http://izvestia.ru/culture/article837089
ГУСМАН ПЕЧАЛЬНОГО ОБРАЗА
14:18 14.12.04
В Театре Российской армии сыграли давно забытый мюзикл "Человек из Ламанчи". В роли Рыцаря печального образа выступил Владимир Зельдин. Знаменитый артист готовится отметить свое 90-летие. Спектакль, поставленный Юлием Гусманом, стал бенефисом патриарха русской сцены.
Положа руку на сердце, слово "патриарх" подходит Зельдину не больше, чем слово "пенсионерка" к Майе Плисецкой. Откуда черпает свою солнечную энергию этот вечный Учитель танцев, к каким волшебным батарейкам подключен, я лично не понимаю. И, кажется, никто не понимает. Но средство Макропулоса он точно где-то припрятал. История сцены знает случаи, когда артист в почтенном возрасте играл на сцене и играл великолепно. Пожилая Сара Бернар, как гласят театральные легенды, впечатляла публику, не вставая с кресла (ей, впрочем, не было и восьмидесяти). Но Зельдин не просто играет, он играет в мюзикле со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами, а именно - активно двигается, произносит длиннющие монологи, сверкает ослепительной улыбкой и много поет. Причем двигается он до сих пор хорошо, монологи читает как по писаному (я лично из высокопарной галиматьи Дейла Вассермана и Джона Дэриона не выучила бы и двух абзацев), а поет куда лучше всех артистов, занятых в вышеозначенном произведении. У него по-прежнему молодой, приятный голос и, что совсем уж невероятно, молодая энергетика. И этот феномен вряд ли под силу оценить театроведу. Тут нужен еще как минимум геронтолог. Собственно, если усадить Зельдина в кресло и заставить его играть подобно престарелой Саре Бернар, это-то и будет для него чистым наказанием. Ведь не глубина же проникновения в образ подкупает нас в этом артисте. Напротив, Зельдин всегда скользит по верхам. Но как скользит! Он один из немногих на русской сцене сумел придать легкому жанру (так востребованному в сталинские времена и кровожадной властью, и уставшей от политического людоедства публикой) необходимую легкость.
Все остальные создатели новоиспеченного "Человека из Ламанчи", включая постановщика, изящно скользить не умеют. Легкий жанр в их исполнении выглядит тяжелым, чтобы не сказать кондовым: чего стоят одни массивные, скрипучие и устрашающе грохочущие декорации, в которые было бы уместнее поселить не героев мюзикла, а Кощея Бессмертного из фильмов Александра Роу. Эта пыльная, сильно пронафталиненная театральная рутина, которой оказался окружен блистательный Зельдин, в 60-е (а может, даже и в 70-е) годы была бы чрезвычайно уместна в городе Баку на сцене какого-нибудь ДК им. Ахундова. Но в начале XXI века в одной из театральных столиц мира смотреть на нее, право, неловко. Ругать Юлия Гусмана тоже неловко. Он в конце концов попал в тенета этой самой рутины по чистой случайности. Выйдет, отряхнется, займется привычным делом. Но ведь таких же примерно спектаклей, какой изготовил заслуженный кавээнщик, вокруг пруд пруди. В том числе и в самом Театре армии. И Гусман тут, прямо скажем, совершенно вписался в контекст.
В своей великолепной книге "Мимесис" знаменитый литературовед Эрих Ауэрбах убедительно доказывает, что Сервантес написал роман не героический, а скорее пародийный. Роман о человеке, безнадежно пытающемся приложить устаревшие каноны к радикально изменившейся действительности. Его Дон Кихот, вопреки поздним расхожим представлениям, не опередил свое время. Он безнадежно отстал от него. Текст романа оказался, как выяснилось, куда шире и богаче смыслами, чем первоначальный замысел, но все же у Сервантеса Дон Кихот фигура в гораздо большей степени комическая, чем трагическая. С течением времени этот комический аспект был отброшен, и великий роман превратился для читающей публики в историю о том, как неисправимый идеалист страдает в мире неисправимых пошляков, самим своим существованием делая жизнь на земле прекраснее. Созданный в 60-е годы мюзикл "Человек из Ламанчи" - типичный продукт этого однобокого и довольно поверхностного взгляда на шедевр. Так вот, огромное число русских театральных режиссеров и неожиданно примкнувший к ним Юлий Гусман как раз страдают своеобразным синдромом Дон Кихота (не из мюзикла 60-х, разумеется, а из самого романа, увиденного глазами Ауэрбаха). Так же как Рыцарь печального образа, наивно принимающий идеалы прошлого за вечные идеалы, они принимают эстетические каноны многолетней давности за неподверженные коррозии каноны на все времена. Как знаменитый герой присягает рыцарскому кодексу, они готовы присягнуть рутине. Поклоняться ей как Прекрасной даме. Принимать таз за шлем, а театральную пыль за эликсир молодости. И это не специфическая особенность постановки Гусмана. Это общая болезнь (своего рода эпидемия), охватившая огромную часть русского театра. Он (театр) решительно и бесповоротно не хочет и не умеет жить в настоящем.
То, что самым свежим в премьере Театра армии оказался Дон Кихот 90-летнего Зельдина, на самом деле совершенно неудивительно: он-то ведь и не скрывает, что он человек из прошлого. Он лишь пытается доказать, что его голос, обаяние, энергетика, в отличие от всяких там канонов, и впрямь не подвержены коррозии времени. Они на все времена.
• Марина ДАВЫДОВА
Ну, положим, мюзикл не забытый. :-) На Бродвее только что делали ревайвл.