[Елена]

Глава 9.

Призрак стоял, заложив в руки в карманы, и размышлял. Итак, что мы имеем? – спрашивал он себя. И сам же себе отвечал – ничего. Ни-че-го. Мы с тобой имеем ничего. Абсолютно. Более того, мы с тобой, дорогой мой Призрак Оперы запутались окончательно. Где ложь, где правда? Любит ли его Кристина? Что имела в виду мадам Жири и на что намекал Родерик? Отдавать ли Оперу Бетани? Продолжать ли играть свою роль дальше? Как быть с Карлоттой? Сколько вопросов… И ни одного ответа…
Карлотта… он чувствовал, как в его сердце начинает таять лед, когда он думает о примадонне. Хотя…Какая она сейчас примадонна? Она слабая, отчаявшаяся женщина… И он виной тому, что произошло с нею.
…В тот вечер, когда она потеряла сознание, он принес ее обратно в гримерку. Ему не хотелось, чтобы у него в подземелье находилась другая женщина..Другая женщина, кроме Кристины. Мег была не в счет. Мег была тоже отчасти Кристиной. Эхом ее. Вестью… но не более. Карлотта же… Карлотта лежала на кровати и ее мокрые от беззвучных слез ресницы чуть подрагивали. Призрак задумчиво смотрел на нее…Как страшно быть ослепленным ненавистью..Тогда начинаешь давить всех вокруг… Карлотта тихо застонала. Призрак наклонился и убрал с ее лица локон непослушных каштановых волос. Девчонка… Взрослая девчонка…Она заигралась…Она просто заигралась…А он так зло разбил все ее игрушки… И ничего не вернуть. Ничего не вернуть. В первый раз в жизни он ощутил это. Ничего в этом мире нельзя вернуть… Уходит время, уходят люди…Мы опаздываем сказать самое важное…Мы не успеваем увидеть самое главное… И ничего не вернуть… Никогда. Никому. Ни для кого… Он наклонился над Карлоттой. И тихо шепнул:
- Прости меня, пожалуйства.
И услышал в ответ сонный шепот:
- Конечно, Убальдо…Я прощу тебе все…
Призрак отшатнулся в сторону, как ошпаренный. Боже…что же он наделал… Его горло свело судорогой… Боже мой… Еще ни разу в жизни он не испытывал вины… Даже тогда, перед мадам Жири… А сейчас он чувствует, как к горлу подступает жаркий комок слез… Боже мой… И он растворился в темноте комнаты…

…В тот вечер он решил тоже начать игру. Он думал долго. Очень долго. Он понимал, что если он решается на этот шаг, то обратного пути у него уже не будет… Но так было надо… В первый раз в жизни он думал не о себе…И даже не о Кристине..Он думал о Карлотте…Кто бы мог подумать, - горько усмехнулся он – кто бы мог подумать еще месяц назад, что он будет так переживать за нее…Кто бы мог подумать… Он пойдет на эту игру, на этот спектакль…Зачем? Так надо… Но ты не боишься, что еще сильнее измучаешь ее? Я не знаю… не знаю… не знаю…

Кто-то за спиной Призрака чихнул. Он оглянулся. Это был Родерик. Он сидел в кресле и задумчиво расковыривал тростью дырку в полу.

- Ну что? – нетерпеливо спросил Призрак.
- А? – рассеянно переспросил Родерик.
- Что Кристина? Ты же был сегодня у нее?
- Да…да.. «Ну что же нового в Париже, Сирано? – Что нового? Да..да… - Я жду мою газету»…
- Это не смешно. – жестко ответил Призрак.
Родерик вздохнул.
- Прости..я неудачно пошутил.
- Я знаю, что ты не любишь Кристину…
Родерик горько усмехнулся и запрокинул голову.
- ….ты не любишь Кристину, - продолжил Призрак. – Но пойми, у меня нет иного выхода. Только ты можешь мне помочь…Расскажи, пожалуйста.
Родерик снова вздохнул, не опуская головы и разглядывая трещины на потолке.
- Поверь, у Кристины все нормально. Сегодня они с Раулем весь день провели дома… Она читала твои письма…Я умею быть невидимкой... Я незаметно подкладываю письма на подоконник ее спальни каждое утро..А потом она читает их...
- Спасибо…Правда, большое спасибо… - Призрак крепко обнял Родерика и вышел.
Родерик еще раз вздохнул и наконец-то опустил голову. Глаза его были полны слез.

