[Елена]

ГЛАВА 20.
Карета медленно ехала по ночным улицам Парижа. Кучер не гнал лошадь – жалел ее после долгого рабочего дня, да и его поздний пассажир не высказывал желания прибыть на нужное место немедленно. Поэтому полустершиеся копыта мерно цокали по камням древней мостовой, словно выбивая ритм какой-то только им известной колыбельной.
Призрак сидел не шевелясь, словно застывшая ледяная статуя, о которых рассказывали в коридорах Оперы непоседливые путешественники, побывавшие в северных странах. Он не знал, что его ждет там, куда он сейчас направляется. Он не думал ни о чем. Совершенно. Бывает такое состояние полного душевного и мысленного оцепенения, оцепенения перед боем. Он знал, что его ожидает борьба. Борьба с самым серьезным и умелым врагом, с самым страшным врагом, который только мы можем встретить – с самим собой. Поэтому он спокойно и бесстрастно смотрел на проплывавший перед ним ночной Париж. Призывно мелькнули темные силуэты на Пляс Пигаль. Сверкнули лопасти Мулен Ружа. Дом Инвалидов проткнул своим шпилем низкие ночные облака… Как всегда…все как всегда…Эти улицы видели тамплиеров, отправлявшихся на отвоевание Гроба Господня…В двери этих домов стучалась разъяренная толпа в достопамятную ночь святого Варфоломея… Эти площади взрывались от криков горожан, приветствующих очередной взмах гильотины…Все как всегда… Старый город. Вечный город. Мертвый город. Город, закаменевший в своей истории. Город, сам ставший историей. Ничего в нем менялось за все эти тридцать лет, которые он помнит его. Нет, конечно, появляются новые дома, сносятся старые…Но Город остается таким же. Пустым. Глухим. Мертвым. Город живет душами своих людей. Но когда у людей нет душ, когда их души поглощены и раздавлены эгоизмом и жестокостью…то что они могут подарить своему городу? Ничего. Ничего.
Он ехал, закрыв глаза, полностью поглощенный тем фантасмагорическим миром, который рождается в наших плотно сжатых веках. И вдруг его словно что-то толкнуло. Словно что-то позвало. Совсем тихо и незримо. Что-то очень теплое и родное…Что-то потерянное… Он открыл глаза и бросил быстрый взгляд за окно. Ничего. Все как и везде. Какой-то старый особняк с одним-единственным зажженным окном. Но что-то кольнуло его в сердце… Что-то очень странное.
«Ко мне постучалось прошлое» - почему-то подумал он. Странная мысль..К чему? О чем… Как только мы начинаем идти в будущее, к нам начинает все настойчивее стучаться прошлое…
Странно. Особняк был уже давно позади, но он все никак не мог отделаться от странного ощущения…Что-то мелькнуло в том окне…
В той долине путник ныне
В красных окнах видит строй
Диких призраков пустыни,
В пляске спутанно-слепой,
А сквозь двери сонм бессвязный,
Суетясь,
Рвется буйный, безобразный,
Хохоча, - но не смеясь!
Странно… Такие знакомые слова… Он читал их..Читал совсем недавно..И с чем-то они были связаны… чем-то, что промелькнуло в его жизни словно метеор, словно падающая звезда. Но он – увы – не успел загадать желание, потому что в то время его взгляд был устремлен совсем на другое созвездие….

- Приехали, месье – свесился с козел кучер.
Призрак очнулся от забытья.
- Месье… - неуверенно пробормотал кучер. – а…вы уверены, что вам сюда надо? Хозяев, вроде бы нет дома?
- Я совершенно уверен.

