[Эрик]

АРТХАУС ПО-АМЕРИКАНСКИ, или ТЕРРЕНС МАЛИК ВЛЕЗ НА ДРЕВО

Каннский кинофестиваль в нынешнем году запомнился не столько хорошим кино, сколько сопутствовавшим скандалом с изгнанием Ларса фон Триера. Спору нет — сам нарвался: шутка гения, завершившаяся словами "ОК, я нацист", была действительно дурацкая. Но реакция боссов фестиваля, на мой взгляд, была еще глупее... Так или иначе, за этим скандалом как-то затерялись собственно представленные фильмы — во главе с лауреатом Гран-при.

Кстати, на любом фестивале Гран-при — это все-таки главный приз. То есть в Каннах Гран-при — это все-таки "Золотая пальмовая ветвь". А вторую по значимости награду следует называть не Гран-при, как почему-то делают наши журналисты, а Большой приз жюри! И пока до наших экранов добираются обладатели этого самого Большого приза и новый фильм фон Триера, я представлю вам кино, получившее Гран-при — "Золотую пальмовую ветвь": таковым стала философская притча Терренса Малика "Древо жизни".

Между двух огней

На сей раз пытаться пересказать сюжет фильма — абсолютно дохлый номер. Потому что сюжета как такового просто нет. А есть, видимо, типичная американская семья О'Брайенов. Деспотичный отец (Брэд Питт), в вечном родительском заблуждении с упорством носорога пытающийся заставить трех сыновей не повторять его ошибки и усвоить принцип: "если хочешь преуспеть — нельзя быть добреньким". Полная его противоположность — мать (Джессика Честен), воплощение вселенской доброты и всепрощения, не перечащая мужу, но со своей стороны внушающая детям: "путь к счастью только один — любовь". И трое обычных мальчуганов, растущих и формирующихся между этих двух огней — обжигающего пламени отцовской любви и согревающего света любви материнской. Эту вполне житейскую картинку культовый режиссер проецирует на глобальную картину мироздания, буквально показывая, как зарождается и умирает Вселенная, в которой и звезды, и планеты, и туманности — всего лишь дети, вершащие свой путь между двух огней: созидающего пламени Творения и испепеляющего жара Разрушения.

И оба этих пласта мы видим глазами старшего из детей О'Брайенов — Джека. Взрослый Джек (Шон Пенн), переживающий жизненный и духовный кризис, пытается постичь суть мироздания. В поисках ответов на глобальные вопросы бытия он обращает свой внутренний взор в прошлое — туда, где юный Джек (Хантер Маккракен) только начинает свой путь, на котором смешается столько всего: и бунт против отца, и осознание себя таким же, и беззаботные мальчишеские игры, и первые эротические переживания, и детская жестокость, и ответственность перед младшим братом, которому, как мы знаем с самого начала, суждено погибнуть в 19 лет...

При чем тут динозавры?!

Спору нет — визуально фильм впечатляет. Незаурядная операторская работа 4-кратного номинанта "Оскара" Эммануэля Любецкого — от стремительных полетов камеры и необычных ракурсов в бытовых эпизодах и величественного парения в эпизодах созерцательных — вкупе с музыкой 4-кратного же номинанта "Оскара" Александра Депля способны вогнать в транс... Но возникает неизбежный вопрос: а нафига оно надо-то?! Так ли уж необходим для настроя на философский лад этот получасовой документальный фильм а-ля канал "Дискавери", сменяющий вроде бы бытовую завязку? Лично мне, любителю астрономии, было приятно посозерцать изумительные кадры газопылевых туманностей — включая с детства знакомую по учебникам Конскую Голову... Но — нафига?!

Мысль о глобальности мироздания и хрупкости бытия стала понятна минуты через три. Так зачем было нужно это "очевидное-невероятное" — включая уже откровенно затянутый и совершенно лишний эпизод с динозаврами? Может быть, я чего-то не понимаю в артхаусе, но мне было бы куда интересней следить за вполне земной историей взросления. Которая, вместо этого, оборвана на полуслове — что, на мой взгляд, лишает смысла саму историю. А апокалиптическая мистерия в финале и вовсе низводит философскую притчу до уровня масштабной, но банальной религиозной проповеди. Место которой — в церкви, но никак не в кинотеатре.