Ой..спасибо всем за такие теплые слова... (ну где тут дико-дико смущенный смайлик
)
Правда... настолько приятно, вы просто не представляете.
Девочки, я вас всех
Всем от меня
и новая глава :D
Теперь буду более исполнительная, а то чего-то обленилась в последнее время
ГЛАВА 19.
Бетани сидела в своем кабинете, мрачно поскрипывая пером, сводя очередной баланс. Итак, еще осталось тридцать процентов неоплаченных векселей. Ладно, с ними мы как-нибудь разберемся. Как-нибудь… Интересно, дорогая моя, как же это? Денег нет. Совсем нет. Нет, ну, конечно, не настолько «нет», чтобы объявить Оперу банкротом…. Но, увы, они к этому близки.
Нет денег. Нет звезд. Нет оперы. Нет ничего. Ни-че-го.
Перо заскрипело еще мрачнее.
Есть только идеи, мысли, намеки, надежды. Но что такое надежды? Это самое хрупкое, что носит в своем сердце человек. Достаточно самой малости, чтобы надежда обратилась в прах, в ничто, в отчаяние. В отчаяние!
Перо треснуло, и на бумаге осталась клякса.
Ну вот… Уже третье за сегодня. Третье за последний час.
Она нервничает. Она волнуется. Она не знает, получится ли. Она так хочет поставить этого «Дон Жуана»! И пусть даже Призрак отказался ей помогать! Пусть даже почти нет денег! Но она так хочет этого. Более того…. Бетани отложила в сторону испорченное перо и осторожно взяла в руки только что пришедшее письмо. Более того…Неужели…. Неужели это ответ «да»? Неужели это согласие? Неужели она нашла исполнительницу главной роли?
Бетани распечатала коричневый плотный конверт. У нее дрожали руки. На тонкой белой бумаге мелким убористым почерком, словно рассыпавшимися бусинами, было начертано всего пять строчек. Но они стоили многого.
«Мадмуазель Ковенант! Я с радостью принимаю Ваше предложение спеть партию Аминты в «Торжествующем Дон Жуане». Можете не заботиться о вопросе оплаты. Я буду в Париже на следующей неделе. Анжелика Саваж.»
- Анжелика Саваж – тихо вслух повторила Бетани. Внезапно за ее спиной грохнула рама распахнувшегося окна, и резкий порыв ветра задул свечу. В наступившем полумраке тихо тренькнул лопнувший бокал.
Бетани пожала плечами и подошла к окну. Выглянула на улицу. Странно. Чистое небо. Ни тучки. Все спокойно…. Прекрасный весенний день. Это только она сейчас прячется за тяжелыми портьерами под защитой слабого огонька свечи. Она не хочет выходить к миру. Но мир так настойчиво пытается ворваться к ней. Странно…почему распахнулось окно? Ведь ветра не было… Она плотно прикрыла раму, для надежности заклинив створку какой-то старой пыльной книгой. Потом задернула портьеру и наблюдала, как медленно падает ее бархатная удушливая тяжесть. Затем вернулась к столу и снова зажгла свечу. Минуту подержала в ладонях хрупкий огонек и вздохнула. На душе было очень неспокойно. «Что-то страшное грядет» - неизвестно откуда пришла на ум странная фраза. «Что-то страшное грядет» - повторила она вслух. Что-то страшное… Что? Если бы знать. Если бы…
Бетани посмотрела на часы. Ну и где же они? Вот уже два часа как бывшие директора повели на ознакомительную экскурсию по Опере нового тенора и как в воду канули. Мда…Она просчиталась с месье Грифом. Бетани стала ковырять ногтем восковые потеки на свече. А то она еще удивлялась, почему это ее не познакомили с ним лично до самого последнего момента, до подписания контракта, а только водили на спектакли и расписывали, какой это великолепный певец. Нет, певец он был превосходный, с этим никто и не спорил, но кто ж знал, какой он в жизни? Бетани передернуло. Оказывается, после того, как заканчивался спектакль, юркий Папагено превращался в высшей степени неприятного и нудного типа. Грифу все время мерещилось, что жизнь к нему не справедлива, и все вокруг его ненавидят. Впрочем, вскоре именно так и оказывалось…
Дверь тихо скрипнула. На пороге появились бывшие директора. Фирмен был красным как свежесваренный рак, Андре вытирал лоб платком. Бетани усмехнулась.
- Ну, как наш певец? – наивно поинтересовалась она.
