разумеется, Клеопатрой была Карлотта. Антонием был Пьянджи. В тот же вечер он опустился перед дверью в гримерку на колени и сказал, что за такую Клеопатру он готов отдавать свою жизнь хоть каждый час. Впервые девочку признали. Именно такое признание ей было нужно – тихое и очень искреннее. Пьянджи стал ее верным пажом. Он одобрял каждый ее шаг, любой ее поступок. Они поделили роли и стали играть их в жизни. Ах, если бы это видели газетные критики! Тогда бы они признали, что Карлотта Гвидичелли и Убальдо Пьянджи – величайшие актеры в мире! Но – увы – самые великие актеры - именно те, игру которых никто не знамечает.
И именно тогда Карлотта поняла – если все говорят, что она не способна быть второй Анной Валери, что ж, тогда она будет Карлоттой Гвидичелли. Она будет другой. И они - слышите, они все! – полюбят ее такой. Они должны будут ее полюбить такой. У них просто не будет другого выхода.
Так родилась капризная примадонна. Сначала все экскапады старательно продумывались в тишине бессонных ночей, потом стали импровизироваться на ходу…а потом..потом…да, в какой-то момент Карлотта поняла, что она больше уже не играет. Она стала такой. Она стала грубой, взбалмошной, капризной, неестественной… Но ее любили! Она стала нервной и агрессивной… Но ей поклонялись!
Но она понимала, что, приобретя поклонников, она потеряла себя. Как-то раз, спустя десять лет, она вновь попыталась спеть «Casta Diva». Одна, в тишине своей гримерки. И поняла, что никогда больше не сможет петь так, как раньше. Что для нее нет больше опер. И ее больше нет для оперы. Для буффонады, помпы, показухи… но не для настоящей оперы. Никогда, никогда она больше не сможет петь по-настоящему, всем сердцем, всей душой, как пела в тот день перед Анной Валери… Просто не сможет…
Только раз, один раз она услышала то, что хотела бы исполнить сама. Но тогда в первый раз в жизни она находилась не на первых ролях, а в массовке… Тот самый так и не доигранный «Торжествующий Дон Жуан»… Эта музыка перевернула все в ее душе… Ах, если бы тогда все закончилось по другому! Она бы приползла на коленях и упросила – да-да, упросила, любыми мольбами и унижениями – только один-единственный раз спеть в этой опере. Спеть, чтобы освободиться. Спеть, чтобы стать прежней Карлоттой. А потом уехать. Навсегда.
Но, увы… То, что могло стать ее освобождением, стало ее гибелью. Потому что со смертью Пьянджи умерла последняя частица той маленькой девочки, которая еще жила в душе Карлотты, которая и была ее душой. Убальдо больше нет…Нет ее верного рыцаря, нет человека, который безропотно сносил любые капризы, нет того, перед кем она могла быть предельно честной и искренней, быть хоть отчасти, насколько осталось, сама собой…
С того памятного момента пылкого признания прошло двадцать семь лет. Они постарели, изменились… но продолжали играть в ту же самую игру. Взбалмошной девчонки и верного пажа. Только теперь она должна доигрывать в одиночестве….
Странно..как громко тикают часы… Но ведь у нее нет часов…. Что это? Ах, да, в дверь кто-то стучится…Кто же это? Надо открыть…
В дверях стояли люди… Какие-то люди…Кто они? Ах, да…Это же господа Фирмен и Андре…
- Добрый вечер, господа.
…Да, надо что-то сделать…Надо махнуть рукой, улыбнуться…. Надо крикнуть или съязвить..как она делала это раньше… Но просто нет сил… Нет желания и сил…. Нет… Ничего больше нет…. И никого… А кто эта женщина рядом с ними? Красивая…красивая… и такая молодая… В трауре…. Почему она в трауре? Или нет.. это просто черное платье…просто черное платье…просто… Никто не носит траур, это просто Карлотте так кажется…. Ей часто в последнее время кажется…
- Госпожа Карлотта Гвидичелли…. Мадмуазель Бетани Ковенант, будущая владелица Оперы.
