Journalist , спасибо большое!!!
Выкладываю еще одну толькочтонаписанную главу
Little Viper внимание! на горизонте появляется гадюка
Глава IV. В которой...ну не знаю..в которой рассказывается история смерти.
Родерик вздохнул и закрыл глаза.
- Хорошо…. Вы хотите услышать мою историю? Что ж… Я не хотел ничего говорить и не хотел ничего рассказывать… Я просто хотел начать жизнь с чистого листа. Увы - это, кажется, так и не получилось. Прошлое странным образом пришло за мной… Наверное, за каждым человеком, неслышно и невидимо, на цыпочках идет его прошлое…И никуда от него не деться…
Итак, как вы, уже поняли, Бетани – моя сестра. Мы близнецы…Я младше ее на пятнадцать минут. Наш отец – лорд Ковенант женился на француженке, Анне Валери…
- Да, некогда приме нашей оперы и прекрасной женщине… - кивнула головой мадам Жири. Призрак чуть печально улыбнулся, погрузившись в воспоминания о том вечере, когда он первый и единственный раз увидел Анну.
- Я не знаю этого… - покачал головой Родерик. - Мать умерла во время родов…более того, судя по всему, виновником смерти был как раз я…. Отец углубился в себя и в свое горе. Когда нам с сестрой стукнуло 15 лет, он с воплем «Она ждет меня!» выстрелили себе в висок. Так мы остались одни. В принципе, мы привыкли быть одни. Близнецы никогда не бывают одинокими… Один знает, что думает другой..Понимаете..близнецовая любовь самая сильная на свете… Но не менее сильна и близнецовая ненависть. Бетани возненавидела меня… Возможно, потому, что я всегда легко относился ко всему, что делаю..Мне все давалось легко. Я прекрасно рисовал, я мог сочинять музыку, я писал стихи… Но мне все это было не нужно.. Да и до сих пор не нужно… Я никогда не ценил того, что имею… Иногда даже и не подозревая, что другим это достается с огромным трудом… Как Бетани… Это сейчас я понимаю, что она всегда завидовала мне, что она всегда стремилась сравняться со мной… А тогда я этого не замечал. Опять-таки потому, что не ценил того, что делал. Мне казалось, что рисовать, писать – это так же естественно и просто, как и дышать… И эта моя легкость, небрежность ранила и злила ее. А возможно, и потому, что я должен был стать наследником всего поместья. Понимаете, несмотря на то, что она была старше меня…пусть только и на пятнадцать минут, но все равно, в случае с близнецами это играет очень большую роль в их негласном соперничестве…так вот, несмотря на того, что она была старше меня, наследство и титул передаются у нас по мужской линии… Только если бы не было меня…тогда она стала бы владелицей поместья и имени… И вот меня не стало.
Родерик замолчал.
- Я все-таки так и не понял, - нарушил напряженное молчание Призрак. – я уже знаю твою манеру говорить загадками и цитатами… Но что же все-таки произошло?
Родерик застенчиво улыбнулся.
- Я умер.
- Все равно не понимаю. – подала голос мадам Жири. – Александр, не будете ли Вы столь любезны, объяснить нам все подробнее и понятнее.
Родерик вскочил.
- Да разве вы и так не понимаете? Бетани убила меня!
В полутемной комнате далекой гостиницы на другом конце авеню Оперы Бетани вздрогнула. Ее сжала внутренняя боль. Все настойчивее и настойчивее в ее голову полезли воспоминания о том дне. Она гнала их прочь, сжимала виски дрожащими пальцами, но ничего не помогало… Перед ее глазами вставал тот солнечный июньский день.
- Это было в июне… Был такой прекрасный день… Мы с Бетани поехали верхом в сторону реки. У нас возле поместья протекала..протекает…река… Берега очень высокие и обрывистые – там когда-то рубили уголь. Мы в детстве любили сидеть там и смотреть на воду. Няня все время боялась за нас, чтобы мы не сорвались вниз…
Так вот.. в тот день мы поехали верхом. Мы спешились у реки, в самом опасном, как я теперь понимаю месте… Стояли на краю обрыва и о чем-то разговаривали.. Я даже не помню о чем.. кажется, о погоде…еще о чем-то какая-то невинная чушь… Я даже не заметил, как Бетани отошла в сторону и зашла ко мне за спину… А потом почувствовал удар.
Бетани тихо вскрикнула через сжатые зубы. Перед ней встало его лицо, его широко раскрытые от ужаса глаза. А потом это лицо – его лицо…ее живое отражение..ее лицо залила кровь…
- Оказалось, что под седло она спрятала старинную отцовскую саблю. И этой саблей ударила меня. Каким-то чудом, благодаря шестому чувству я успел заслониться рукой. Меня спас перстень. Лезвие начисто срубило с него герб, видите....но оно соскользнуло дальше, по касательной задело щеку, горло, ногу… Меня отбросило назад, но я чудом успел зацепиться за край камня. Бетани подошла поближе. Она смотрела на меня.. Нет, даже не смотрела, а рассматривала…Как рассматривают диковинное насекомое…Затем перевернула саблю и эфесом ударила по виску. Следы видно до сих пор. Потом подумала пару минут, и перевернула снова лезвием вниз. Теперь она решила подойти радикально и принялась за руку.
Он осторожно стянул с правой руки перчатку. Вся кисть была изрублена и испещрена шрамами. Удивительно, как только на ней еще сгибались пальцы.
Бетани сжала кулаки и снова ощутила в них тяжесть и холод сабли. Да..тогда она лезвием порезала ладонь. Где-то на ней должен остаться маленький шрам. Она повернула ладонь к лунному свету, провела пальцами левой руки по ладони правой. Да, вот он, тугой узелок шрама…да… И тут же перед ее глазами встала другая рука… Интересно, вдруг отрешенно подумала Бетани, на его ладони линии жизни указывали, что все должно было закончиться именно так?