- Умирает, – мрачно ответствовал Андре.
- Опять? – удивилась Бетани.
- Нет. Еще. – не менее мрачно, чем его компаньон, сообщил Фирмен.
- А…Понятно… - протянула Бетани. – Ну что ж…
Он задумчиво уставилась в стену. Затем ее снова передернуло.
- Бр-р-р…Ладно, что есть, то есть… Итак, господа, следующей нашей оперой будет «Торжествующий Дон Жуан».
- Э-э-э-э – директора составили удивительно синхронный дуэт.
- Что-то не так? – перевела Бетани взгляд на них.
- Ну-у-у-у…
- ЧТО именно не так? – она сцепила руки перед собой. Да понятно было, ЧТО именно было не так, понятно… Можно было и не спрашивать.
- Эта опера… С ней связано слишком много плохих воспоминаний.
- Господа, - Бетани легла грудью на стол и нервно поскребла ногтями по полированной поверхности. – Господа, я все понимаю. И поверьте…это решение далось мне тоже нелегко. Но иначе мы не выживем. Иначе кредиторы раздавят нас. Они сотрут нас в порошок. Они уничтожат нас! – на грани истерики выкрикнула она, встряхнув пачкой долговых расписок. – Эта опера обойдется нам для постановки дешевле всех. И я надеюсь на отголоски скандала. Я надеюсь на скандал! Да будет скандал!!!
- Артисты не согласятся на это – тихо произнес Андре. Фирмен стоял пораженный. Он еще никогда не видел директрису такой. Такой…одержимой, что ли…
- Они вынуждены будут согласиться, – упрямо ответила Бетани.
- Если они не захотят, то ничто не заставит их согласиться, – покачал головой Фирмен.
- Я припугну их. Я разгоню их.
- Мадмуазель Ковенант…. Как Вы представляете полностью разогнанную труппу? – вздохнул Фирмен. – Где мы наберем новых артистов? Мы не сможем брать людей с улицы.
- ….и не сможем платить новым… - Бетани потерла пальцами виски. – Ни в коем случае нельзя, чтобы они поняли, что они незаменимы. Вы поняли? Ни в коем случае, чтобы никто не понял, что они наша последняя надежда. Мы должны сыграть свою партию. Мы должны сыграть нашу партию как по.. – она истерично рассмеялась неожиданной метафоре – как по нотам! Шоу должно начаться! Господа, соберите всех в зрительном зале. Мы начнем наше шоу!!! Сегодня мой бенефис!
Директора молча поклонились и не разворачиваясь, спиной, вышли из кабинета, тихо и осторожно притворив за собой дверь. Еще минут десять они стояли в полном молчании перед закрытой дверью. Им показалось… или они слышали тихие всхлипы?
Зрительный зал постепенно заполнялся людьми. Стайкой впорхнули балерины, что-то дожевывая на ходу. Мрачно вползли рабочие сцены, ворча на тот предмет, что рабочий день уже давно закончился. Прошаркали угрюмые костюмеры, верча в пальцах тесьму и иголки и мучаясь с тяжелого позавчерашнего похмелья.
- Ты веришь, что у нее это получится? – шепотом поинтересовался Андре.
Фирмен пожал плечами.
- Не знаю. Только ей должно очень повезти. Труппа совершенно отбилась от рук. Слишком много непонятных событий было в последнее время. Люди не чувствуют себя в безопасности. Достаточно малейшего недовольства и недоверия, чтобы все рухнуло. Ей должно очень повезти….
- Ну что, господа, нас всех увольняют? – безнадежно прозвучало сзади. Фирмен закатил глаза. Андре осторожно обернулся, вздрогнул и безуспешно попытался спрятаться за спину компаньона. В пяти шагах от них стоял Гриф с видом человека, который только что обнаружил в своей туфле дохлую крысу.
- Н-нет…ну что вы… - слабо запротестовал Андре, поглядывая снизу вверх на Фирмена. Тот сделал вид, что с интересом разглядывает лепнину на потолке. – Ч-что вы… Наоборот, разговор будет о новой опере.
Кучка балерин заинтересованно замолчала и профессионально, попеременно переставляя носки и пятки ног, придвинулась поближе. Гриф с интересом проследил за их манипуляциями.
- Кстати, у меня болит поясница, - любезно проинформировал он всех. – Это очень грустно. Кажется, скоро придет моя смерть.