Он вышел их экипажа и вздохнул полной грудью свежий вечерний воздух. Он был готов. Совершенно готов.
- Езжайте, - махнул он рукой кучеру.
- А…Вы уверены, что вас тут ждут? – с недоверием покосился тот на слепые окна.
- Конечно уверен, - усмехнулся Призрак.
И когда кучер гигкнул, развернул экипаж и дробный стук копыт старой пегой клячи скрылся вдали, Призрак тихо пробормотал:
- Конечно уверен…что меня никто тут не ждет…
Он подошел к воротам. Разумеется, они были закрыты. Он посмотрел по сторонам. Темная фигура полицейского маячила на углу, но вроде бы в эту сторону он сейчас не смотрел. Призрак, еще раз глубоко вздохнул, взялся руками за решетку и подтянулся. Руки, затянутые в перчатки не скользили по металлическим прутьям, поэтому он очень легко перемахнул через забор и мягко спрыгнул на землю. Перед ним высился особняк де Шаньи. Он помедлил. У него еще был шаг отступить… Нет. Нет. Иначе он потом всю жизнь будет жалеть об этом.
Слуг в доме не было. А если и были, то они, очевидно уже давно и крепко спали. Мег говорила, что комната Кристины на втором этаже…. Призрак обошел дом кругом…Если бы он был Кристиной…то какую бы комнату выбрал? Какой бы вид из окна его бы устроил? Он встал спиной к стене и стал неслышной тенью скользить вдоль дома. Да…это…именно это…Сена и мосты через нее. Покой..Покой и вечность..Именно то, что так хотела Кристина… Нет суеты прохожих, нет навязчивости благочестия церквей, нет удручающей убогости кварталов…только река и мосты..Только природа и человек..То, что было, есть и будет..Всегда…Музыка и танец воды..Кристина бы выбрала именно такой вид из окна. Призрак поднял голову. А вот и окно. Он поднял руки, нащупал карниз над окном первого этажа и подтянулся на нем. Потом зацепил носком сапога подоконник окна первого этажа, попробовал его на вес..выдержит… Затем помедлил секунду, балансируя на дюйме тонкого металла и резким рывком подтянулся. Дальше было просто. Он надавил на известную ему точку в левом нижнем углу рамы окна. Что-то крякнуло, хрустнуло, раму немного повело…и окно призывно распахнулось. Призрак торжествующе улыбнулся. Вот и все. Он спокойно перемахнул через подоконник и оказался в комнате.
Все сомнения рассеялись, когда он зажег заранее припасенную свечу. Это, без сомнения была комната Кристины. На прикроватном столике стоял портрет ее отца. Призрак знал его. О, как он знал его! Как долго, часами он тренировался перед зеркалом, накладывал грим и примерял парик, чтобы быть похожим на этот портрет. «Отец обещал прислать мне Ангела Музыки…». Почему он решил, что Ангел должен был быть похож на ее отца? Он сейчас уже и не помнил этого… Наверное, доверие..Он так хотел, чтобы она доверяла ему…Он так хотел, чтобы его вид пробудил в ней струны любви…Хотя бы любви дочерней…Хоть какие-то… Как он был тогда глуп!!!
Комната была пуста. Разумеется. Именно поэтому он и пришел сюда. Мег сказала, что Кристина и Рауль сегодня – и на целые сутки - уехали за город. Поэтому он и пришел. Смело, нагло, без опасения и сомнения. Осмелился ли он это сделать, если бы Кристина была здесь? Нет. Нет. Нет…
Он еще раз обвел глазами комнату. При всей своей трепетности отношения к Кристине..при всем уважение к ее вкусу… Комната поражала какой-то удручающей пошлостью… Эти фарфоровые фигурки на каминной полке… Этот индийский коврик на полу… Типичная комната богатой девушки. Безликая. Безымянная. Пустая. И только, то в этой комнате жила Кристина, делало ее ценной для него. Только это. Но…здесь не было чего-то очень важного…не было души Кристины. Ну, да, конечно…Она боялась прошлого..Она не хотела вспоминать о нем… И поэтому, да, несомненно поэтому, убрала прочь с глаз все вещи, которые напоминали ей о Той жизни. Не осталось даже самой малой и неприметной безделушки… Только портрет ее отца. И все. Кристина, Кристина… Призрак покачал головой. Поняла ли ты, что ты наделала? Ты же потеряла саму себя. Ты попыталась так, по-детски, по-глупому, неумело, вычеркнуть из своей жизни прошлое…уничтожить само воспоминание об этом прошлом… Но ведь именно прошлое делает нас такими, какими мы есть. Ты спрятала огромную часть своей жизни вместе с нею ты спрятала саму себя… Я могу сказать по этим вещам, какая ты сейчас. Могу сказать, о чем ты думаешь… Потому что вещи говорят о нас больше, чем мы сами можем подумать о себе…
С чего начать? Он в очередной раз оглядел комнату, запинаясь взглядом и морщась на наиболее вопиющих примерах безвкусия. Да. Вот. Именно это!
На кровати была небрежно брошена книга. Призрак взял ее. Перси Биши Шелли. «О любви». Он тихо усмехнулся… Как многообещающе! Неужели еще один неудачник пытается решить эту извечную загадку? Шелли…Знакомая фамилия… И уж совершенно не связанная с историей счастливой любви. Что ж, это вполне закономерно. Люди, которые счастливы, люди, которые любимы и любят, никогда не задают этого вопроса «Что такое любовь»..он не нужен им. Потому что они видят эту любовь ежесекундно рядом. И только несчастные неудачники, словно проклиная свою судьбу раз за разом пытаются разгадать загадку этого странного, неуловимого и несправедливого чувства.
Что ж, месье Шелли…Посмотрим, удалось ли это вам? Готов поспорить, что я не соглашусь с вашими философскими выкладками. Как может один человек говорить другому, что такое любовь? Ведь об этом не говорят. Об этом иногда страшно даже подумать, чтобы не спугнуть эту своенравную и пугливую птицу… Что ж…держу пари, что я не соглашусь с вами!
Всего лишь пара страниц! Как мало…Как глупо…Как самоуверенно…А почему бы и нет? Он открыл первую страницу…