Чего-то у меня зачесались глаза – подумала Бетани. Странно. Она потерла их рукой. Она устает…Да, она устает… Слишком много на нее свалилось. Как тяжело все время быть сильной. Даже если эта сила и стойкость в крови… Нет. Не раскисать. Осталось еще чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Через неделю премьера. И слава. У нее будет слава. Тогда и можно будет отдохнуть. А сейчас – не раскисать.
- Ну какого черта вы поперли декорацию туда? Вы что, хотите сломать ее? Тогда запомните, что в этом случае лес будете изображать сами. А топоры у дровосеков будут настоящие!
Как все-таки тяжело работать с идиотами! Хотя с умными работать еще тяжелее. И страшнее. Хотя интереснее. Всегда приятно иметь дело с сильным соперником. Как давно у нее не было сильного соперника. С того самого момента, когда…Да, с того самого момента, когда она навсегда распрощалась со своим живым отражением…
Ну и кто меня сейчас трогает за плечо? Нет, ну кто меня трясет?
- Мадмуазель Ковенант? – Фирмен выглядел обеспокоенным. – Мадмуазель Ковенант. Вы выглядите уставшей… Может, вам лучше отдохнуть? А мы пока последим за рабочими.
Отдохнуть? Это хорошо..В конце концов, если она оставила этих двоих своими помощниками, то путь они делают часть работы. Пусть наблюдают за расстановкой декораций…

Она зашла в свою комнату. Подошла к зеркалу. Да, теперь она уже не боится зеркал. Более того, она их даже любит… Ведь в них она видит только себя себя…
…Мда…Выгляжу я неважно… Более того, даже удручающе… Сколько я сегодня спала? Три часа? Мало..Мало..Надо отдыхать. Ведь она лицо Оперы. Честно говоря, на саму Оперу ей наплевать… Но в вечер премьеры она должна выглядеть великолепно. Ничто не должно помешать ее триумфу.
…Боже, как я устала…

…Боже, как я устала – думала Карлотта. Как я устала…Что мы сегодня делали? Ах да, репетировали новую оперу…Глупую оперу… Ля-ля-ля… «ах, моя душечка я люблю тебя…ля-ля-ля»..Что они знают о любви? Что они знают о настоящей музыке? Вот Убальдо знает…Он знает… Он договорился с таинственным композитором написать для нее оперу. Специально для нее. Поэтому Убальдо и не играет в спектакле, который ставится сейчас. Он работает с новым композитором…Специально для нее… Глупые люди шутят над ней, говорят, что Убальдо умер… Ну да, конечно… Это же Париж. Это же Опера. Здесь забывают сразу. Здесь достаточно исчезнуть на пару дней – и ты для них уже мертв… А она-то знает, что Убальдо жив. Она знает… Ведь каждый вечер она закутывается в теплую накидку, тайком от всех поднимается на крышу Оперы, садится у ног Аполлона и слушает такой родной голос Убальдо, который рассказывает ей о планах на будущее. Он никогда не показывается - говорит, что он сбросил вес и хочет, чтобы это стало для нее сюрпризом. И ладно… Пусть играет, если так хочет… А еще он поет. Такая чудная, такая красивая музыка… Это действительно будет великая опера. И у Карлотты там главная роль… Иногда она тоже поет… Они поют дуэтом. И Карлотта в те редкие минуты, когда ее голос парит на сонным и глухим Парижем, понимает, что она поет по-настоящему…Поет душой… Поет, как она пела двадцать семь лет назад… Перед Анной…Потому что это настоящая музыка. В ней настоящие чувства, настоящие страсти…А не это глупое «ля-ля»… Как она хочет как можно скорее спеть эту таинственную оперу! С Убальдо… А потом они поженятся…И уедут отсюда…Далеко-далеко…