Фирмен скосил один глаз на нового тенора, подумал про себя, что он очень сочувствует грифовской Смерти, но вслух сказал.
- Вовсе нет! Наверное, это от погоды! (хотя на самом деле, более прекрасного дня было трудно себе представить)
- Именно! – кивнул Гриф. – Это и есть первый симптом приближающейся старости… Реакция на погоду… А что будет потом? Грелки к коленям? Теплое молоко на ночь? Последний стакан воды в постель? Который, кстати, совершенно некому подать… Месье Фирмен вам плохо? Вы ведь тоже выглядите совсем плохо….
Фирмен досчитал в уме до ста, потом на всякий случай еще до пятидесяти и кивнул головой.
- Я так и думал – загробным колосом произнес Гриф. – Все мы когда-нибудь умрем. Мы кладем свои жизни на алтарь этого искусства, а что толку? Жизнь несправедлива и грустна… - он вздохнул. На его глаза навернулись слезы.
Фирмен почувствовал, что около него чего-то нет. Вернее, кого-то. Он перевел взгляд и увидел, что Андре уже давно ретировался в самую глубь зала и оттуда с интересом наблюдает за его мытарствами с Грифом.
Балерины, поняв, что интересного здесь им уже не скажут, тем же манером переплыли обратно на свое место. Затем, заметив, что Гриф обратил свой пристальный печальный взгляд на них, переглянулись, быстренько перегруппировались и отодвинулись еще на пару метров.
Призрак усмехнулся. Ему было очень удобно всех видно. Словно огромный цветник простирался у его ног…. Розовые, голубые и бежевые платья балерин, замызганные робы рабочих, коричневые кучки бывших директоров, угрюмая серая тучка Грифа. Все их манипуляции выглядели довольно забавно. Пока забавно…
Волны рокота и шепота плыли по залу. Люди обсуждали, удивлялись, загадывали, недоумевали.
На сцену быстрым шагом вышла директриса. Побелевшие от напряжения руки крепко сжимали темно-красную папку.
- Итак, господа…. – Бетани обвела взглядом притихшую толпу. – Мы с вами будем ставить «Торжествующего Дон Жуана»
Толпа угрожающе забубнила. Призрак заинтересованно облокотился на перила.
- Это случайно не та опера, во время которой был убит ваш предыдущий тенор? – поинтересовался Гриф.
Бетани опрометчиво кивнула.
- Понятно, - загробным голосом отметил англичанин.
Бубнеж усилился.
- Господа, что не так? – Бетани и так знала, что тут было не так.
- Э-э-э-э…. – из толпы балерин выдвинулась патриарх местного танцевального профсоюза Жанна Вэль. – Вообще-то… В общем, на наш взгляд, это не лучший вариант.
- Почему? – вообще-то она знала, каким будет ответ.
- Э-э-э-э-э…. все будет плохо
- Да ладно вам, - уныло перебил Гриф. – Все равно самое плохое случится со мной.
Жанна метнула на него красноречивый взгляд, гласивший: «Да кому ты нужен».
- Мадмуазель Ковенант…Видите ли, нам кажется, что и так слишком много смертей было в этом театре за последнее время. Может, лучше поставить что-то менее безобидное? «Женитьбу Фигаро», например?
- Тут уже ставили безобидное… «Il Muto»… и чем все закончилось? - отрезала Бетани. – Так что возражения не рассматриваются.
Балерины снова зашуршали. Рабочие сцены пожали плечами. В конце концов, они-то всегда найдут себе работу.
- Тогда мы будем бойкотировать – медленно и раздельно сказала Жанна.
Бетани поперхнулась. Это было то, чего она опасалась больше всего.
- То есть?
- Тогда мы не выйдем на работу. Да, девочки? - она повернулась к балеринам. Мадам Жири благоразумно отступила в тень. Девочки обдумывали столь заманчивое предложение своими маленькими головками.
- Хорошо – процедила Бетани. – Тогда Пляс Пигаль ждет вас, дамы. За расчетом можете заходить ко мне в кабинет. Сегодня до семи часов вечера. Минутой позже я не принимаю никаких возражений.
Она развернулась, и ушла. Не забыв, однако, словно случайно, швырнуть на самое видное место папку с партитурой.
Три часа.
Бетани рассеянно гладила кошку. Та недовольно дергала ухом – ей передавалась нервозность хозяйки. Бетани напряженно следила за стрелками часов и прислушивалась к тому, что делалось за дверью. А там было неспокойно.
