Немного графомании...

[Елена]

Coup de grace.

Он провожал глазами экипаж, в котором уехал его друг.
Ночью его мучили кошмары. И он знал, откуда они приходили. Из-под Парижа. В самом буквальном смысле этого слова.
Через три недели он не выдержал и спустился под землю.
Друг сидел за большим органом и перебирал клавиши.
Звуки не складывались в мелодию.
Друг вздохнул и бессильно уронил руки.
Затем повернул голову в его сторону.
И он понял, что друга больше нет.
Понял, что сейчас может отплатить за большую услугу.
Поднял пистолет...
…и прочитал благодарность в золотых глазах.

- Coup de grace, бедный мой друг. – тихо сказал он.
И в эту минуту ему показалось, что тонкие губы тронула едва заметная улыбка.
Когда пороховой дым рассеялся, он увидел мертвое тело. Он целил в сердце. Не стоило уродовать лицо еще больше.

Он взял друга, ставшего теперь совсем легким, на руки и отнес к ложу. Точнее, отнес к гробу. В прямом и переносном смысле. Не нужны были слова об успокоении мятежной души - это было бы слишком глупо и банально. Не нужно было слез. Не нужно было клятв. Тишина и молчание были бы самыми красноречивыми. Он просто постоял несколько минут, склонив голову, и отдавая честь своему другу. Затем закрыл его лицо черной бархатной маской. Как тот носил всегда.
А потом поднялся наверх и оплатил две строчки в газете.

Он знал, куда они уехали. И просчитал время, когда они придут. Если придут… Он узнал о том, что на вокзал прибыл поезд с севера и заранее спустился в подвалы. Ждал их. И они пришли.
Скрываясь за занавеской, он видел, как они стояли, тихо опустив головы.
Девушка рыдала на плече юноши. Тот дрожащей рукой гладил ее белокурые волосы.

Он смотрел на них – и видел то, что произойдет потом.
Он видел кошмары, которые будут преследовать их.
Видел прошлое, которое будет следовать за ними по пятам.
Видел раскаяние. И затем – раскаяние в раскаянии.
Видел многократное воскрешение прошлого и многократное проживание одних и тех же событий.
Он видел людей, у которых не было будущего.
Людей, которые обречены жить в прошлом.

Он видел все.
И понял, как нужно поступить.

- Coup de grace – вполголоса сказал он, выйдя из-за занавески.
И выстрелил.
Затем повернул дуло в сторону побледневшего юноши и крикнул во весь голос:
- Coup de grace!

Он долго думал, как поступить с телами.
И, наконец, понял, что они должны лежать так, как и жили.
Юноша нашел свое успокоение в тех же водах, где и его брат. А девушку он отнес с фонтану. Прямо под ее комнатой в Опере. Он не хотел выносить тела наверх, так как это заставило бы полицию заново ворошить это дело. А это было уже никому не нужно. Так же не нужно, как и то кольцо, которое он вернул девушке, как прощальный дар его друга.
А друг остался один… Как всегда.

Прежде чем подняться наверх, он разрушил все подходы и завалил все выходы.
Затем он пришел в церковь и заказал мессу. Когда священник спросил, для кого, он криво усмехнулся и сказал, что для грешных душ, искупивших свою вину.
С началом мессы он ушел.

Через тридцать лет в дверь к нему постучался любопытный журналист. Он долго думал, следует ли рассказывать все. И решил – не стоит. Зачем? К чему? Он знал, что как только он закончит свой рассказ…расскажет его до конца…. то этот человек отшатнется от него с ужасом в глазах. О нет, он вовсе не боялся полиции, не боялся ареста и суда. Ему просто не хотелось рассказывать об этом. Его бы не поняли… А зачем рассказывать то, что никогда не поймут?
Журналист ушел от него с наивной верой и надеждой, что хоть кто-то в этой истории получил свое счастье.
А он подошел к окну и долго провожал глазами экипаж, увозящий Легенду о Его Друге.
И почувствовал свободу.

Через пять месяцев он увидел в переулке странно знакомую тень. Тень молча отделилась от стены и тяжело вздохнула.
И его запекшиеся губы тихо шепнули:
- Coup de grace?
- Да, - сказала тень. - Coup de grace, бедный мой друг.

Этой же ночью Перс умер.

[Vita]

*переводя дыхание*

Уффф...

"Стать знаменитым" - интересный взгляд... Как неосторожно сказанное слово может разрушить жизнь человека В данном случае даже не одного. Занимательная фантазия на тему. И, как всегда, чудесно написано!

А вот "Coup de grace"... Чесно говоря, меня саму подобные мысли порой посещают - не наплёл ли Перс с три короба?..

Про "Иди, Ангел, иди" пока ничего не скажу - надо поразмыслить...

