круто - о мюзиклах уже пишут в мужских журналах
Пляшущие человечки
Александр Мунилов
(часть первая)
Начнем с того, что мюзикл – дорогое удовольствие: бюджет тяжеловесов – «Норд- Оста», «Нотр-Дама» и «Чикаго» – зашкаливает за четыре
миллиона долларов. Рынок поющих и танцующих актеров у нас до недавнего времени был вовсе не развит. Сделать технологически сложные декорации, наладить звук, продажу билетов, рекламу – все это вещи отнюдь не три- виальные, и прокол в каждой из позиций может стоить мюзиклу жизни (как это произошло с «Дракулой», бесславно закрывшимся через пару месяцев после премьеры). И тем не менее сейчас, кажется, каждый худо-бедно и хорошо-богато известный деятель шоу-биза пытается запустить собственный спектакль, где будут петь, танцевать и брать за вход внушительные суммы. Создатели «Норд-Оста» заканчивают переговоры о покупке прав на «Призрака оперы», создатели «Метро» и «Нотр-Дама» готовятся выпускать «Ромео и Джульетту». Ирина Апексимова
продюсирует мюзикл «Веселые ребята» – музыка Максима Дунаевского, слова Игоря Иртеньева и Вадима Жука, в главных ролях Максим Леонидов и сама Апексимова. Александр Абдулов ставит рок-оперу «Ад финитум», написанную Ильей Олейниковым из «Городка», постановщик «Метро» поляк Юзефович – «Иствикских ведьм» с Певцовым. Ожидают мюзикл по «Парфюмеру» Зюскинда – с Борисом Моисеевым в главной роли. О собственном мюзикле говорит и Борис Краснов – это будет «42-я стрит», с иностранными актерами и в декорациях собственного производства.
Эта внезапная бродвейская метель оживила довольно затхлые уголки Москвы. Зашипел аншлагами Театр оперетты, куда раньше ходили только веселые старушки. Покрылись
рекламами и растяжками улицы, прилегающие к окраинному ДК завода, прости господи, «Московский подшипник» (там идет «Норд-Ост»). Скоро начнется строительство Театра мюзикла на задах парка им. Горького. К премьере «Чикаго» спешно обустраивают мрачную громадину Театра эстрады.
С какой цепи сорвался столичный мир развлечений?
Победа зажигалок
Чтобы попасть в ресторан «Бисквит» в 10 часов утра, нужно проявить смекалку. Парадный вход закрыт; служебный прячется в грязных дворах. Рядом унылые мужики торгуют мотылем и слизнями. Из царства червей ваш автор попадает в благополучный мир диванов, лепнины и золота. Диваны пустуют; команда GQ терпеливо пьет кефир. Жарким июльским утром здесь собираются снимать баронессу Катерину фон Гечмен-Вальдек – продюсера мюзиклов «Метро» и «Нотр-Дам», заставившую Москву поверить, что увеселительные музыкальные представления стоимостью в несколько миллионов у. е. и есть та новая и крайне нужная всем забава, на которую не жалко потратить даже собственные 100 долларов.
У парадного подъезда случается конфуз. Что вам представляется при слове «баронесса»? Вот-вот. Юноша, охраняющий парадный вход, в детстве тоже читал Толстого и Дюма; считать баронессой энергичную блондинку в джинсах, которая делает ему пассы с той стороны стекла, он решительно отказывается. Юноше объясняют его ошибку. Катерина, размахивая объемными сумками, проносится в глубь ресторана. На лице охранника навеки застывает обиженное выражение обманутого ребенка.
Затею с “Метро” Катерина характеризует как лучший подарок самой себе: у нее актерское образование, давняя любовь к театру, она решила сделать то, что у советских постановщиков никогда не получалось – настоящий мюзикл.
Я еще не понимаю, во что ввязался; понимание придет ближе к вечеру, когда я, наконец, расстанусь с баронессой, закончив самое сумбурное и прерывистое интервью в своей практике. Пятьдесят минут разговора оказываются размазанными на шесть часов: у баронессы нет, решительно нет времени на беседу длиннее пяти минут. Ее преследуют важные, великие, неотложные дела: вот пробегает мимо юная Света Светикова, Эсмеральда из “Нотр-Дама”: “Стой, Света!” Свету осматривают, пудрят носик, подводят глазки и выдают собственный крестик – для пущей красоты. “А я была на даче”, - пищит Светик, растягивая гласные. Катерина поворачивается ко мне, чтобы продолжить фразу, но из-за угла хмурой соломенной куклой вываливается Слава “Квазимодо” Петкун. Петкуну плохо: ему жарко и хочется спасть, он вымотался за последние дни. Сейчас баронесса усадит его в кресло и собственноручно загримирует. Петкун устало сопротивляется: “Ну что ты все делаешь сама? Есть же гримеры, это их работа!”
