Цитата:
|
Автор Alexander
Дмитрий, а о какой опере Дашкевича, собственно, речь?
|
Ни о какой конкретно. У меня довольно смутные воспоминания остались о секции «третьего направления» в Союзе композиторов. Очень давно это было (больше 20 лет тому как). Я подрабатывал там постановщиком сцены, и что-то невольно слышал. Как-то мне все это очень не нравилось.
Цитата:
|
Автор Alexander
Один из главных принципов мюзикла - доступность. В общем, понятно в этом смысле отсутствие интереса у "высоколобых" композиторов к этому жанру...
|
Ну вот наверно есть простота, а есть упрощенность.
Мне кажется, что главный композиторский принцип (он же и человеческий) — проверять самого себя: а тебе есть что сказать-то, если уж рот открыл и публику собрал? Хоть какое-то «приращение смысла» есть, или это чистая компилляция уже бывавшего неоднократно?
Как-то Градскому я пенял на банальность некоторых его решений. Он тащится от себя, а я говорю, что говно он слепил (мы оба выражений не выбираем в процессе работы). Частушки под балалайку (Воландовская банда поет: «Мы в квартире у покойника спокойненько сидим) — это прямо анти-изобретательность какая-то, стопицот раз уже было. И приводил ему в пример Шнитке (весьма высоколобого автора, ващета), у которого привычные жанры звучат и так, и не так одновременно — благодаря изобретательной оркестровке, благодаря неожиданным ритмическим и метрическим (временным!) поворотам. «Ревизская сказка» — разве не доступное «массам» сочинение? А музыка к «Маленьким трагедиям» — шотландская баллада вроде как и стилизована, но и никогда не спутаешь с аутентичной. Танго все шнитковские — в тех же популярных Concerti Grossi.
Марш из оперы «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева — куда уж шлягернее! Узнается с одного такта! Как и почти весь балет «Ромео и Джульетта». Однако Прокофьев писал своим языком, а не заимствованным. А до этого он вырабатывал свой язык (в той же Третьей симфонии или опере «Огненный ангел», которые я не люблю и не хочу переслушивать). И вот я ставлю рядом «Апельсинный марш» ПРКФВ и марш про «Московскую особую, самую любимую» АГ, и мне сразу становится ясно, кто композитор, а кто клевый парень с гитарой.
Вот такую работу, как у Пркфв и Шнитке в легких жанрах я считаю не халтурой, и не упрощением. Это и есть композиторская работа. При этом я могу и «сложного» Шнитке слушать (Альтовый концерт, Концерт для хора на тексты Грегора Нарекаци, например) и находить в этом какой-то смысл для себя — не навязывая прослушивание этих сочинений тем, кому это и не надо.