Что такое любовь? Спроси живущего, что такое жизнь. Спроси молящегося, что такое Бог.

Призрак замер… Жизнь и Бог…да… Только эти два слова…Только они могут описать то, что он чувствует…Только они.. Жизнь и Бог..Кристина – его жизнь..Кристина – его Бог. И все. Добавить больше нечего…

Я не знаю, что скрыто внутри у других людей, даже у тебя, к которой сейчас обращаюсь. Я вижу, что некоторыми внешними чертами люди эти похожи на меня; но когда, обманутый этой видимостью, я решался воззвать к чему-либо общему для всех нас и раскрывал им свою душу, оказывалось, что я говорю на непонятном для них языке, словно очутился в далекой и дикой стране.

Да… Я звал тебя, Кристина…Я ждал тебя, Кристина…. Я так ждал тебя…Мне казалось, что ты понимаешь меня, как никто другой…. Мне казалось, что я смогу рассказать тебе, все, что я чувствую, поведать тебе всю свою боль. Но..в тот момент, когда я хотел, когда я начинал изливать тебе свою душу, я натыкался на твой холодный взгляд. И понимал, что я не смогу растопить этот лед равнодушия, что тебе все равно..О! Как я бы хотел почувствовать хоть что-то, понять, что ты хотя бы просто сострадаешь мне…О! Самое прекрасное слово – это «сострадание»… Но…ты не понимала этого..Как ты и не поняла, что сострадание и жалость, это совершенно разные вещи..Совершенно разные.. Жалостью можно унизить, а состраданием - возвысить… Ты так и не поняла..Но почему? Почему, Кристина? Почему ты, отверженный и всеми забытый ребенок, так и не смогла понять самого главного в этой жизни? Не смогла понять, что только Сострадание, святое Сострадание движет всем? Что только сострадание породило весь человеческий род и только сострадание спасает его от геены огненной? Что только сострадание возвышает нашу душу и разливается бальзамом по нашим ранам...Почему ты не поняла, что такое - Сострадание?