[Елена]

Автор оригинала: Vita


Про "Иди, Ангел, иди" пока ничего не скажу - надо поразмыслить...

Честно говоря, я не хотела оскорбить ничьи религиозные чувства
Просто хотелось сделать Эрика НАСТОЯЩИМ ангелом музыки. Только чего-то я засомневалась по поводу того, что Кристина так уж и любит музыку...

[Vita]

Автор оригинала: Елена
Честно говоря, я не хотела оскорбить ничьи религиозные чувства

Да нет, в моём случае религиозные чувства вовсе ни при чём, мне сама по себе идея даже очень понравилась. Наверно, он этого заслужил. Кристина - вряд ли. Есть на свете люди, которые в большей степени заслужили ТАКОГО ангела. ИМХО. Вообще Кристину я не очень люблю. И как героиню, и как "партию" для Ангела Музыки a.k.a. Эрик.

[Елена]

Ну хорошо, возвращаемся к большому фику

ГЛАВА 22.

Он сидел, перебирая старые дневники, перебирая эти великие хранилища мыслей и чувств. Кристина была перед ним. Вот она – в своей первозданной чистоте и невинности. Вот они – ее детские тайны и взрослые страхи. Все здесь – на этих страницах, исписанных сначала неровным детским почерком, а потом..потом таким же неровным, но у же более твердым – взрослым. Но он боялся читать их. Он понимал, что то, что там скрывается, гораздо больше, чем просто потаенные мысли и сакральные чувства.. . Там, между страницами этих дневников, словно цветы в гербарии, дремлет ее душа. И он не мог…он совершенно не мог даже коснуться ее взглядом. Он понимал, что это – запретное.. Даже сейчас его останавливали вопросы чести…и, наверное, он боялся, что потом не сможет взглянуть Кристине в глаза…Все-таки, у людей должны быть свои тайны… У каждого человека есть свои тайны. И нет среди них маленьких секретиков и больших тайн… Они все равноценны и важны…
Поэтому он пролистывал дневники быстро, останавливаясь только на тех страницах, которые были связаны с ним. Иначе он не мог. Ему это было нужно, даже больше, чем просто нужно – необходимо, словно воздух. Он и читал жадно, как утопающий глотает драгоценный воздух, и каждое слово впечатывалось в его мозг, словно раскаленным железом. Ему казалось, что это сам Кристина разговаривает с ним своим мягким и тихим голосом…
Мерно тикали часы, пребывающие в своем покойном мире секунд и минут.. Он знал, что времени остается совсем немного…Он не может сейчас раздумывать, не может принимать решения…он может только читать. Читать, читать, читать.. Как можно быстрее, как можно более внимательнее… Он должен глотать буквы, слова и мысли… Пока есть силы и время…
Он поднял голову. За окном зачинался рассвет. Еще три часа – и они приедут… Еще только три часа…
Он встал, словно пьяный. Он был сыт текстом, был переполнен впечатлениями…Он не мог вспоминать и думать...Сейчас он придет домой..в то место, которое он называет домом…, и, закрыв глаза, сможет процитировать каждую фразу…Но только не сейчас…Он чувствовал себя как в каком-то дурмане..
Он прошел по комнате, нежно касаясь тонкими нервными пальцами фарфоровых безделушек на камине… Теребя бахрому на тяжелых портьерах…Он просто ходил по комнате и вдыхал Ее…Всю ночь он читал ее мысли – теперь он хотел насладиться ее жизнью…
Потом он просто сел, прислонившись спиной к кровати, и закрыл глаза. Наверное, он дремал. Но перед его глазами проносились события последнего года – события, спрессованные в длинную вереницу. События странные ,непонятные… Более того, каждое из них в любой другой момент привлекло бы его самое пристальное внимание… Но только не сейчас… Наверное, он немного жалел… Жалел о том , что так и не поговорил по-настоящему с Родериком.. том, что не смог вовремя приструнить Бетани… О том, что так и не понял, почему так странно смотрит на него Мег…О том…о том, что так и не признал свою вину перед мадам Жири… Он ничего так и не сделал… И сейчас, в этой предрассветной тишине, где настенные часы глухо отсчитывали последние минуты его пребывания в этом доме…Именно сейчас он как никогда остро ощутил это… Сколько он всего не сделал…
Наверное он дремал… Потому что, резко, как от удара очнулся, когда услышал внизу голоса. Вернулись хозяева. Вернулась Она. Его первым желанием было спрятаться и ждать…ждать , когда она войдет, чтобы еще раз увидеть ее. Но он обвел взглядом комнату – и рассудком, последними крупицами разума, понял, что это невозможно… Если он останется здесь, то он не сможет выйти… Он медлил, не желая уходить. Но в ту секунду, когда в щели под дверью замаячила такая родная для него тень…в тот момент у него больно и горько защемило в груди… и в тот же момент он выскользнул из окна.
Он мягко приземлился на мостовую, чуть щелкнув каблуками, привычным жестом накинул на голову капюшон плаща и поспешил прочь от этого дома… Он шел быстрым шагом..но бежал он вовсе не от людей, которые там были, а от одной-единственной мысли – ведь в том доме же тоже есть подвал? И в нем тоже можно жить…
Благоразумная…нет, просто разумная его часть рассудка протестовала против этой безумной мысли...но что она могла поделать? Эта идея-фикс крепла в нем с каждым шагом. Он начинал уже просчитывать все варианты жизни в недрах особняка – рядом с Кристиной. Благоразумие начинало выть от ужаса перед такой мыслью, но он не обращал на него никакого внимания. Он отдался этой мысли так же безумно и со всей душой, как он до этого отдавался любой другой страсти…
Он тихо скользил по улицам, скрываясь в тени домов и подворотен. И тут он замер. Замерло и его буйное воображение. Из открытого окна доносился неуверенный детский голос, который, запинаясь, по слогам читал:
Сижу на берегу потока,
Бор дремлет в сумраке; все спит вокруг, а я
Сижу на берегу и мыслию далеко,
Там, там..где жизнь моя!…
И меч в моей руке мутит струи потока.

