[Marenariella]

Следующая сцена увы, та самая «тайна темного экрана», то есть примерно пол-минуты прекрасно показывается оркестр, играющий свтупление, потом показывают дом Шагала, засыпаемый снегом – и картинка останавливается. Спрятаны сцены Draussen Ist Freiheit (Там свобода) и Die Roten Stiefe (Красные сапожки). Что там происходит – можно посмотреть в синопсе. Далее идет еще один бракованный трек – Траур по Шагалу. Предположительно (следую событиям в фильме и синопсу) – Альфред пытается уговорить Сару бежать с ним, Сара отсылает его за чем-то, потому что она-то лично собирается забрать красные сапожки, которые граф оставил ей в подарок. Вероятно, она исчезает и Шагал бросается за ней в погоню. Итак, траур. Участники – практически все те же, что и в сцене «Чеснок», только лица постно-похоронные. Ой, выражения лиц – это что-то! Они так же живописны, как лица супругов Тенардье в мюзикле Отверженные – невероятно, насколько может гримм изменить человека. То есть интеллект никогда не пятнал своей грязной лапой этих пропитых лиц ! Как они петь умудряются, да еще так петь – просто невероятно !!!! Мадам рыдает. Магда подметает пол, периодически отпуская какие-то замечания ей в унисон. Напевают они Буша-Вуша и что-то про чеснок (Клоблаух, как во второй сцене), только медленно и печально. Открывается дверь – вносят замерзшего Шагала, кладут на стол, рыдания усиливаются. Тут вылезает Профессор и начинает втират мадлдам, очевидно, про то, что нужно проткнуть ему сердце колом… И тут опять стоп-кадрррррррр ... Насколько я понимаю, сцена заканчивается тем, что все укладываются спать, а Профессор с Альфредом идут умертвить Шагала. Итак, следующий трек – Професор и Альфред в темной комнате, трактире, на столе тело, прикрытое простыней. Профессор достает кол, дает Альфреду молокток и начинает искать сердце. Шарит рукой и…Удивленно ощупывает некоторую выпуклось… Продвигает руку на другую сторону – и нащупывает еще одну. Рожу корчит недоуменно-идиотскую… Откидывают простыну – и с воплями отшатываются – это или Магда, или мадам –точно не видно, а кого укусили в предыдущей сцене – я не знаю. Ну и нащупывал он сами понимаете что ! Они начинают бегать, искать Шагала, откуда то он выскакивает, они его заваливают на пол, но пока там Альфред целится молотком в кол, Шагал заговаривает Профессору зубы, выворачивается (кстати, очень как-то неправдоподобно… В мюзиклах это бывает – в Фантоме оперы Фантом столь же неправдоподобно легко набрасывает Раулю на шею веревку – то есть режиссерской находкой тут и не пахнет ). Как бы то ни было – Шагал вывертывается из-под кола и убегает такими смешными роботоподобными шагами. Профессор с Альфредом бросаются за ним. Пробегают по сцене туда-сюда, свет гаснет, играет вступление к Vor Dem Schloss (Wohl der Nacht) – В замке, или Боагословенна ночь. Когда сцена освещается, показывают уже не дом Шагала, а силуэт замка и большие ворота. Камера стоит где-то сбоку, и мимо проходит, вероятно, один из вампиром, но не граф - временно часть сцены закрывается плащом. Это специально, или просто запись еще была не до конца смонтирована, когда ее украли – не знаю. Альфред с Профессором подбегают к воротам, начинают искать лазейку – и тут ворота поднимаются и… Очереджной масовый падеж в обморок Бартономанок … Граф, то есть Стив, начинает:

Благословенна ночь,
которая доставляет мне радость
приводя гостей.
Господа,
Я люблю гостей.
Вы не должны церемониться.
Страх – мой покров,
Ночь – мои владения.
Я – граф фон Кролок,
этот замок принадлежит мне.

Их бин граф вон Кролок… Как это звучит!!!! Ну, Профессор всячески юлит, дескать – мы тут совершенно случайно. Особенной игры тут нет – у Бартона величественно-строгое лицо, у Профессора привычно умильно-придурковатое, у Альфреда – испуганно-наивное. Так они переговариваются, и… сцена кончается. А следующая опять же в браке – то есть вообще говорит «ункновн формат»…Итак, мы лишаемся возможности посмотреть на Герберта, который первый раз должен появиться именно в этой сцене. Увы и ах – но – конец первого акта.

Второй акт начинается с Тотальной мглы. Все желающие могут скачать не самую плохую запись этой сцены с Жугулума, адрес которого есть на предыдущей странице.

