[Дипломатка]

При всем уважении и общем консенсусе, который обычно царит в отношениях Дипломатки и Катеринки, никак не могу согласиться с «нелюбовью» Фролло. Именно, именно он, только он один любил её. Не банально вожделел, а любил. Никто, даже квазимодо не любил Эсмеральду любовью не мужчины к женщине, а человека к человеку. Архидьякон же не просто страдал от физического томления, похоти, а болезненно нуждался в обладании не только телом, но и душой. Другое дело, что он просто не умел любить. В этом отношении он как раз напоминал того самого ребенка, который случайно стал обладателем острого ножа, или даже пистолета. Одно неловкое движение – просто от незнания, «как работает эта штука» - и перечеркнута чья-то жизнь, искалечена собственная. Он поймал бабочку-мотылька, чудесное творение природы, приколол его булавкой, любовался игрой красок на нежных крылышках и горько раскаялся, когда осознал, что погубил Красоту. Он предлагал уличной девке все, что имел и даже больше. Он отдавал ей душу, которая не принадлежала ему. Он стелил ей под ноги собственное «Я». Он сжигал собственную плоть на том самом адском пламени, которое в равной степени пожирало его сердце и разум. Я не знаю, нельзя оправдать его любовью, но лично я могу понять его. Именно потому, что даже будучи Личностью, он-то как раз оставался Человеком. Не Абсолютом, не чем-то внеземным, а сплетением пороков и добродетелей, сильным, но уязвимым.
Я действительно полагаю, что Эсмеральда погубила себя именно упрямством. А ещё и собственной неразумностью. Легче всего закрыть глаза, душу, сердце, отвернуться от чужой боли, кричать, чтобы заглушить слова собственного мучителя. До сих пор меня не покидает мысль, что все могло быть иначе, согласись она только прислушаться к словам архидьякона. Если бы она сумела побороть собственный ужас и найти в себе силы взглянуть в его глаза, не бросая ему в лицо оскорблений. Да, это тяжело, да она страдала и страдала не заслужено, да он был ослеплен и невменяем, но она могла укротить его. И для этого совершенно не обязательно было ему отдаваться. Фролло услышал бы её, внял бы ей, повиновался бы её слову, соизволь она произнести это слово. Ещё раз повторюсь, я не стараюсь обелить Фролло – нет ему оправдания. И цыганка вела себя естественно, глупо и очень по-женски. В том-то и величие романа и автора, что именно так, а не иначе все должно было случиться. Это было предопределено – «Ананке» в чистом виде (хотя, по-моему, читается «анарка», но я могу и ошибаться). История не знает сослагательного наклонения, а «Собор» - это история в лицах.