Чем больше опыта я приобретал, тем больше становилось расстояние между нами и тем дальше отходило то, что было в нас созвучного. Наделенный душою, которой не под силу подобное испытание, душою трепетной и слабой, именно потому, что нежной, я всюду искал понимания, а встречал отпор и испытывал горечь.

Ты ушла….но почему ты все-таки потом вернулась? Зачем? Ты хотела вернуть кольцо? Но зачем? Зачем? Ты думаешь, что оно было нужно мне в этих мокрых и холодных подземельях? Ты думала, что я буду вспоминать тебя, глядя на него? Да? Но зачем? Разве ты не понимала, что наша память, наше прошлое – это самое великое проклятие? Это наш дар, но и наше наказание? Как ты не понимала, что твое возвращение, твой возврат кольца был последним ударом..был той болью, от которой я до сих пор не могу избавиться? О, если бы ты просто ушла.…просто..не оглядываясь..Но этот взгляд, когда ты уплывала с Раулем…Зачем? Для чего? Для кого? Для меня? Ты пыталась подарить мне надежду? Да…Конечно..Она раскаленными иглами до сих пор жжет мое сердце….

И ты спрашиваешь, что такое любовь? Это -- могучее влечение ко всему, что мы воображаем, чего боимся и на что надеемся вне нас; когда мы обнаруживаем в себе зияющую пустоту неудовлетворенности и стремимся пробудить во всем сущем нечто общее с тем, что испытываем сами.

Это россыпь наших эмоций, наших страстей и желаний. Самых чистых и самых святых желаний… Кристина..поверь, я не желал твоего тела..Боже… мне нужна была только твоя душа..Хотя, что это я говорю…Душа может принадлежать только Богу..Кристина..мне нужно было только твое сострадание..твое понимание..Мне нужно было только, чтобы ты была рядом. И ничего более…Ничего…Этого было бы достаточно… Боже, как мало нам подчас надо! Всего лишь человека рядом. Человека, которому можно было бы сказать то, что боишься сказать самому себе. Человека, которому доверяешь больше, чем самому себе…

Если мы рассуждаем, то хотим быть понятыми; если предаемся игре воображения, -- хотим, чтобы воздушные создания нашей фантазии вновь рождались в мозгу другого; если чувствуем, -- хотим, чтобы другая душа трепетала в унисон с нашей, чтобы чьи-то глаза загорались нам навстречу, лили свой свет в наши, чтобы губы, пылающие жаркой кровью сердца, не встречали губ ледяных и неподвижных.

Поэтому я и пишу свою музыку… Поэтому я пишу ее… Чтобы ты хотя бы слышала мои мысли..чтобы ты хотя бы ощущала мои чувства..Когда я пишу ее, то мне кажется, что говорю с тобой… мне кажется, что ты отвечаешь мне… Нет, не надо, не протестуй…не рассеивай этого сладостного заблуждения..Оставь мне хотя бы возможность заблуждаться. Пожалуйста. Это единственное, что у меня еще есть…

Вот что такое любовь. Это -- узы и таинство, соединяющее человека не только с человеком, но и со всем живым. Мы приходим в мир, и с первого же мгновения нечто внутри нас все сильнее стремится к себе подобным. Это, вероятно, выражается и в том, что дитя тянется к материнской груди; по мере нашего развития растет и это стремление. В нашем духовном "я" мы смутно видим как бы миниатюрную копию всего нашего существа, но без всего того, что мы осуждаем или презираем; идеальный прототип всего прекрасного, что мы способны себе представить в человеческой природе.

Кристина.. ты была не только моим голосом…не только моей музыкой…Ты была моей душой…Душой, которая жила там – за пределами моего мира, за пределами моей темницы..Душа, которая жила и дышала, пела и ..просто была..Ты была моей душой….