Сижу на берегу потока,
Снедаем ревностью, задумчив, молчалив…
Не торжествуй еще, о ты, любимец рока!
Ты счастлив – но я жив…
И меч в моей руке мутит струи потока.

Сижу на берегу потока,
Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг…
И точно ль он любим? – ах, эта мысль жестока!…
Кипит отмщеньем дух,
И меч в моей руке мутит струи потока.

- Мам, а что такое ревность?

Он уже не слышал, что отвечала мать, и не слушал, что читал ребенок дальше. Это была лишь яркая вспышка – словно мимолетная картина в окне проходящего поезда… Но она была так созвучна его мыслям и его чувствам. В этот момент, этими несколькими строчками было высказано все, что, он желал и о чем думал. «И меч в руке моей мутит струи потока»…
Он тихо сполз спиной по стене. Благоразумие торжествующе вздохнуло. Вспышка безумной идеи погасла. Этот тихий детский голос, старательно выговаривающий слова отрезвил его. Но при этом он проник в самую его душу… Еще никогда никакие строки не были созвучны его мыслям…

«Не торжествуй еще, о ты, любимец рока!
Ты счастлив – но я жив…»

Да…он еще был жив. И полон сил. Он не умер – он жив! И он будет бороться дальше! Эта мысль о борьбе уже не раз оживала в нем, словно прилив волны – но через некоторое время гасла и уступала место бессильной апатии, как во время отлива. Но сейчас он ощутил не мимолетное отчаянное желание борьбы, а трезвое и спокойное решение.
Эти строки стали его мыслями. Они стали его жизнью. Стали его волей.

«Вздохнешь ли о нем, о друг, неверный друг?»

И с этой мыслью он окончательно понял, что он должен делать дальше.

«И меч в моей руке мутит струи потока»

[Елена]

ГЛАВА 23.

Бетани сидела, закрыв глаза и обхватив голову руками. Мысли у нее путались. В висках билась одна-единственная мысль. Дон Жуан. Дон Жуан. Дон-жуан-дон-жуан-дон-жуан… Кто-ты-кто-ты-кто-ты… Ну кто же ты? Она тихо застонала. Кошка обеспокоенно зашипела. Бетани разлепила тяжелые веки.
- Тихо, Изабелла, тихо… Все в порядке…Все в порядке.. Я просто думаю.
В дверь постучали.
- Да…- Бетани постаралась сделать так, чтобы голос у нее не дрожал.
Дверь тихо приоткрылась. Бетани вздрогнула и закрыла глаза. В дверном проеме маячила взъерошенная голова Грифа.
- Кстати, а тут артистам не полагается личный врач? - осведомился он
- Зачем? – не открывая глаз, тихо спросила Бетани.
- Ну как… Мне кажется, что у меня пошаливает печень… Да и в пояснице что-то царапается…И колени ломит…
- Месье Гриф, я клянусь вам… Мы пригласим к вам лучшего врача….
- Да…Но а вдруг он понадобится мне посредине ночи?
- Зачем? - от удивления Бетани даже открыла глаза. Но тут же зажмурилась снова. От одного только вида этого печального лица у нее начиналась жестокая мигрень.
- Ну... вдруг у меня будет бессонница?
- Месье Гриф…чтобы не было бессонницы, надо спать, а не бегать посередь ночи по врачам…
- Да? У вас есть рецепт от этой напасти? Неужели вы тоже страдаете бессонницей? Давайте обсудим это… – И Гриф сел на стул перед Бетани.
- Нет! – подорвалась она.- Нет!!! У меня…у меня нет времени… Прошу прощения…потом …потом…
Бетани быстро засобирала бумаги и пулей выскочила из кабинета. Гриф проводил ее печальным взглядом, вздохнул и обратился к чернильнице:
- Никто меня не любит… Да, жизнь – ужасная штука…
Через десять минут подобных излияний, перемежаемых вздохами, он встал, еще раз окинул печальным взглядом кабинет и медленно и траурно вышел. Только он скрылся за углом, как из-за двери бесшумно выскользнула Бетани, также бесшумно просочилась в свой кабинет и заперлась там на замок.