Жанна развернула полномасштабные боевые действия. Балерины шушукались по углам. Рабочие сцены угрюмо кивали головами. Костюмеры прикидывали на глаз, чего бы такого ценного можно отпороть от театральных костюмов. А сторож оперы уже тайком наводил мостики по поводу того, кому их парижских старьевщиков можно толкнуть слона из «Ганнибала». Еще немного, и все бы растянули транспаранты, и выстроили бы баррикады напротив кабинета директрисы. Гриф ходил по коридорам с видом старого унылого вампира, который в приступе склероза позабыл, где оставил свой гроб. Он вздыхал, закатывал глаза и сообщал, что все это не закончится ничем хорошим.
«Дурдом» - мрачно подумал Призрак.- «Полный дурдом. Распустились до ужаса. Даже директриса справиться не может. Все приходится делать самому»
Четыре часа. Бетани затрясло мелкой дрожью. Никто еще не пришел за расчетом. Но нельзя было надеяться…. Еще пока нельзя… Девочки еще слишком молоденькие…Скорее всего, они не пойдут по одной, а придут все вместе. Бетани сжала руки, захрустела пальцами и стала тихо раскачиваться из стороны в сторону.
Балерины стали активно атаковать своих поклонников. Переполошилась половина щеголей Парижа. Нет, они, конечно, любили своих потенциальных..очень потенциальных… невест... но не настолько же! Перспектива брать на свое попечение балерину – а, учитывая, местное балетное братство это моментально бы превратилось в «дружбу домами» - нет, уж, увольте. Обещанный Бетани Пляс Пигаль не привлекал совершенно. Тем более что у дамочек, работавших там, была очень хорошо поставлена система оповещения. Поэтому уже через час все проститутки Парижа были в курсе того, что практически вся женская часть Оперы остается без работы. Это их не радовало еще больше, чем самих балерин. Работницы панели были готовы грудью и остальными частями тела отстаивать свое хлебное место.
Пять часов.
Здание содрогнулось. Бетани вздрогнула.
Сторож мрачно чесал в затылке. Попытка переправить декорации через окно второго этажа закончилась плачевно. Оказавшийся, как всегда в нужном месте в нужное время, Гриф печально покачал головой, глядя на груду щепок, в которую превратилась кровать из «Il Muto», пробормотал что-то типа «На ее месте мог быть я» и ретировался после того, как оказавшаяся рядом Жанна совершенно непроизвольно протянула руки к его горлу.
Балерины дробно просеменили по коридору в сторону комнаты, которую называли хранилищем «условно-декоративных вещей». То есть, реквизита, который имел определенную не только художественную, но и вполне материальную ценность. Увы – первая, которую они увидели, была костюмерша мадам Руэ, которая бодро шмыгнула за угол, прижимая локтем пухлый сверток, не забыв при этом показать балеринам искусно сложенную фигу.
Призрак по привычке тенью скользнул в пятую ложу и замер. Там усиленно трудилась хрупкая Анна Дюбуа, своими наманикюренными ноготочками достаточно ловко вытаскивая позолоченные гвоздики из обивки. Не поднимая головы, она буркнула тени, которая оцепенело стояла на пороге: «Ну давай, помогай…А то старьевщики уже ждут у черного хода»
«Ну нет. Это уже не дело. Хватит.» - решил Призрак. – «Повеселились и будет»
Шесть тридцать.
Внезапно все стихло. Бетани закрыла глаза. Наверное, это все. Конец. Окончательно. Все.
Жанна держала в руках письмо.
«Мадмуазель Вэлль» - гласило оно «Вы очень смелая и мужественная женщина. Только я настоятельно не советую Вам изображать из себя Жанну Д’Арк. Мне бы очень хотелось, чтобы эта опера была поставлена. В противном случае я гарантирую беды. Причем лично Вам. П.О.»
- Мадам Жири, что это? – упавшим голосом спросила она. Мадам Жири пожала плечами.
- Письмо.
- Ну да, письмо… Но от кого?
- А вы знаете иную расшифровку «П.О.»
- Но…что теперь будет? – балерина была явно растеряна.
- Ничего, - мадам Жири мягко взяла письмо из ее рук. – Просто не предпринимайте никаких действий. Пусть все идет своим чередом.
- Но…если снова произойдет что-то страшное?
- Вы так и не поняли? Страшное произойдет, если вы будете препятствовать постановке.