Не только наш внешний облик, но собрание мельчайших частиц, составляющих нас; зеркало, отражающее одни лишь образы чистоты и света; душа внутри нашей души, очертившая свой рай магическим кругом, за который не смеют проникать ни страдание, ни горе, ни зло. С ним мы неустанно сравниваем все наши чувства, стремясь отыскать сходство.

И как тяжело, как страшно, когда мы понимаем, что жестоко ошиблись…Что это был не человек в дальнем конце коридора, а - увы – всего лишь наше отражение в зеркале, висящим на противоположной стене…

Найти свое соответствие; встретить ум, способный оценить твой; воображение, способное понять тончайшие неуловимые оттенки чувств, которые ты втайне лелеял; тело, чьи нервы вибрируют вместе с твоими, подобно струнам двух лир, сопровождающих прекрасный голос певца; найти все это в том сочетании, какого жаждет наша душа, -- вот невидимая и недостижимая цель, к которой стремится любовь; чтобы достичь этой цели, она побуждает человека ловить хотя бы слабую тень того, без чего не находит покоя сердце, где она воцарилась.

Хотя бы слабую тень…Мы ищем эту тень…Теряем в этих бесконечных поисках себя, растрачиваем силы, но когда догоняем эту неуловимую тень..то оказывается, что уже наступил полдень, и ей пора исчезнуть….


Вот почему в уединении или в той пустыне, какая нас окружает среди людей, нас не понимающих, мы любим цветы, траву, воду, небо.
В трепете весенних листьев, в синем воздухе мы находим тогда тайные созвучия своему сердцу. В безъязыком ветре есть красноречие, в шуме ручья и окаймляющих его тростников есть мелодия; и непостижимая связь их с чем-то внутри нас рождает в душе восторг, от которого захватывает дыхание; вызывает на глаза слезы непонятной нежности, такой же, какую будит патриотическая гордость или голос любимой, поющей для тебя одного.

Надо только научиться слушать…. Так мало и так много – всего лишь научиться слушать!! Научившись слушать, мы приобретаем все могущество, какое только возможно для смертных в этом мире. Ведь главная сила Бога не во всевидящем оке. И не в карающей длани, а всего лишь в его умении слушать…И, конечно, в сострадании…Величайшем сострадании в мире...

Стерн говорит, что, окажись он в пустыне, он полюбил бы какой-нибудь кипарис.

Я сейчас иду по пустыне… Но кого я вижу на этом пути? Кого? Кто там, за очередным поворотом? О! Уж лучше б это была пустыня! Я бьюсь о стены одиночества, блуждаю по лабиринту непонимания … О! Если бы это была пустыня… Но нет..Это холодные каменные стены, покрытые влагой…и эта влага – всего лишь слезы. Мои слезы. Моя боль одиночества…Мои руки выбили эти каменные трещины…Мои пальцы цеплялись за эти царапины…Это я! Я в каждом камне! В каждой песчинке!

Когда умирает это стремление и эта способность, человек превращается в живую гробницу: от него остается лишь оболочка того, чем он был прежде.

А что же происходит, когда это стремление остается? О! Тогда человек сгорает заживо..В медленном огне собственного ада!


В конце была спокойная приписка. Но сколько в ней было иронии и горечи!

Эти слова иносказательны и недостаточны. Таковы слова в большинстве своем. Тут ничего не поделаешь..