Через час она вышла оттуда и решительно направилась к залу.
- Месье Рейер, мы репетируем? – осведомилась она у дирижера.
Тот пожал плечами.
- Как видите да. Если конечно, это можно назвать репетицией. У нас до сих пор нет ни Аминты, ни финала оперы.
- Месье Рейер…Я же пообещала, что Анжелика Саваж приедет в конце недели. И…вместе с ней появится и финал.
- Хотелось бы.. – мрачно ответил дирижер. – Потому что…Знаете, я конечно уже все повидал…Но это все-таки не работа, а форменный бардак.
- Почему? – удивилась Бетани.
- Зачем вы притащили сюда месье Грифа? – шепнул Рейер.
- Но…разве он не прекрасный певец? – Бетани была шокирована. Неужели она потеряла в этих долгих боях даже свой музыкальный вкус?
- Нет. Певец он прекрасный, я не спорю..Великолепный тенор. Но вы сначала заставьте его спеть!
- То есть? – Бетани посмотрела на сцену. Действительно, Грифа там не было.
- А где месье Гриф?! – повысила она голос.
- Я здесь – прозвучал грустный голос из глубины зала.
Бетани всплеснула руками.
- Месье Гриф! Почему вы не на сцене?
- А зачем? Меня все ненавидят….
- Почему? Нет, ну почему?
- Спросите это у них….
- Но месье Гриф… ну почему вы так думаете? Вас все обожают..Все так и ждут вашего выступления…
- Мда? – скептически усомнился тот. – Полагаю, чтобы свалить мне на голову задник, как это случалось с вашими предыдущими обожаемыми любимцами.
- Кто донес???? – зашипела Бетани Рейеру.
Тот пожал плечами и почесал в своих взъерошенных волосах дирижерской палочкой.
- Мадмуазель Ковенант…об этом известно даже ракам в Сене. А уж месье Гриф проведал обо всем в первый же день… Поэтому он и не спешит выносить свое драгоценное тело на сцену.
Бетани рухнула в кресло.
- Я его задушу, - прошептала она.

На задних рядах злорадно захихикали.

Гриф подумал-подумал, затем встал и с отрешенным видом вышел на сцену. Там он остановился перед декорацией и посмотрел на нее так, словно стоял перед только что заколоченным гробом.
- Это декорация упадет, - траурно констатировал он.
- Почему? – опешила Бетани.
- Потому что я буду рядом с ней стоять… Так по сцене положено. И она упадет на меня…
- Ну ради Бога!! Ну, встаньте с другой стороны!
- А там тоже декорация…И она тоже подозрительно шатается…
- Ну, хорошо, встаньте посередине…
- А люстра?
- Что люстра?
- У вас же падала тут люстра, не так ли?
- Ну да… правда не при мне…
- Ну вот…она упадет еще раз..И я даже знаю на кого…
- Месье Гриф… - Бетани заинтересованно подперла щеку рукой. – Сколько, Вы сказали, вы театров сменили?
Гриф закатил глаза к небу и зашевелил губами.
- М-м-м-м… двенадцать… Этот – тринадцатый.
- Понятно…

Призрак мрачно наблюдал за этим из своей пятой ложи. С одной стороны, ему не нравился весь этот бардак, который воцарился в театре после прихода новой директрисы. С другой же – это было ему на руку, так как все были заняты своими маленькими хлопотами, мелкими склоками и практически забыли о его существовании. Ему так нужно было спокойствие – и он его наконец-то получил. Но при этом он чувствовал, что его обуревает и ревность. Даже та маленькая шалость с повешенной крысой не возымела нужного действия. Бетани со своим холодно-надменным видом была куда более живее и реальнее, а, следовательно – и более страшнее для всех, нежели инфернальный и таинственный Призрак Оперы. Он чувствовал к Бетани уважение. Нечасто можно было увидеть не таких не то, что женщин, но даже и мужчин – сильных, отчаянных, готовых идти на все ради одной-единственной цели – пусть даже и эфемерной. Бетани была бы ему прекрасным и достойным соперником – если бы им было за что схлестнуться в смертельной битве. Сейчас же они шли примерно одной дорогой. Она пыталась восстановить «Дон Жуана»… Похвально…И он должен был бы ей помочь…Но…у него пока не было сил для этого. Для того, чтобы вернуться к этой опере, ему надо было бы вновь окунуться в ту пучину эмоций, а у него пока не было на это сил… У нее не получится.. У нее не получится, потому что она не знает, ЧТО такое его Дон Жуан. А без этого она не поймет ничего…
После ухода Кристины ему уже и не хотелось бороться за эту Оперу и он делал все только по инерции. Хотя...пусть пока все идет так, как идет…К чему-то это все-таки должно привести, не так ли? Все будет так, как должно быть...даже если это будет иначе…
Но у него еще есть надежда. Он будет ждать!
Сегодня он сделает еще один шаг к своей цели. Нет, даже не шаг, а прыжок. Он больше не будет просить и умолять. Теперь он потребует. И заставит.