Итак, Сара в ночной рубашке бродит по залу замка, слева винтовая лесница едва не до потолка. Она обходит колонну за колонной, за сценой слышатся голоса вампиров, которые твердят «Готовься», Сара отвечает задумчиво, как бы сама себе. Постепенно в голоса вампиров вплетается голос фон Кролока. И вот камера выхватывет его самого – на самом верху винтовой лестницы:

Потерять себя - значит освободиться.
Во мне суждено Тебе жить.
То, о чём Ты мечтаешь, осуществится.
Ничему, никому нас не разлучить.
В темноту со мной погрузись же!
Между бездной и светом
мы сожжём все сомненья, нам времени будет не жаль.
Я укрою тебя своей тенью
И унесу тебя вдаль.
Ты - чудо, которое
Реальность спасает.

Граф начинает спускаться – оказывается рядом с Сарой, продолжая ее уговаривать. Сара абсолютно подчинена, снимает платок, которым были прикрыты ее плечи, наклоняет голову. Граф отводит волосы, наклоняется над ней, предварительно повернувшись к залу и продемонстрировав во всей красе огромные вампирские клыки (блин, как он с ними еще и поет!!! Кстати, надо отметить – на близких планах видно, что костюмы сделаны скурпулезно, как у нас в фильме «17 мнгновений весны» - даже самый третьеразрядный участник подтанцовки имеет клыки, которые время от времени демонстрирует в оскалоподобной улыбке) – так вот, наклоняется над Сарой и вдруг отшатывается, как будто ему стало больно (вот это у Крауфорда получилось совсем никак – ни смешно, ни трагично, суетливо и скомкано) – закрывает глаза рукой:

Нет, это было бы неверно,
Сейчас же голову терять.
Мы не хотим
Преждевременно
Наслажденье убивать.
С каждым часом ожидания
Всё больше во мне желания.
Я позволю тебе ощутить,
От чего ты станешь бессмертной,
Когда будем вдвоём танцевать
Завтра ночью, на бáльном паркете.

Сара озирается испуганно-недоуменно, разочарованно… Даже жалко ее - она ему все предложила, а он отверг. Но она подходит к графу и фон Кролок накрывает ее плащом. Свет гаснет. Конец перовй сцены.

Сцена вторая – Кошманый сон Альфреда. Опять же, все желающие могут глянуть его на Жугулуме.

Начинается с того, что показывают кровать, на которой спят Профессор с Альфредом. У Альфреда в руках распятие, все чин-чинарем . Над пологом кровати появляется вампир, начинающий сцену, пропев первый куплет (вообще-то вокала тут не много), он накрывается плащом и «пропадает». Показывают, как из разных углов комнаты, из-под кровати, с полога начинают выползать, вылезать и свешиваться вампиры. Хореография очень энергичная, периодически зубатые улыбочки. Между тем сверху, с полога же кровати спускается сонный Альфред (настоящий Альфред все так же спит, периодически вертится). Суетится там между вампирами, они его попугивают, но не трогают. Из угла появляется процессия вампов в плащах, женщины в истлевших бальных платьях (массовка одета попроще – в чем-то типа трико), первый вампир ведет Сару. Она видит альфреда, бросатся к нему в объятия, они там вместе бродят между вампирами, раскланивающимися с ними… И тут – внимание – эротический кошмар для всех девиц от 18 до 81 года ! Прямо из изножья кровати выпрыгивает сонный фон Кролок, голый по пояс (счастье, что только сверху ), торс так загримирован, что прям сплошные мускулы. Он хватает Сару и швыряет ее на пол, потом всячески над ней машет руками-ногами, потом падает на нее, перекидывает туда-сюда ноги (типа кусает, но Боже, как это выглядит – аж в краску бросает). Альфред бросается на защиту Сары, эти двое мужиков верят ее туда-сюда между собой, и, когда Альфред ее хватает на руки и вроде бы уносит – тут-то фон Кролок и не дремлет – получает и Альфред по первое число. После чего… После чего они с графом едва не целуются, по очереди кусают Сару, выносят (вернее, выволакивают, как мешок) на середину сцены – оставляют и сваливают, предварительно продемонстрировав залу клычки.
Альфред все еще спит, головой в ногах, заходит Кукол, отодвигает шторы. Шарится там где-то. Альфред просыпается, чего-то лопочет, поворачивает голову и.. нос-к-носу сталкивается с Куколом (там на аудио такой вскрик – А-а-а). Просыпается Профессор, начинает свою бесконечную болтовню. Ein Perfekter Tag – отличный день… Потом… Блин, потом опять брак – изображение замирает. Что там происходит – могу лишь предполагать – Профессор устремляется на поиски фон Кролока, и они бегают по комнатам замка. Первая половина сцены In der Gruft (В склепе) осталась там же, в браке. Следующая сцена – все там же, в склепе, но «герои» - Шагал и Магда. Итак, Откидывается крышка простого деревянного гроба (а дальше стоят роскошные гробницы), оттуда вылезает Шагал. Потягивается, зевает… Блин, у него клыки сантиметров 5 – как он рот вообще умудряется закрывать-то? Стучит в гроб – отзывается недовольный женский голос, потом показывается голова – это Магда. Она пытается вылезти, неуклюже вываливается из гроба, встает, а Шагал тем временем ходит гоголем и видом немного напоминает Профессора – то есть такой же самодовольный, но плюс к этому еще и… щеголевато выглядит, я бы сказала. Ну вот, они с Магтой перепеваются-воркуют, появляется Кукол, подгоняет к гробы милующуюся парочку, закрывает крышку, однако из гроба продолжают доноситься воркующие звуки.. Кукол толкает гроб куда-то в сторону, зажимает уши, трясет головой – в общем, не нравится ему все это.