Да…всего лишь слова… Как там сказал Гамлет? «Что вы читаете, мой принц? – Слова, слова, слова…» Всего лишь слова… Но ведь и «Гамлет» - всего лишь слова..Мы говорим… И не можем никак иначе... Нет.. совсем нет..я ведь пишу музыку…и я могу говорить только ею..Но смысл? Это ведь мне достаточно услышать звук и понять, что он значит..А другие? Другие пытаются перевести ее в такие знакомые им слова..И ошибаются.. И никак иначе нельзя… Мне надо научиться говорить… Надо научиться говорить на их языке. Научиться говорить и разговаривать словами. Это так просто и так трудно… Прав, десятки, сотни раз был прав Родерик..мир его праху…когда цитировал страницами известные иногда только ему книги. Все уже сказано до нас. И для нас. «Ничто не ново под этим солнцем»… Ничто…И то, что сейчас делаю и переживаю я, наверное уже делали и переживали до меня. И будут так же страдать и переживать и после меня… Так почему же все равно так больно и тяжело? Ведь…моя боль не уникальна…не больше и не меньше, чем у других людей? Наверное, потому что это моя боль. Только моя… Только моя…


Я проиграл…Я снимаю шляпу…Я проиграл. Даже здесь я проиграл
Перси Биши Шелли..Шелли… Был ли ты счастлив? О, да, я вспомнил тебя… Я вспомнил, где я слышал о тебе… Да…Твоя жена…Мэри..Это ведь была она, не так ли… На той вилле Диодати ,под пологом бурной ночи, когда всполохи молний разрезали многострадальное небо, когда ты, доктор Полидори и лорд Байрон рассказывали друг другу страшные сказки, чтобы избавиться от своих демонов?…. Что, какие мысли породили в ее бурной голове ту идею о безумном докторе, бросившем вызов богам и самому решившем стать богом? О, да..Я тоже был богом для этой маленькой оперы…. Я был ее единоличным властителем…Я решал судьбы…И это все только для тебя, Кристина…Я был твоим Монстром…а ты была моим Бароном..Ты могла делать все, что хочешь..Но для этого тебе нужно было только захотеть..только захотеть..о, я бы сделал, все для тебя. Убить, пощадить, сотворить, разрушить…Просто потому, что ты бы попросила меня об этом. Просто потому, что ты бы понадеялась на меня..Мне бы было не надо ничего..Только твоя просьба и надежда на меня…
Ах, Перси Биши Шелли… О чем думал ты в ту бурную ночь, когда твою лодку уносил ураган? Думал ли ты о смерти…или о Мэри, которая ждала тебя дома? Мне кажется, что знаю ответ на этот вопрос…Потому что даже в свой смертный час, когда ко мне подойдет мой чернокрылый ангел, я буду думать только обо одной женщине в этом мире – о Кристине…
О Кристине…Он обвел взглядом комнату. И нашел то, зачем он сюда пришел. Вот они. Вот они, дневники…Кристина искала тот, который забрала Мег и раскидала остальные..вот они валяются в беспорядке возле кровати..она так и не нашла его…. Интересно, догадалась ли она, чьи руки его листали, чьи глаза с жадностью вглядывались в такой родной и любимый почерк? Наверное, нет..Он надеется, что нет…

Он взял дневники…. У него был впереди целый вечер, чтобы проникнуть в ее душу, понять, чем же она живет и дышит. Понять, что же он сделал не так… Узнать. Что же ему теперь делать…

Это была его последняя надежда. Последняя надежда. И он вспомнил то, что когда-то прочитал в случайно забытой Родериком книге. То, что так и называлось – «Последняя надежда». Он прочитал и, как ему казалось, забыл. И вот сейчас, именно в эту минуту, те старые слова пришли и застенчиво постучались в его душу.

Она деревцом терпеливым
Растет у забытых могил,
Подобно кладбищенским ивам,
Которых никто не садил.

И птица, как верность поруке,
Не молкнет в тени деревца.
И разве не наши сердца -
Те ветви и певчие звуки?

Ты память, я - холод разлуки,
Которой не будет конца...
О жить бы! Но горсточка праха

Замрет, порастая быльем.
Ну что ж... Отзовись, моя птаха!
Я жив еще в сердце твоем?

- Да, – тихо произнесла девушка в маленьком охотничьем домике на берегу озера.