«И меч в моей руке мутит струи потока.»

[Елена]

Глава 24.


- Месье виконт, - вошедшая служанка. – Приехал доктор Гаусс.
В комнату вошел маленький круглый человечек в тонком изящном пенсне на серебряном шнурке.
- Ну и кто тут у нас? – сладким голосом пропел он.
От неожиданности у Кристины самым вульгарным образом отвисла челюсть. Рауль недоуменно кашлянул. Доктор спохватился и покраснел.
- Э-э-э-э.. Простите меня… - он смущенно снял очки и протер их. - Я только что от баронессы Дебус… У нее klein сын страдает ночными кошмарами…Поэтому…Простите меня… Простите… - он снова нацепил на нос пенсне. – Итак, что же нас беспокоит? Простите…никак не могу подобрать слова… - доктор совсем запутался
- Герр Гаусс… Это моя невеста, Кристина Дааэ – пришел на помощь доктору Рауль.
Гаусс благодарно взглянул на него и поцеловал Кристине руку.
- Итак, - наконец-то смело сказал доктор. – О чем вы хотели рассказать мне?

Кристина глубоко вздохнула.
- Подождите, - остановил ее Гаусс. – Месье виконт, не будете ли вы столь любезны… Мне бы хотелось поговорить с Вашей невестой наедине…
- Конечно, - ответил Рауль, пытаясь скрыть неудовольствие. – Конечно, я буду ждать Вас в коридоре.

Рауль уже час в отчаянии мерил шагами коридор. Что же делать…Да, Кристина согласилась на встречу с доктором Гауссом… И это хорошо…Да, хоть это хорошо…Но Боже, почему же он сам никак не может вытащить ее из этой пучины отрешенности, в которой она сейчас погрязла. Неужели...и от этой мысли Рауль похолодел. Неужели она любит…того? И даже здесь..даже здесь ему не повезло. Ах, если б это был обычный человек… Да, да самый обычный человек…то он бы пришел к нему и поговорил..Но этот Призрак! Ах, он уже не испытывает нему ненависти..но ..скорее это досада..Досада на то, что он, даже из-под своей Оперы не может оставить их в покое. Кристина ездила к нему в Оперу. И потом она ничего не рассказывала об этом своем визите, как он ни расспрашивал ее. Что же там произошло?