Следующая сцена – в библиотеке Bucher, Bucher! Надо отметить, что декорации на сцене меняются очень динамично, то есть теперь меня уже не так сильно удивляет внезапное появление-пропадание фон Кролока. И офф – просмотрев Эссенскую постановку Элизабет – была впечатлена подвижность сцены в принципе – то есть мало того, что она состоит из концентрических колец, могущих двигаться независимо друг от друга, так еще эти кольца составлены из блоков, тоже могущих двигаться независимо – за секунды сцена из ровной превращается в винтовую лестницу, и тут же – в некое подобие местности с монументами (типа кладбище), и снова в залу дворца… Так вот, отъезжает стена склепа – пробегают Альфред с Профессором, что-то где-то поворачивается – и упс – перед вами стеллажи до потолка, набитые фолиантами (декорация в DOTV такая же, но вот такой динамики сцены нет, тем более, что и сцена в склепе несколько…м-м-м… модифицирована). Книги, книги – восторгается Профессор. Альфред чуть не плачет, пытаясь ему что-то сказать (про Сару, очевидно). И вдруг Альфред слышит пение Сары, декорация опять отъезжает – и он оказывается перед дверью ванной комнаты. Заходит… Кто тут – спрашивает Сара. Узнает Альфреда, сразу напускает на себя неприступный вид, Альфред ей что-то горячо доказывает (очевидно, уговаривает бежать с ним), Сара жеманно-холодно ему отвечает – дескать, бред несете, молодой человек. Сегодня будут танцы, и папА не против… В конце-концов она казывает ему на дверь. Огорченный, он выходит и тут запевает Fur Sarah. Вид у Альфреда – просто сердце разрывается… Ну вот… И тут опять все замирает . А надо сказать, что следующая сцена – та самая сцена с зеркалом и Гербертом… То есть Герберта не показывают ни разу. В записи спектакля немного больше диалогов между Альфредом и Гербертом – то есть между пением они успевают прилично поболтать. О чем – не знаю, но полагаю, Герберт набивается Альфреду в, хм-хм… Друзья . Под конец сцены Альфред вопит и убегает. Снова показывают их с Профессором идущих по какому-то подвесному мосту. Альфред, как в полубреду твердит – Шпигель, шпигель (то есть зеркало – это я из Тиля Уленшпигеля знаю ), профессор что-то отвечает – «теори», то есть, вероятно, говорит, что это согласуется с его теорией. То есть сцена с зеркалом есть, вопрос – столь же она эффектна, как на бродвее, или же нет? Ну вот откуда то раздается «Sie irren, Professor!», фон Кролока не показывают, крупный план Профессора с Альфредом, так что непонятно – он где-то стоит, или так и задумано, что его не видно. В пользу последнего говорит то, что Профессор все время озирается. В общем, обменявшись с Профессором мнениями друг о друге (впрочем, фон Кролок таки больше «говорит», Профессор лишь изредка вякает что-то), фон Кролок затихает (уходит), и тут начинается…. Ewigkeit (Вечность). Надо сказать, на меня этот фрагмент никогда не производил впечатления, но, оказывается, тут акцент на танец. Это хореографическая сцена – из сцены полнимаются гробы, и вот вместо пола – стройными рядами стоят гробы, крышки начинают отодвигаться, и из них вылезают вампиры и вампирши. Зрелище что надо!!! Одеяния – псевдоисторические разных веков – средневековье, возрождение… Клыки у всех – боже, ну как они с ними поют??? А поют сами – на лбу четко видны микрофоны – капельки. Хореография очень похожа на хореографию в Элизабет – этакие немного «рваные» движения, фиксированные позы, немного похоже на движения зомби в ужастиках типа «телемертвецов» или «города мертвых». Сначал вампиры двигаются более коряво, разгибаются, трут спины, корчат рожи – типа – радикулит проклятый, потом постепенно движения становятся более слаженными, четкими, даже энергетика какая-то появляется… Угрожающая… Вначале это все более забавно, чем страшно, под конец – более жутко, чем забавно. Они все улыбаются, демонстрируют клыки… Потом потихонечку улыбки пропадают, и зверский оскал меняется на вполне человеческое выражение – блин, великолепно!!! Потом они все выстраиваются и все такой же шаркающе-зомбированной походкой покидают склеп… И уходят прямо «в народ», то есть в зрительный зал!!!! По проходу, между зрителями, поднимаются к какому-то выходу, о как!