Именно Катерина вместе с издателем “Московских новостей” Александром Вайнштейном и директором Театра оперетты Владимиром Тартаковским, ответственна за нынешнюю бродвейскую лихорадку: их проект “Метро” был первым полноценным мюзиклом, сделанным по западным лекалам. В его удачу никто не верил: само слово “мюзикл” было настолько испохаблено, что продюсеры раскручивали его под кургузым слоганом “тотальный музыкальный проект”. Проект, однако, окупился так быстро, что изумились и сами его создатели: они были готовы к тому, что он окажется убыточным, зато создаст почву для следующих, куда более прибыльных постановок. Но пошла публика, потекли деньги, и в образовавшуюся нишу с шумом и гиканьем ринулись инвесторы, режиссеры, продюсеры и просто люди с амбициями.
Случившиеся перемены все трактуют по-разному. Катерина – по Марксу: появились свободные деньги и желание развлекаться – появились и дорогие зрелища. У Георгия Васильева, генерального продюсера мюзикла “Норд-Ост” (и половинки бардовского дуэта “Иваси”) объяснение куда обстоятельнее. “Сейчас просто кризис всего. Кризис театра – нет масштабных, ярких зрелищ Кризис цирка. Кризис эстрады – за последние два года не появилось ни одной звезды, на концерты стали хуже ходить, у артистов сильно упали гонорары. Всюду плохи дела. И тут появляется мюзикл.” Удивительно, но эстраду критикует и Киркоров - “какая-то серая масса”. Петкун же размышляет диалектически: “Все когда-то начиналось. Когда-то и зажигалок не было. Теперь есть”.
Война миров
Между тем признаки грядущих конфликтов и внутрицеховых войн уже начинают проявляться: баронесса утверждает, что в России не все, называемое мюзиклом, им на самом деле является. “Поймите, - говорила она, - мюзикл – это не потрясающий воображение бюджет, не спецэффекты и не продажа сувениров в фойе. И не то, сколько раз в месяц вы его играете. Мюзикл - это совершенно определенная эстетика, вокальная и танцевальная. Не оперная, не опереточная, а особая, близкая к эстрадной” манера. Если же на сцене один персонаж поет оперным басом, а другой ему отвечает актерским драматическим вокалом – это как если бы я вышла танцевать в пачке, а мне в ответ прочитали бы стихи”.
Слыша что-то подобное, исполнительный продюсер «Норд-Оста» терпеливо поясняет: “Для начала я советую всем продюсерам в России все-таки съездить на Бродвей, чтобы лично убедиться в том, сколь широк спектр мировых мюзиклов. На Бродвее идетт одновременно более девяноста постановок, и мюзиклом там считается даже Stomp, где бацают в железяки. Даже Bringin’ da noise, bringin’ da funk, где рассказывается история мюзикла через спеп, и клоунский спектакль Blue Tube. Есть Rent, дико угрбмый организм, после которого хочется пойти и повеситься. И есть мюзиклы – ревю, например,
Smokie Joe’s Café. Мюзикл – категория очень гибкая. Я долго изучал его в Нью-Йорке. К тому же нас консультировала команда Макинтоша, прдюсера “Кошек”, “Призрака Оперы”, “Отверженных”… Если бы они – профессионалы и законодатели моды – сочли, что мы делаем не мюзикл, они бы первые нам об этом сообщили.
И потом – это ведь мы начали показывать мюзикл каждый день. Никто до нас не делал этого и не делает! Мы продавали “Норд-Ост” даже летом – и у нас были полные залы. Поэтому я тоже могу стать в позу и сказать – это мое, это наше, мы продаем, а вы все дети.
“Норд-Ост” – уникальная штука. Представители Cameron Mackintosh Overseas или Really Useful Group после “Норд-Оста” выходили с открытыми ртами. Они думали, что только у них в “Мисс Сайгон” можно отпустить на сцену вертолет. Но теперь мы говорим с ними на одном языке. Мы ничуть не хуже. Поэтому надо ставить русские мюзиклы – ну ни китайские же?”
О чем же наши первые русские мюзиклы? “Норд-Ост” – про каверинских двух капитанов. “Нотр-Дам” – про Квазимодо и Эсмеральду. “Метро” – в общем-то ни о чем: вместо сюжета здесь – броуновское движение юных тел. Впрочем, сюжет в мюзикле и не главное.
Главное – музыка, постановка и точная реклама. “Метро” – первый мюзикл. “Норд-Ост” – первый русский мюзикл. “Чикаго” – первый бродвейский. У “Чикаго” есть Киркоров и Лолита, у “Норд-Оста” – бомбардировщик. У “Нотр-Дама” нет особых спецэффектов, но свой бомбардировщик тоже имеется. Зовут его Вячеслав Петкун. Публика была удивлена: у Петкуна же нет голоса! Оказалось – вполне себе.
Этот человек дал согласие на участие в «Нотр-Даме» не ради денег – потому что с заработками в «Танцах минус» его гонорар даже смешно сравнивать. И не ради славы – потому что «Танцы минус» и так довольно популярный коллектив.