Дверь скрипнула, и из комнаты вышел запаренный доктор. Он поманил Рауля пальцем.
- Итак, уважаемый виконт…Что я могу сказать…Случай тяжелый. Ваша невеста совершенно уверена в том, что ей являлся человек, который назывался ангелом музыки…И что не так давно в темном подземелье Оперы он заставил ее выбирать между ним и вами… Скажите, вы не в курсе…она в детстве не боялась подвалов? Ну, может там кто-то на нее выскочил, мышка, например?
- Что вы имеете в виду?
- Ну, бывает, что дети, напуганные резкими движениями…Вот сын баронессы Дебус утверждает, что у него под кроватью кто-то живет…А под кроватью у него живут разве только его носовые платки… Что-то же должно было быть причиной, что ваша невеста придумала себе воображаемого Призрака.
- Почему воображаемого? – удивился Рауль. – Он действительно существует!
Доктор внимательно посмотрел на него, снял очки, протер их и осторожно отодвинулся от виконта подальше.
- Ч-что ви хотить сказать?
- Кристина не придумала этого Призрака! Он действительно существовал…и до сих пор существует…
Доктор отодвинулся еще дальше.
- Герр виконт…я есть психиатр, а не экзорцист…Вам нужно обраться в Kirche… Святая вода… и так далее… Я не работать с призраками…а так же с оборотнями и вампирами…и даже с духом вашего прадедушки не смогу говорить…
- Вы не поняли… - нервно рассмеялся Рауль. – Он не призрак в точном смысле этого слова. Он живой человек. Просто он так себя ведет, он придумал себе легенду…и все думают, что он призрак. Но поверьте – он живой человек. Я в этом точно уверен.
Доктор надел очки и стал покусывать шнурок.
- То есть ваша невеста не сошла с ума? – озадаченно проговорил он.
- Конечно нет!
- Жаль…а такой интересный бы случай был…Коллеги бы обзавидовались бы – с сожалением проговорил он и вздохнул. – Ну да ладно, - спохватился он. – А зачем вы меня тогда вызывали?
- Мне нужно понять, что с ней происходит..И что делать дальше…
- Ну что происходит, что происходит – внезапно сварливо ответил доктор. – А то происходит, что избаловали вы ее своей опекой… Если то, что она рассказала - правда, то девушка внезапно оказалась любима и обожаема сразу двумя выдающимися мужчинами, один из которых весьма и весьма интересен…
Рауль смутился и покраснел.
- Спасибо…
- Я не про вас говорю, - сухо сообщил доктор. - …а второй, наоборот – давно знаком и вызывает доверие. И до сих пор она не уверена, сделала ли тогда правильный выбор. Это раз. А во вторых, она ни в чем вообще не уверена.
- Да, - кивнул головой Рауль.
- Вот это-то как раз и плохо…
- Очень?
- Ну, кому как…По мне – так нет. Только ради, Бога прекратите вы опекать ее каждую секунду… Так будет только хуже… Вы же этим только еще больше внушаете ей, что она в опасности, что на нее покушаются все, кому не лень…
- А как тогда быть?
- Так…во-первых, как я понял, она хористка из Оперы?
- Да.
- Ага. Вы собираетесь пожениться?
- Мы уже помолвлены.
- Давно?
- Еще на Рождество.
- Угу…и как свет отнесся к этому?
- Ну-у-у…. На удивление спокойно, я ожидал худшего… Понимаете, сейчас вообще среди молодой знати довольно свободные нравы, так что мои серьезные намерения быстро заглушили все слухи…Да и других скандалов в последнее время было много…Прецеденты опять же такие были, например, в 1825 году мадемуазель Менетрие, балерина, стала маркизой де Кусси. В 1832 году танцовщица Мари Таглиони вышла замуж за графа Жильбера де Войсин. В 1840 году Ла Сора, тоже танцовщица, вышла замуж за брата короля Испании. – стал вдохновенно перечислять Рауль - В 1847 году Лола Монтес, танцовщица, вступила в морганатический брак с королем Луи Баварским и стала графиней Лансфелд. В 1848 году мадемуазель Мария, танцовщица, стала баронессой д'Хермвиль. В прошлом году Тереза Хесслер, танцовщица, вышла замуж за Дона Фернандо, брата короля Португалии..."
- Я вижу, что вы хорошо подготовились, любезный виконт…Не трудно было запоминать такое количество имен и дат? – усмехнулся доктор
- Пришлось, - грустно вздохнул Рауль. – Надо же было как-то отбиваться от нападок пожилых ревнителиц устоев. Почему-то в штыки мою помолвку приняли именно добропорядочные матроны, а не их мужья.
- Ну…Хм… - кашлянул доктор. – Все мы грешны.. Поэтому нам, мужчинам, лучше лишний раз помалкивать. Мда… - судя по его взгляду, он погрузился в воспоминания.
- Но, на счастье, многие меня знали еще ребенком, поэтому питали достаточно нежные материнские чувства ко мне… В общем, ко мне отнеслись менее строго, нежели к кому-нибудь другому.
- Ну понятно, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось»…
- Что?
- Да нет, ничего…из фольклора пациентов. Значит ваш…как это по-французски…мезальянс, особого шума не вызвал.
- Да нет. Пара месяцев косых взглядом и перешептываний за спиной… И все. Переключились на других жертв.
- Ну тогда прекрасно…Как я понял, ваша невеста не стремиться блистать в свете?
- Нет.
- Ну и совсем ладушки! Там бы в любом случае ей косых взглядов еще как минимум год было бы не избежать. Пусть занимается, чем хочет. И если захочет снова петь – не мешайте ей. Пусть делает все сама и решает сама.
- И….если вдруг она захочет вернуться в Оперу?
- Так... – резко ответил доктор. Он повернулся спиной к Раулю. – Вы видите у меня за спиной маленькие крылышки?
- Н-нет – озадаченно ответил тот.
- Вот именно! – доктор поднял пухлый палец. – Я, к вашему сведению, психиатр, а не Амур. Я не порхаю по комнате – он в действительности попытался сделать несколько элегантных прыжков по коридору. Где-то за стеной грохнула упавшая на пол ваза. Доктор остановился и, наклонив голову к плечу с грустным видом прислушался к шуму. – и не пронзаю любовными стрелами сердца. Так что ваши проблемы взаимоотношений – попрошу увольте. Вашу невесту я вылечу. Но больше ничего не гарантирую.
- Хорошо – кивнул Рауль.
- Нет, не хорошо. А запомните это. Потому что если мадмуазель Дааэ внезапно обнаружит, что все это время любила не вас…
Рауль побледнел.
- …то, поверьте, мне вовсе не улыбается быть проткнутым шпагой в дальнем углу Булонского леса. – словно не заметив, как виконт переменился в лице, невозмутимо продолжил доктор. – Кроме того, опасения вызывают слова, которые она слышала в своем сне.
- Про время?
- Именно…Ваша же невеста никогда не имела непосредственного отношения к религии? Нет, я не имею в виду, монашеское служение..но в ее доме никогда особо пристально не изучалась Библия?
- Нет – покачал головой Рауль. – Там уж скорее рассказывались сказки, чем звучали псалмы.
- Тем более…Понимаете, Экклезиаст – совсем не то, что читают в салонах и оперных гримерных…Более того – его не так уж и часто можно услышать в проповедях… Скорее всего, память вашей невесты начинает непостижимым образом извлекать то, что она слышала или видела однажды…
- Это плохо?
- Ну..как посмотреть… Я бы, конечно не отказался от такого – мечтательно произнес доктор. – Но в ее состоянии – это излишний раздражитель. В минуты сомнений она будет постоянно прокручивать какой-то эпизод из своей жизни, пытаясь понять, правильно поступила..Будет отмечать малейшие детали и пытаться трактовать их в свете своего настроения… Повторяю, это – излишний раздражитель….
Отворилась дверь. В коридор вышла Кристина.
- Вы так долго разговариваете… - тихо сказала она.
- Все в порядке, дорогая – Рауль обнял ее. – Все в порядке дорогая…
Гаусс скептически поднял бровь.
- Доктор, что вы скажете обо мне? – обратилась Кристина к нему.
Гаусс кашлянул.
- Все в порядке, мадмуазель… У вас просто небольшая нервозность. Я пропишу вам успокаивающие…нет, лучше тонизирующие средства…и все будет замечательно. Вы не возражаете, если я еще несколько раз посещу вас. Поболтаем о жизни…поговорим о том, о сем…а?
- Конечно, месье Гаусс…я буде рада вас видеть.
- Да, спасибо вам за все… - Рауль обнял Кристину покрепче, но тут же под суровым взглядом доктора ослабил объятия.
- Ну тогда я к вам еще зайду. – доктор развернулся и, что-то напевая пошел к выходу. Рауль прислушался. Доктор явно выводил какой-то весьма фривольный мотив.