Следующая сцена Die unstillbare Gier – Неутолимая жажада. Опять же – для всех желающих – этот фрагмент есть на Жугулуме. Стив бесподобен. Впрочем, надо отдать должное – Крауфорд тоже эту сцену не испортил. Он бродит между гробами, гладит крышки, о чем-то задумывается. Ксати, в том бутлеге, который на Жугулуме, какая-то дама рыдает рядом с камерой просто таки навзрыд. Сцена действительно очень сильная, правда, я не настолько впечатлительная .

Настала ночь. Не видно ни звезды.
И прячется луна,
меня она боится.
Ни света в целом мире темноты,
Ни лучика напрасных упований.
И только тишина. И лишь во мне -
неясные черты моих страданий.

Как нива золота, как ясно небо…
Году так в тысяча шестьсот семнадцатом,
однажды летом.
Лежали мы средь шепчущей травы.
Её рука мне гладила чело,
полна и нежности, и теплоты.

Она не думала, что я уже потерян навсегда.
И сам я тоже еще верил в то,
что справиться смогу с своим проклятьем.
Ведь это было в первый раз тогда -
Она заснула вечным сном в моих объятьях.

И как всегда, когда
касаюсь жизни,
В руке моей ничто не остаётся.
Хотел бы я огнём
н пеплом стать,
но и сгореть никак не удаётся.

Хочу всё выше, выше подниматься,
и дальше, глубже падать в Никуда.
Хочу быть ангелом,
или хотя бы чёртом,
но всё же я - ничто,
созданье,
стремящееся вечно
к тому, чего не получить.

Ну, хоть один лишь миг
мне счастья, - за него
готов я на извечное терзанье.
Но все мои надежды бесполезны,
и голод мне не утолить никак.

Когда-нибудь, когда Земля погибнет,
и тот, кто будет жить ещё в тот миг,
передо мной не будет ничего -
лишь пустота, пустыня
неутолимой жажды.
Останется лишь
Огромное Ничто.
Неутолимой жажды.

Дочь пастора меня к себе впустила,
В тысяча семьсот тридцатом,
после молебна дело было.
И я писал стихи её же кровью
На её теле, пышном и богатом.

А тот посыльный кайзера, с обоза…
В восемьсот тринадцатом
Стоял пред зáмком.
И то, что его грусть
так сердце сжала мне,
я очень долго не прощал себе.

И как всегда, когда
касаюсь жизни,
я чувствую, как она гибнет.
Хотел бы я понять весь мир
и всё узнать,
и сам себя не знаю до конца.

Хочу свободным быть, ещё свободней,
Но цепи, кандалы мешают мне.
Хочу святым
или преступным быть,
но всё же я - ничто,
созданье,
которое лишь лжёт,
и убивать должно,
что так страстно любит.

Все думают, что станет лучше мир,
за это все готовы в мýках жить.
И я хочу устроить себе пир,
но голод мне никак не утолить.

Кто верит в человечество (безумцы!),
другие же - в богатство, в доблесть,
надеятся на знания, искусство,
и на любовь, и даже на геройство.

И верят же в богов - их будет с сотню -
различнейших мастей,
и в чудеса, в приметы,
и в небеса и в преисподню,
в грехи и в добродетель,
и в Библию господню.

Но всеми нами правит
лишь подлинная сила -
скверная,
безмерная,
поглощающая,
разрушающая, -
жажда, и она неутолима.

Вам, смертным, перед утренней зарёю,
я проповедую
сегодня и сейчас:
до будущих тысячелетий,
один лишь бог есть, и ему лишь служим, -
Неутолимой Жажде.