Он взялся за «Нотр-Дам» в качестве вызова самому себе, неожиданного и малообъяснимого. Петкун мялся и многажды отказывался; в последний раз - когда постановщик подвел его к краю десятиметровой декорации, показал вниз и сообщил, что этот путь ему придется проделывать каждый раз без страховки. «А я высоты не то что боюсь, но как-то… избегаю». Но в результате все-таки втянулся. Теперь, помятый ежедневными репетициями, теряющий по два килограмма за спектакль, ну, судя по всему, чуть более счастливый, чем раньше, Петкун оглядывается назад и говорит, что раньше занимался ерундой и только теперь - делом.
Призрак мюзикла
История нового русского мюзикла полна неожиданных параллелей и всяких мистических историй. Одной из таких параллелей меня одарила баронесса. «Как-то при мне Петкуна один раз назвали “русским Гинзбуром”. Я отнеслась к этому с известным юмором, но вскоре в лифте сталинской высотки незнакомец услышал, что у меня в плеере голос Славиного Квазимодо (я выбирала дубли для диска), и вдруг спросил – это у вас Серж Гинзбур? Я была приятно удивлена».
Другой яркий пример – Цекало: вы замечали, что его с Лолитой история в точности повторяет историю Сонни и Шер? Когда-то Шер выступала дуэтом со своим мужем – это была комическая пара, высокая блондинка и смешной деятельный коротышка, они пели и вели собственное телешоу. Потом Шер у Сонни увел Дэвид Геффен, она занялась собственной сольной карьерой, но телепередачу с мужем еще какое-то время вела. Александр говорит, что впервые об этом совпадении ему сказал в 1993 году один американский продюсер. «Позже я посмотрел фильм о них – он в точности иллюстрирует нашу с Лолитой жизнь. Я только думаю, что не стану мэром родного города, как стал Сонни. Мэром Киева? Вряд ли. И надеюсь, что не разобьюсь, катаясь на горных лыжах, хотя бы потому, что я вообще никогда на них не катаюсь». Теперь Цекало занимается «Норд-Остом» и телеканалом СТС, а Лолита будет участвовать в “Чикаго”.
Итак, Петкун – Гинзбур, а Цекало – Сонни. Тогда Александр Вайнштейн – это как раз Дэвид Гэффен. Не в том смысле, что это он увел Лолиту: у них схожий типаж – цепкого, умного, в меру авантюрного и удачливого. Геффен – помимо того, что открыл миру Eagles, Crosby, Stills, Nash&Young и Nirvana – оставил след и в истории мюзикла – он дал денег на постановку Cats. Вайнштейн сделал кое-то не менее важное:
будучи директором ДК МЭЛЗ, он в сопродюсерстве с Соловьевым устроил легендарную премьеру «АССА», затем стоял у истоков теннисного «Кубка Кремля», одного из первых в стране масштабных и конкурентоспособных шоу-представлений, а десятью годами позже поверил Катерине фон Гечмен- Вальдек, и они запустили на орбиту мюзикл «Метро». Вайнштейн вообще-то тогда не любил мюзиклы (Геффен поначалу терпеть не мог рок-музыку), но чутье его не подвело.
Символических совпадений немало и в истории остальных продюсеров. Скажем, Киркоров все детство провел в зале кинотеатра «Иллюзион», смотря старые штатовские киномюзиклы. Георгий Васильев вообще, как оказалось, хотел поставить у нас мюзикл еще в 1996 году. Два года вел переговоры с владельцами прав на «Призрак оперы», даже обо всем договорился – но какое-то десятое чувство подсказало, что надо погодить.
Вскоре случился дефолт. Страна довольно ' быстро пережила это потрясение.
Свободные деньги и свободное же время – магнит всех великих преобразований в сфере развлечений. Скучающий червонец не находит себе места на поп- концерте, не особенно интересуется театром, но жаждет новизны – и с радостным звоном катится под неоновые огни музыкального действа. Разлетающиеся билеты на мюзикл – верный признак нового НЭПа. «Паутина исчезла, в окнах кое-где горели электрические лам- почки и гирляндами висели подтяжки. Нэпманы уже ездили на извозчиках, хамили по всей Москве. Эпидемически буйно росли и воскресали трактиры. Заборы исчезли под миллионами разно- цветных афиш. Зовут на новые заграничные фильмы, играют без дирижера Вагнера, ставят "Землю дыбом" с военными прожекторами и автомобилями» – это Булгаков о 1922 годе.
К вящей радости праздной публики, мюзикл – самое чистое, самое безобидное развлечение. Никто не шваркнет непонятным словом или дурным аккордом – зрителя здесь любят, и он отвечает тем же. После мюзикла гудят мышцы (шутка ли – два часа в кресле), зато в голове прохладно и легко. Зрители называют это отдохнуть душой.