[Targhis]

* * *

Зайдя в свое обиталище, я первым делом содрал парик и маску и несколько раз глубоко вдохнул, потом напился воды, уронил на пол жилет, начал расстегивать сорочку… а потом стремительно схватил брошенную на столик маску и прижал к лицу, потому что в комнату радостно влетела ханум, как всегда, в сопровождении двух стражей.

Она знала, как я выгляжу, и, полагаю, в глубине души желала увидеть мое лицо вновь, но я не собирался предоставлять ей такое удовольствие. И маленькая ханум, при всей своей жестокости и болезненном любопытстве, интуитивно понимала, что этого требовать НЕЛЬЗЯ.

Поэтому она промолчала, окинув меня лихорадочно-жадным взглядом, и степенно приблизилась – госпожа, оказавшая слуге милость, обратив на него свое внимание.

– Ты справился, mon cher, – объявила она. – Турок признал, что победа была на твоей стороне, так что мой блистательный супруг выиграл свой спор. Шах доволен тобой и я тоже, – Она скользнула взглядом по моему черепу – редкие черные пряди, надо думать, слиплись от пота сосульками – потом посмотрела на мой рукав.

– Меня это всегда интересовало, – заметила ханум, вновь подойдя ко мне вплотную и глядя снизу вверх. – Значит, и у тебя течет кровь? Такая же, как у всех? А я уже начала сомневаться.

– И меня даже можно убить, – мрачно напомнил я.

– Я распоряжусь, чтобы тебе прислали врача, – предложила ханум.

– Не нужно, – быстро ответил я. – Я как-нибудь сам.

– Был момент, когда я даже испугалась за тебя, – призналась ханум. – Этот лев… и кровь. Пожалуй, это было опасно, не правда ли, мой Ангел? – В ее голосе отдалось неясное томление.

– Неужели вы были так уверены, что я справлюсь со львом, – не удержался я, – что допустили это? У меня ведь не было ничего, кроме лассо, я и не подозревал…

– Я вовсе не желала смерти моему учителю и Ангелу, – ответила женщина. – Льва застрелили бы – тебе нужно было только позвать на помощь. В этом я решила положиться на твою хваленую сообразительность.

– Я не стал бы звать на помощь, – медленно произнес я. – И тогда бы вы позволили мне погибнуть?

Она промолчала, только дернула черной бровью – видимо, согласилась. Я догадывал-ся, что вуаль скрывает жестокую и прелестную улыбку, но не мог знать наверняка.

– Ты сможешь петь для гостей? – наконец, поинтересовалась она.

– Да, разумеется, моя госпожа. И, если позволите, я бы хотел принять ванну и заняться своим плечом…

Ханум протянула маленькую смуглую ручку и коснулась моей шеи. На руке остался влажный след.

– Холодный, – тихо заметила она. – Ты действительно, как мертвый. И пот у тебя прохладный, как утренняя роса. Что у тебя – лед внутри?

– Не знаю, – сухо ответил я.

Она поднесла ладонь к лицу.

– И запах. Едва заметный. Странный. Немного сладковатый. Наводит на мысли о тлене, – Она передернула плечами. – Ужасно.

Я молчал. Ткань сорочки, наверно, все прочнее присыхала к ране, придется отдирать.

– Как мне наградить тебя, мой Ангел? – спросила женщина.

Мне пришло в голову – понимала ли она, что больше всего мне хотелось сомкнуть пальцы на ее тонкой смуглой шейке и сжать их в смертоносном усилии. На все хватило бы одной руки – и чтобы обхватить, и чтобы придушить… избавив мир от чудовища, куда опаснее меня – потому что она не выглядела, как чудовище. И глядя в непроницаемые миндалины ее глаз, я вдруг подумал – она это отлично понимает. И смотрит она, кажется, с жалостью, смешанной с презрением. Интересно, почему?

– Если представить на мгновенье, что я предложила бы исполнить любое твое желание, что бы ты попросил? – произнесла она.

Оставь меня в покое, мысленно воззвал я, позволь завершить мою работу и просто уйти, потому что здесь меня ждет только смерть, и произнес вслух:

– Мне ничего не нужно, моя госпожа.

– Ладно, я оставлю тебя. Займись собой – у тебя мало времени, – Она отвернулась и пошла прочь, но, уже подойдя к выходу, оглянулась, стянула с пальчика кольцо с черной жемчужиной и бросила мне.

Я механически поймал кольцо.

– У тебя тонкие пальцы, на мизинец налезет, – сказала ханум, помолчала и добавила по-французски, – Ты бы мог многого добиться, mon Ange, умей ты хоть иногда просить. Глупый гордец, – и ушла.

Я не без труда протянул перстень через сочленения фаланг левого мизинца. Жемчужина была необыкновенно хороша.

* * *