- Но…
- Успокойтесь. Все будет в порядке.
Жанна помотала головой.
- Это нарушение свободы воли.
- Какая свобода? – наступил черед опешить мадам Жири. – О чем речь?
- Речь о том, что мы вынуждены согласиться играть эту оперу. А если мы не хотим? Таким образом, нарушаются основные принципы демократии.
- Что опять кто-то откопал в оперной библиотеке древнегреческих философов?
Жанна кивнула головой.
- Между прочим, как раз именно ваша дочь… И это нарушение наших прав….
- Мадмуазель Вэлль, поверьте, никто не покушается на ваши права и свободу. Танцуйте, как следует, и ваши права будут с вами. Только помните и о правах других. Вы – балерина. Да, вы самая старшая и поэтому все девочки равняются на вас. Но помните, что вы не композитор и не директор. Так что вы не вправе решать, что будет ставить Опера в этом сезоне.
- Но…а если следующей жертвой будет кто-то из нас? ДА, вы правильно сказали, что я самая старшая. Поэтому я в ответе за девочек.
- Разве вы? Мне всегда казалось, что это я балетмейстер.
- Да? Ну что ж, это так… Только, мадам Жири, еще немного и вас будут боятся не меньше чем Его. Увы, страх – не лучший воспитатель. Да, девочкам нужна строгая рука. Но никак не страх. А они боятся вас. Вы слишком связаны с этими трагедиями. И я не удивлюсь, если скоро про вас начнут рассказывать страшные сказки. Более того…как Мег не похожа на вас! Словно это не ваша дочь.
Мадам не нашлась, что ответить.
- Хорошо – вздернула голову Жанна – Я не буду ничего предпринимать. Я уговорю всех работать. Если уж я всех взбаламутила, то я и успокою их. Только мадам Жири…. Будьте осторожны… Вы знаете слишком много..А делаете слишком мало. Бог не простит вам этого...
Часы пробили семь. Бетани тихо засмеялась. Теперь все порядке. Все в порядке…. Она схватила сонную кошку и звучно поцеловала ее в нос. Изабелла ошалело воззрилась на свою хозяйку, но так, казалось, уже не замечала ничего вокруг себя. Она победила!! Наконец-то!! И это только первый шаг. Она может. Она тоже что-то может. И она тоже имеет право быть!
Фирмен вошел в кабинет директрисы с партитурой в руках. За ним смущенно просочился Андре.
- Мда? – без церемоний отозвалась Бетани, внимательно изучая через лупу какую-то долговую расписку. Несомненно, дата подтерта…
- Мадмуазель Ковенант?
- Угу… - да, дата подтерта. Кажется, это был хлебный мякиш.
- Мадмуазель Ковенат…новая опера…
- Да? – Бетани звала, что он скажет. Но ей хотелось это услышать.
- Артисты решили работать над ней.
Бетани незаметно улыбнулась.
- Но есть несколько вопросов…
- Да? – и здесь она все знала. Но у нее уже были готовы ответы. Давно готовы.
- Кто будет петь главную партию? - поинтересовался
- Анжелика Саваж. – не поднимая головы от бумаг, ответила Бетани.
- Анжелика Саваж? Из Рима? Но..как она согласилась?
- Очень легко, - пожала плечами Бетани. – Более того, мне даже показалось, что она согласилась бы на любые наши условия.
- Но Анжелика… Восходящая звезда Италии? Как она согласилась?
- Ну не знаю я! Она сказала, что соскучилась по родине, по Парижу и очень хочет вернуться домой.
- Ах, ну да..ее же увезли в Италию, когда ей было семь лет…
- Да..и по истечении 10 лет, она хочет вернуться обратно. Контракт подписан и на следующей неделе она уже будет здесь и готова приступить к репетициям. А пока мы начнем репетировать сцены с Дон Жуаном и хором.
- А? Дон Жуан….
- Да, господа, месье Гриф будет играть Дон Жуана.
Фирмен насмешливо зашевелил усами. Андре громко фыркнул. Бетани нахмурилась.
- В любом случае, у нас больше никого нет! Кроме того, певец он превосходный.
- - Но…актеры интересуются… почему партитура не до конца.
Бетани наконец-то подняла голову.
- А зачем? Дуэт Аминты и Дон Жуана только в финале. Все равно они пока не смогут репетировать без Анжелики.
- Но…им интересно.