[Елена]

ГЛАВА 25

Мег сидела на перилах второго ряда партера и пинала носком пуанты соседнее кресло. На душе было паршиво. Все началось с того, что мама установила за ней строгую слежку. Непонятно почему и откуда, но она, кажется, прознала, зачем ее дочь бегает в подвалы. Теперь, где бы девочка не появлялась, перед ней вырастала строгая и непреклонная фигура матери. Только один раз та пробормотала что-то вроде: «Если бы ты знала все, то не делала бы этого». Мег долго потом пыталась добиться от матери, что же та имела в виду, но – увы! – мадам Жири умела надежно хранить свои секреты. Поэтому Мег переживала, мучилась и таскала у девочек женские романы, благо этого добра в Опере было полно. Директриса однажды нагрянула с обыском в спальню балерин (после того бунта она устроила настоящую муштру) и, обнаружив девочек с книгами в руках, побелела от ужаса. Правда, обнаружив, что это всего лишь легкое фривольное чтиво, она рассмеялась и даже забрала одну из книг с собой. Разумеется, по всеобщему закону подлости, это оказалась книжка Мег.
Теперь ей не оставалось больше ничего, как только сидеть в зале и с тайной надеждой коситься в район пятой ложи.
Хотя сегодня было куда посмотреть. Рабочие только что закончили монтировать декорации. Зрелище того, что сейчас было на сцене, заставляло неметь от восторга.
Бетани гордилась тем, что она сделала. Призрак тоже был удовлетворен. Еще никогда Гранд Опера не видела ничего подобного….
Занавес плавно переходил в кулисы. Словно адское пламя пылало, поднимаясь от будки суфлера все выше и выше и теряясь где там, наверху, в переплетении веревок и балок… Сцена приобретала невиданную глубину, казалось, что там – не десяток футов до ближайшей стены, а многие и многие мили…Нереальность и реальность одновременно спелись в тугой клубок восхитительного зрелища …

- Вы видите это? Нет, вы видите ЭТО? – восторженно спросила стоявшего рядом с ней человека.
- Вижу, - прозвучал знакомый унылый голос. - Отвратительно, не правда ли?