Родерик, как всегда, занимался своим любимым делом – разбирал книги. В принципе, в этот момент ему не был нужен никто. Он вдыхал текст, пил его, дышал им..Он читал старые строки давно умерших поэтов и вновь и вновь переживал их страсти, жил их жизнями. Он читал моментально, не разбирая букв и слов, и если бы его в этот момент спросили о прочитанном – то он не смог бы ответить… Он был погружен в книги, как в воду…Дочитав очередную, от откидывался назад и внезапно понимал, что уже пятнадцать минут почти не дышал. И он глотал этот воздух, чтобы через пять минут нырнуть снова…
На этот раз это был Блейк. Родерик открыл его.
….Словом высказать нельзя
Всю любовь к любимой.
Ветер движется, скользя,
Тихий и незримый.
Я сказал, я все сказал, что в душе творилось.
Ах, любовь моя в слезах,
В страхе удалилась.
А мгновение спустя,
Путник, шедший мимо,
Тихо, вкрадчиво, шутя
Завладел любимой…

Родерик побледнел и захлопнул книгу.

Мег плакала в подушку. Как некстати была болезнь! Как она хотела увидеть его!!! Вот уже неделя, как она не встает с постели. Она так давно не видела его! Ей так хотелось туда – под Оперу, на берег подземного озера. Чтобы просто побыть рядом… чтобы услышать его голос… чтобы увидеть его глаза под маской…. Час…два…пять минут…неважно…но только снова увидеть его!

Родерик ходил кругами, периодически останавливаясь, и прислоняясь лбом к холодному камню. Что же делать? Что же теперь делать? Как он вляпался…Как он по-глупому вляпался… Что же теперь делать? И сам себе отвечал – ничего. Ничего с этим поделать нельзя… Об этом даже нельзя никому рассказать. Он криво усмехнулся, представив реакцию на свои слова…Что же теперь делать? Держаться…Держаться до последнего…А потом? А потом все закончить.

А наверху месье Рейер пытался руководить оркестром. Шла репетиция «Веселой вдовушки». Одна из последних репетиций. Через три дня – премьера. Бетани сидела на последнем ряду, рассеянно ковыряя обивку кресла. Пока все идет как надо. Все идет хорошо. Даже слишком хорошо… Неужели в кои-то веки у нее что-то получилось? Неужели наконец она смогла что-то сделать сама? Неужели она тоже – гений? Она тоже достойна жить в этом мире, а не пребывать в тени брата. Неужели она тоже что-то может? Как приятно..
- Госпожа Гуидичелли – ваш выход!
Карлотта вышла на сцену.
- Со второго такта! «Пастушок, пастушок, подойди ко мне поближе!» И – раз!

- «…Past the point of no peturn….»

- Что Вы поете?! – истерично выкрикнула Бетани со своего места.
Карлотта стушевалась. Что она поет? Ах, да… «Торжествующего Дон Жуана».. Но нельзя… Нельзя…. А что надо петь? Да, да .. «Веселая вдовушка» Она начала:
- «Пастушок, пастушок…»

- Нет, подождите! – Бетани быстрыми шагами уже шла по проходу. – Что Вы сейчас пели?
- Н-не знаю…Не помню…
Бетани прищурилась. Полубезумная примадонна – это наказание. Но даже, если она потеряла рассудок, у нее остался голос. Но что это она пела? Какая красивая мелодия…
- Вы утверждаете, что не знаете, что Вы пели? – Бетани стала раздраженно постукивать перстнем по спинке кресла.
- Н-нет… - растерянно повторила Карлотта – в этот момент она сама себе верила. – А что? Что я пела?
- Нет, ничего, мне показалось.. Очевидно, Вы просто сфальшивили… Продолжайте.
Бетани вернулась на свое место. Интересно, что же все-таки попыталась спеть Карлотта?