Сонечка, увы, про авторство балета не знаю. Увижу где- скажу.
вот еще одна статья - такое ощущение, что автор писал-писал от себя, а потом пару абзацев оплатил Петкун
И Вову Дыбского обижают зря! Постоленко не слышали:D Впрочем, святое не тронули, даже похвалили, как водится, и на том спасибо:D
Есть наряду с ерундой ряд умильных пассажей, вроде "растительного обаяния"
http://www.rol.ru/news/art/news/02/05/23_011.htm
Собор жестоких романсов
23 мая 2002 г.
"По какой моей вине эта ненависть ко мне?" - поет теплым голосом Светланы Светиковой французская цыганка Эсмеральда. "Я буду верною женой, но поклянись мне головой, что эту тварь повесят", - маленьким, противно звучащим на верхах голосом Анастасии Стоцкой выставляет ультиматум своему жениху аристократка Флер де Лис. И страдает Квазимодо - Вячеслав Петкун: "Может быть, ты улетела с тем красивым капитаном..." - и что-то там еще про невенчаную жену. Юлий Ким, переложивший текст мюзикла на русский язык, придал ему отчетливый колорит жестокого романса - и тем точно определил координаты нового московского мюзикла на карте искусств.
Жестокий романс всегда несколько отстранен от обыденной жизни чрезмерностью страстей и все же всегда принадлежит ежедневности - потому что страсти эти абсолютно понятны в своей основе. Создатели оригинальной версии "Нотр Дам де Пари" либреттист Люк Пламондон, композитор Ричард Кочанте, художник Кристиан Ратц и режиссер Жиль Маю историю, рассказанную в романе Гюго, перевели в спектакль, полный страстей и обыденности одновременно.
Трое мужчин хотят получить одну женщину и хором об этом поют. Поют хорошо - что монах Клод Фролло (Александр Маракулин), что капитан Феб (Антон Макарский), что горбатый звонарь Квазимодо (Петкун). И музыка весьма неплоха - трио с французским наименованием Belle (у нас оно запомнится рефреном "Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой") стало визитной карточкой мюзикла в мире, сингл побил многие рекорды продаж. Но это трио - одна из немногих сцен, когда режиссер не приземляет героев.
Самая родная биография досталась капитану Фебу. Должно быть, он командует ОМОНом - во всяком случае его подчиненные одеты в черные объемные костюмы (так вспучивается одежда над бронежилетами) и вооружены дубинками. Сам лучезарный Феб тоже не прочь при случае пустить дубинку в ход - под конец второго акта он мастерски, одним ударом, убивает предводителя бродяг Клопена (Сергей Ли). Свидание девушке он назначает в натуральном притоне, где гуляют голые бабы (нет-нет-нет: телесное трико, под которым виден целомудренный лифчик) и полуголые мужики. И сразу после встречи Феба с Эсмеральдой занавес отсекает сцену, оставив парочке единственное место действия - раскрытую постель. Раненный злодеем Клодом Фролло и еле передвигающий ноги Феб покаянно плетется к своей невесте Флер де Лис - и вот тут он выслушивает про "тварь", "шлюху", и "мой милый, ты не ангел, я тоже не овечка".
Биография поэта Гренгуара, чья страшно фальшиво спетая Владимиром Дыбским ария "Пришла пора соборов кафедра-а-а-альных" открывает спектакль, тоже понятна. Он безусловно успешный эстрадный исполнитель: сытый, самодовольный, моторный. Ради развлечения иногда посещающий довольно опасные места. Роль не предполагает активного участия Гренгуара в действии, его выходы прослаивают сюжет отдельными номерами (на празднике шутов - с пробегом вдоль рампы "Я - шут! Ты - шут! Все! Здесь! Пля! Шут!"), но в той единственной сцене, когда с ним что-то происходит (поэта собираются прикончить бродяги - обитатели Двора чудес), актер, сидя в мешке, не забывает кокетливо поправить упавшую на глаза прядь волос. Дыбский вообще своей роли соответствует замечательно: на поклонах он не постеснялся торжествующе повторить выходную арию, лажаясь в тех же самых местах.
Эсмеральда и Клод Фролло точны и актерски, и вокально: в Светиковой торжествует какое-то растительное обаяние, а в красивом баритоне Маракулина кипит ярость, сменяющаяся отчаянной надеждой. Он шарахается от скалящихся химер, разъезжающих по сцене на высоких прямоугольных столпах (вроде коробок из-под больших холодильников), сползает по ним, добавляя краску живого драматического страдания в небогатый на то спектакль.
Но, конечно, лучше всех был Петкун. Он выглядел своим для всего лучшего в этой постановке: для дивной декорации (серая неровная стена, то открывающая келью-пещеру, то абсолютно безжизненная), для отлично работающего кордебалета и акробатов, цепко ползающих по стенке вниз головой и катающихся на огромных колоколах (хореограф Мартино Мюллер отвечает за все агрессивные вылазки бродяг), для чувственной девочки Эсмеральды и для мрачного монаха Фролло. И все же отдельным от них.
Не знаю, уйдет ли это на дальнейших спектаклях, когда лидер "Танцев минус" привыкнет к новой - театральной - роли. На премьере взъерошенный Петкун, выкрашенный рыжей краской, подволакивающий ногу и таскающий огромный горб, смотрел в зал с вызовом, ужасом и надеждой - как, должно быть, мог смотреть на окружающий мир сам Квазимодо. Петкун пел, не жалея себя, не просчитывая графика будущих спектаклей, иногда хрипя, и оправдывал всю эту затею на триста процентов. Потому что с таким чувством правды когда-то пел жестокие романсы Высоцкий. И даже когда Квазимодо, вместо того чтобы сбросить Клода Фролло с собора, спускал его с лестницы, это выглядело вполне органичным. От Петкуна следовало ожидать именно этого.