Бетани пристально смотрела на Карлотту. Ее мужской логический ум совершенно точно понимал, что примадонна вышла из игры. Теперь это раздавленная слабая женщина. Кто бы мог подумать, что еще месяц назад вся Опера дрожит в страхе от ее капризов. Что же здесь произошло, черт побери? Какие силы обрушились на эту Оперу? Кто смог сделать такое? Бетани вдруг почувствовала уважение к этому человеку. Или как они там называли его, Призраку? Интересно, кто же он? Надо прощупать почву, надо узнать. Если он действительно существует, то надо склонить его на свою сторону, если же нет…что ж, легенды подчас имеют гораздо большую власть, чем реальные люди.
А вот, что делать с примадонной…. С одной стороны, на нее нельзя делать ставку. Но с другой… Она все-таки дива, ее имя собирало кассы и должно собирать кассы теперь. Так что придется пока понадеяться на нее. Придется заставить ее выступать. Как угодно. Чем угодно. Пока это не будет неугодно.
Рыжеволосая женщина рассеянно потрепала свою черную кошку за ухом. Та благодарно зевнула, обнажив острые белые зубы. Карлотта посмотрела на кошку…Где-то же и ее песики…Где они? Кто их кормит? Куда они подевались? Она оглянулась, ища взглядом собак. Куда же они делись? Кис-кис…нет собак же зовут не так, а как?
Бетани недоуменно вздернула бровь, наблюдая за тем, как у Карлотты затуманился взгляд, и она стала напряженно вглядываться в полумрак комнаты. Мда… с примадонной явно творится что-то не то… Тем более нужно как можно скорее брать инициативу в свои руки. У кого, они сказали, большая часть акций?
Но тут в плавный ход ее мыслей вклинился месье Фирмен:
- Мадмуазель Ковенант, хотите ли осмотреть ваш балет?
- С удовольствием. Но мне же сказали, что девочки должны отдохнуть до вечера. А до вечера мне необходимо чем-то заняться…
- Мы были бы рады пригласить вас на обед.
Андре попытался что-то возразить, но Фирмен очень удачно наступил ему на ногу. От глаз Бетани не ускользнули телодвижения директоров, она внутренне посмеялась, но ответила совершенно серьезно
- С превеликим удовольствием. Тем более, что мне хотелось бы кое о чем вас расспросить…
…Сгущались сумерки. Бетани уже вернулась в свою гостиницу и сейчас обдумывала все, что сегодня увидела и услышала.
На душе у нее было неспокойно. Такое ощущение, что она упустила что-то важное. И как-то некстати вдруг полезли в голову мысли о прошлом. Странно… она же давно их изгнала, перестала даже думать об этом…вспоминать…о нем. В высшей степени странно. Она подошла к окну. Там, в сгущающихся сумерках…в самом конце Авеню Оперы высилось монументальное здание Палас Гарнье. Странно..странно… Что-то в этом здании не то…Почему-то именно сейчас оно навевает на нее тоску. И мысли…Мысли…Самое страшное – мысли о прошлом… Нет! Она была права! Она была совершенно права! Она всего лишь сделала то, что должно было произойти двадцать пять лет назад. Она взяла то, что принадлежит ей по праву. И принадлежало всегда!
Кошка зашипела и метнулась в сторону. Бетани, спотыкаясь, прошла в ванную. И, вздрогнув, остановилась на пороге. Зеркало. Опять зеркало… опять это лицо…опять он…Он… Невозможно…Нельзя…Немыслимо…Ни за что…Никогда…Все кончено…Навеки! Осколки брызнули на пол, обнажив голую беззащитную раму. Бетани стояла, разглядывая окровавленные руки. Она только что разбила кулаками зеркало… Нет. Надо держать себя в руках. Как сегодня утром, в зеркальной галерее в Опере. Так нельзя. А то начнутся сплетни, слухи…Кто-то заинтересуется таким поведением, и тогда… Нет, вряд ли вся правда всплывет наружу, да и никто ничего не сможет доказать…Но не стоит даже давать пищу размышлениям. Она обмотала кисти рук платком и вернулась в комнату. Синева вечера за окном притягивала ее. Что-то происходит…Что-то происходит… Что? И где? Там…несомненно, там, в Опере гнездится что-то опасное для нее, что-то, что сейчас набирает силу, что начинает сворачиваться в тугой клубок. Но что? Непонятно… И, Боже, почему же в голову так настойчиво лезут мысли о прошлом?!!!