[Targhis]

* * *

Тогда был вечер, я стоял на берегу Шванзее, повернувшись спиной к королевскому замку, и с остервенением, засунув пальцы под край маски, тер незаживший шов на челюсти – он все еще беспокоил меня. Прижигание в трактире то ли запоздало, то ли оказалось неудачным, рана воспалилась, и пришлось заново вскрывать уже зашитый шов, а потом зашивать еще раз. И все это перед зеркалом! А теперь я изо всех сил пытался себя убедить, что причина моего скверного настроения именно в нем. Что всегда бывают внешние причины…

Мы посетили оперу, а потом королю пришло в голову пригласить одну молодую многообещающую певицу в замок – был у него такой обычай…

Опера. Театр был пуст, актеры играли только для нас двоих. Гениальная идея! Причем, нас они даже не видели. Мы сидели в глубине ложи, в тени тяжелых портьер. Хотелось бы мне иметь возможность постоянно созерцать спектакли в полном одиночестве…

Я сидел, отодвинувшись в тень как можно дальше, чтобы только портьера не мешала смотреть, необычно острое зрение позволяло мне разбирать выражение лиц актеров. Король расположился ближе к залу, он не оглядывался на меня, ему, как и мне, не требовалась компания, чтобы наслаждаться искусством. Но в какой-то момент, следя за происходящим на сцене, он повернулся в профиль ко мне, и я уже не в первый раз уловил отдающий фанатизмом блеск в его глазах. Очарован музыкой, он как будто пребывал в ином мире, на щеках его иг-рал яркий румянец, пальцы цепко стискивали подлокотники кресла. И в этот момент я откуда-то понял, что мои глаза, должно быть, сверкают сейчас точно так же, лицо под маской горит, и я поймал себя на том, что нарочно расслабляю стиснутые кулаки.

Что ж, это говорило лишь о том, что молодой человек, по крайней мере, на уровне восприятия был так же беззащитен перед волшебством музыки, как и я…

На той же неделе молодая певица оказалась в королевском замке, у нас в гостях. У нас… Суть моих отношений с Его Величеством мне самому была неясна, и на всякий случай я предпочитал не противоречить ему и исполнять его изысканно вежливые просьбы, которые, возможно, следовало расценивать как приказы… покуда дело не касалось маски.

Поэтому, когда он предложил нам спеть любовный дуэт, я покорно встал рядом с певицей, а потом… Наверно, увлекшись пением, я слишком вошел в роль. Наверно, она тоже. И ведь до тех пор мне ни разу не приходилось петь дуэтом… петь с женщиной. В какой-то момент я осознал, что она стоит совсем рядом и смотрит на мою маску, отражавшую уютный блеск свечей, вглядываясь в ее черные глазницы. И в ее глазах было такое… я понимал, что это все мой голос, что минуту спустя чары развеются, стоит мне только прикоснуться к ней ледяной и костлявой рукой трупа. А пока – она сама подалась ко мне, и внезап-но стало трудно дышать. Я зашелся кашлем, женщина вздрогнула и, кажется, коснулась моей руки, потому что внезапно отпрянула, а я, извинившись и отвесив вежливый поклон, быстро вышел из помещения…

Мимо проплыли маленькой армадой лебеди. Они выжидающе посматри-вали в мою сторону, надеясь, что их покормят, но у меня не было при себе ничего съедобного. Лебединое озеро…

Медленно подкрадывалась ночь, в небе высыпали звезды – я простоял там больше часа. Легкий сюртук плохо защищал от прохладного ветра с озера, но я скрестил руки на груди, и холод больше не ощущался. Увидев, что к озеру спустился король, я направился к нему вдоль берега. Король вздрогнул, когда я при-близился, шутливо всплеснул руками и испустил деланно глубокий вздох облегчения.

– Это вы, Орфео! Вы испугали меня… Двигаетесь, как какой-нибудь призрак, – Мы с ним разговаривали по-французски с тех пор, как он все-таки вытряс из меня признание, что это мой родной язык, и это слово прозвучало как le fantome.

– Я и есть всего лишь фантом, – мрачно ответил я, еще крепче сжимая руки на груди.

Он медленно пошел рядом.

– Но как вы пели… – пробормотал король. – Это было… так сильно и в то же время так искренне… и нежно… И я подумал, что она без памяти влюблена в вас.

– Полагаю, так и было. Но ненадолго, – прошептал я.

– А вы… – краем глаза я заметил, что он задумчиво смотрит на мою левую руку, обхватившую правое плечо. – А вы… никогда?..

Я молча повернул к нему лицо, и юноша смешался.

– Что я мог бы сделать для вас? – спросил он.

– Мне нужен орган, – ответил я неожиданно для самого себя.

В самом деле, боль могла оказаться разрушительной для меня самого или для других, лучше всего было направить ее в безопасное русло. В музыку. Я вдруг осознал, что мощный прибой снова грохочет в моем сознании, ища выхода. А до тех пор там была лишь глухая пустота. Ничто – тем более, ничто прекрасное – не рождается без боли.

– Она очень удивилась, – заметил король.

– Она фальшивила, – вырвалось у меня. – Мне это очень режет слух.

– У вас будет орган, – сказал король. – А фройляйн на рассвете покинет замок.

Я дернул плечом.

– Это не имеет значения. Мне все равно, уедет она, или останется.

Не знаю, вполне возможно, что это и в самом деле не имело значения. Мы поднимались по замковой лестнице, и я поймал себя на том, что расцепил руки и уже выстукиваю пальцами по перилам новый ритм…

В свое время с ЛаЖуа было легче – но тогда ничего просто не могло быть. А ведь еще была Персия… Именно то, что мне больше всего хотелось бы забыть, только вот незадача – я никогда ничего не забываю…

Персия и… ханум.

Иногда она называла себя моей ученицей. А меня – своим Ангелом Рока. Или Ангелом Смерти.

Быть Ангелом Смерти – тоже выход, хорошее средство от боли, только, к лекарствам привыкаешь со временем, и тогда – или становишься зависим, или они теряют свои целебные свойства.

* * *