- Так надо. Им будет легче прожить жизнь своих персонажей, если они не будут знать их будущего. Так будет естественнее.
- Вы действительно так думаете.
- Да, – твердо ответила Бетани.
Она и в самом деле думала так. Не могла же она признаться, что просто не знает, чем должна закончиться опера!
- Что ты думаешь об этом? – спросил Андре.
Фирмен пожал плечами. В последнее время этот жест вошел у него в привычку.
- Ничего. Поистине ничего. Пусть все идет своим чередом.
- А….
- Пусть все идет своим чередом. Честно говоря, все это уже напоминает большой дурдом.
- Ну, балерины становятся неуправляемые.
- Да уж, Карлотта, земля ей пухом, по сравнению со всем этом – овечка.
Андре вздохнул.
- Не ценили мы того, что имели.
- Не ценили…
- Да..людям вообще свойственно не ценить то счастье, которое находится у них в руках….
Фирмен с подозрением покосился на своего компаньона. Он еще никогда не слышал от него подобных рассуждений.
- Эх, - махнул Андре рукой. – Не обращайте внимания… Пообщаешься тут с некоторыми и не только об этом начнешь думать…
Некоторое время они шли в полном молчании.
- Мда-а-а… - первым нарушил тишину Фирмен.
Они шли по темным переходам первого этажа оперы. После бурных дневных событий здесь теперь было относительно тихо. Только в буфете постукивали пуанты балерин и застенчиво звякали граненые стаканы. Да в подсобке рабочие распевали арию Фигаро на мотив матерных частушек. Обычное безумие Оперы, которое сегодня приняло формы буйного помешательства, снова перешло в свою латентную стадию.
- Это же какой-то кошмар просто…Дурдом на выезде… - мрачно сказал Фирмен.
- Ага..- поддакнул Андре. – Но…ведь в этом и вся прелесть Оперы?
На лице Фирмена появилась по-детски глуповатая улыбка.
- Да…и за это я ее и люблю…
За углом они услышали знакомый низкий и безнадежный голос. Андре тихо выглянул, но тут же нырнул обратно.
- Пути нет! – прошептал он.
Фирмен осторожно высунул голову из-за угла. Посреди коридора стоял карлик. Перед ним на корточках сидел Гриф.
- Да, друг мой, - уныло вещал тот. – Жизнь весьма несправедлива к нам…. Сколько сил и энергии мы тратим на то, чтобы пробиться наверх, а потом оказывается, что – увы! – мы в сам низу… Как там в «Гамлете»? «На подошвах сапог Фортуны»?
Карлик промычал что-то невразумительное.
- Я совершенно согласен с вами! - закивал Гриф. – Совершенно верно! Мы – чужие на этом празднике жизни… Но, прошу прощения, я должен идти. Еще одна репетиция, еще один гвоздь в крышку моего гроба!
Он развернулся и достаточно резво для смертельно больного человека, посеменил к залу.
Карлик проводил его взглядом, вздохнул и вытащил из-за пазухи бутылку. Запрокинул голову и одним глотком осушил ее. Увидев директоров, он покачал головой.
- Послушайте, если вам надо, то я готов за совсем небольшую сумму самолично придушить его.
- Н-нет…сп-пасибо… - с усилием отказался Фирмен.
- Жаль… - карлик заглянул одним глазом в бутылку. – Потому что еще пара недель – и я сделаю это совершенно бесплатно…
- Кстати, хорошая идея была… - через пару поворотов отметил Андре.
- Да… заманчивая….- согласился Фирмен. – Но..может…может…о нем позаботится наш Призрак?
- Вы думаете?
- Я на это надеюсь. Очень надеюсь.
Призрак сдавленно фыркнул. Ну уж нет… Разбирайтесь, господа с ним сами! Сами, сами, сами… А у меня много других дел! Много других дел… Вернее нет. Только одно…. Только одно…
Несколько шагов – и он стоял уже на улице. Шел последний в этом году снег, который на полпути превращался в мелкий дождь. А, не долетая до земли, дождь испарялся. Призрак так и стоял между небом и землей, между дожем и снегом, окруженный влажной дымкой, словно уютным плащом. И все не решался сделать последний шаг. Затем глубоко вздохнул и призывно поднял руку, затянутую в черную перчатку.
Через минуту перед ним резко остановился экипаж.
- К особняку де Шаньи… - глухо, сквозь плащ, закрывавший его лицо, сказал Призрак.