- Не удивительно, что я удержался недолго. Я сорвался вниз. Очнулся в каком-то гроте. Очевидно, меня туда снесло течением…. Правая нога была сломана. Лицо было залито кровью. Что творилось у меня в душе – лучше и не описывать… Затем я снова потерял сознание…Пришел в себя, судя по всему, только через сутки. Раны начали уже затягиваться, и я ползком пробрался до дома. Там я пробрался в свой детский тайник и перевязался. Я не хотел показываться сестре на глаза. Пусть она считает, что убила меня. Если она пошла на это, значит, ей это было нужно. Отлежался неделю, затем собрал часть наследства и уехал прочь. Так я и оказался здесь. Остальное вы знаете…
Бетани тихо застонала. Тот день… тот день, когда она шарахнулась в испуге от первого же зеркала… Та зеркальная галерея в их поместье… Это был ее самый первый кошмар. Ей приснилось, что он выходит из каждого зеркала, и она должна убивать снова и снова… Ей не было жалко, вовсе нет. Она просто устала, ей просто надоело рубить… И еще…она боялась, что он тоже нанесет удар… ее мучил один вопрос… Как же он мог не предугадать ее действия? Они же были близнецы…они всегда могли угадывать мысли друг друга, почему он не закрылся, почему не защитился? Может он знал? А может, у него был припрятан какой-то сюрприз? И каждый раз, в кошмаре отражений она ждала ,что он нанесет удар первым…Странно..и потом…потом, когда она пришла в пустой дом и вздохнула полной грудью… Ей казалось до этого, что она должна ощущать какую-то пустоту, тоску…одиночество в конце-концов, ведь, как ни крути, а он был единственным родным человеком… Но нет… Она была абсолютна спокойна…Абсолютна спокойна. До холодного, опустошающего ужаса.
В тот же вечер она завесила все зеркала в поместье. Это было нелегкой работой… Но теперь она была совершенно спокойной. Она была совершенно свободной, совершенно.. В ее руках теперь была власть… Власть над собой…а значит, и над всем миром… Теперь перед ней были открыты все пути, и она могла делать все, что хотела.
- Я совсем не удивляюсь, что Бетани приехала сюда…А может, это я предугадал ее мысли и приехал первым… Мы же близнецы… Мы можем чувствовать желания друг друга. Но только я не хочу, чтобы она знала, что я жив.
- Но…
- Нет. Я так решил. И попросил бы не препятствовать мне в моем решении. Кроме того, я хочу, чтобы вы и впредь называли меня Родериком. Александр умер. Его больше нет.
Бетани открыла глаза… Кажется, то неприятное чувство, которое преследовало ее, отпустило. Но на душе остался неприятный осадок. Нет, она совершенно не жалела о том, что сделала. Совершенно…Совершенно. Наконец-то она почувствовала себя свободной. Свободной от того отражения, которое преследовало ее постоянно – днем и ночью. И она знала, знала, знала, что это отражение – гораздо более живое, гораздо более талантливое, чем она. И знала, что это отражение займет ее место. Ее место, которое принадлежит ей по праву. По праву первородства. Всего лишь потому, что он был рожден мальчиком, он должен был получить все. Но он был младше! А она, она была старше не только по возрасту. Она была гораздо умнее, мудрее, взрослее. Но все то, что она получала ценой неимоверных усилий, ценой нечеловеческого напряжения, ценой долгих бессонных ночей над книгами – он получал играючи, словно знал всегда. Она всегда стремилась стать такой, как он и ее еще больше раздражала его легкость, его ребячество. Так не должно было продолжаться долго. Иначе она бы сошла с ума. Поэтому она просто прекратила все одним ударом. Разорвала эту цепь связи.
Бетани погладила кошку, которая, оказывается, запрыгнула к ней на колени в тот момент, когда она металась в бреду. Изабелла…. вот она никогда не предаст, никогда не укажет. Она всегда будет неслышно находится рядом… А вот и еще один друг, соратник и верный партнер… Бетани потянулась к маленькой резной шкатулке, которая стояла на столе. Погладила инкрустированную крышку. Вот он – ее партнер, ее подруга, ее настоящее отражение, отражение ее души. Бетани открыла шкатулку. И медленно, разворачиваясь, как тугая пружина, из темных недр старинного индийского ящичка, поднялась черная блестящая лента. Гадюка. Она пристально посмотрела на Бетани, словно обдумывая бросок. Бетани усмехнулась и показала змее левую руку, на мизинце которой сверкнул перстень с гранатом. Змея замерла, уставившись на кроваво-красную каплю драгоценного камня. Бетани поводила ладонью вправо-влево… Змея, не отрывая холодного немигающего взгляда, повторила движения хозяйки.
Полная луна медленно плыла в небе над Парижем. Она освещала Люксембургский сад, нежно гладила спины химер Нотр-Дама… Она только не хотела приближаться к авеню Оперы. Словно какая-то напряженная нить, словно нерв протянулись сегодня из недр Гранд-Опера к небольшой гостинице в начале авеню. Лунный свет осторожно ступил на этот тонкий дрожащий канат боли и отчаяния, страха и ненависти, самоуверенности и печали и прошелся по нему. Печаль поражения сменилась горечью поражения… Боль сменилась еще большей болью… Свет заглянул в окно гостиницы. Женщина рассеянно гладила кошку, которая сидела у нее на коленях и тихо о чем-то разговаривала с огромной гадюкой. Их троих обнимала ночь, тьма и тьма эта была вовсе не ночная…Это была тьма души женщины.
Так они и сидели в луче лунного света. Рыжеволосая женщина, черная кошка и гибкая гадюка.