Бетани, вздрогнув, обернулась. За ней стоял Гриф и грустно сморкался в свой неизменный платочек, с обреченным видом глядя на кошку.
- Несомненно, у нее есть блохи.
Кошка протестующе фыркнула. Бетани опешила. Гриф же все так же невозмутимо-уныло продолжал:
- А между прочим, кошачьи блохи могут переносить страшные болезни… Например, чуму.
- Месье Гриф… - не менее обреченно ответила Бетани. – Чуму переносят крысы..
- Вот именно…Вот именно… А кошки едят крыс. Вывод – кошки переносят чуму посредством съеденных крыс…
- Месье Гриф…Я уверяю вас…Моя кошка не есть крыс. Ей поставляют свежую рыбу.
- Но все равно, я смею надеяться, что когда я помру, Гранд Опера удостоит меня хотя бы скромным памятником.
- Месье Гриф, я обещаю вам мавзолей как у Густава Дааэ! - Бетани тихо, но настойчиво отодвигалась от Грифа.
- Мне бы хотелось, чтобы цветы приносили на мою могилу хотя бы раз в неделю! - было последнее, что она успела услышать.

Бетани пулей вылетела из Оперы, даже не обращая внимания на поползновения Фирмена и Андре остановить ее. Еще минута – и она бы придушила Грифа прямо там, в зале. Это было бы совсем просто – вот так: взять его тонкую шею в железные тиски пальцев и сомкнуть их. И все… А можно было бы и пристрелить его. В ее кабинете, в шкатулке из красного дерева, покрытой замысловатой восточной резьбой и инкрустацией из полудрагоценных камней – дорогом подарке дяди-полковника колониальной армии – в одном из отсеков которой мирно дремала сытая гадюка… да, именно там, во втором отсеке, лежал револьвер. Тоже подарок старого полковника. И даже более ценный, чем шкатулка. И вот взять этот револьвер, приставить его ко лбу этого нудного месье Грифа… И спустить курок…
Бетани тешила себя этими кровожадными мыслями, представляя себе в мельчайших и самых красочных деталях каждый эпизод душегубства. И постепенно успокаивалась. Она уже перешла на шаг и стала оглядываться по сторонам. В этой части Парижа она еще не бывала. Хотя…Нет, несколько раз она проезжала мимо в экипаже, как всегда куда-то торопясь… Куда-то торопясь… В последнее время она торопится…Все время торопится. Она урывает от всего по кусочку, она не успевает ни во что вникнуть… Она не может даже насладиться своим триумфом – даже тем малым, что наконец-то ей удалось… Куда же она спешит? Чего же она хочет достигнуть, если оставляет за своей спиной самое главное – Жизнь?
Бетани шла мимо церкви святой Мадлен. Внезапно она замедлила шаг. Может, войти? Зачем? Она и сама не знала. Просто безотчетное желание. Она подошла к дверям.
- Вам не стоит этого делать, – прозвучал за ее спиной глухой голос. Она обернулась. В тени стены стоял мужчина в монашеской рясе. Лицо его скрывал капюшон.
- Что вы хотите сказать? – холодно спросила Бетани.
- Только то, что вам не стоит сюда входить.
- Разве? Разве двери храма Божьего не открыты для всех? – в голосе ее прозвучала ирония. Но по спине скользнул холодок.
- Да, для всех… но не для вас…
- Хм… - неужели то, что она сделала тогда, так страшно? – А если...если я хочу исповедоваться?
- Вы не сможете исповедоваться в этом грехе.
- То есть?
- Потому что то, что вы считаете грехом, на самом деле вы не совершили.. А то, что вы сотворили, вы не ведаете.
- Так…Вы…сошли с ума? – догадалась Бетани.
- Не более чем вы - даже в темноте она поняла, что человек под капюшоном улыбнулся.
- Кто вы? – спросила она. Если он ей сейчас не ответит, то ей-богу, она сорвет с него этот чертов капюшон. – Вы…Призрак Оперы?
- Кто? – удивился человек. – Нет. Вовсе нет…Я душа этого храма.
- Снимите капюшон, – твердо потребовала Бетани.
- У души нет лица, – спокойно ответила тень. Да…теперь Бетани поняла, что это была всего лишь тень… Поняла, что под капюшоном – пустота. Ей стало страшно. Но она взяла себя в руки.
- Но…что я сделала? Почему я не могу войти в церковь? Что происходит? Что я такого натворила?
- Вы всего лишь привели в Париж дьявола, - прошелестела тень.
- Кого? Кого я привела в Париж?
- Дьявола – терпеливо повторила тень. – В тот момент вы не ведали, что творили. Но – увы -..это произошло…
- А…
- Нет… Вы этого уже не увидите. Идите, мадмуазель Ковенант. Идите с миром.
Бетани словно во сне, вышла из портика церкви. Она не оглядывалась. Она знала, что человека в рясе за ее спиной уже нет.
Кого же она привела в Париж?

[Елена]

ГЛАВА 26. в которой все дороги ведут в ….


На город снова опускалась ночь. Сена темной шелковой лентой извивалась между черных набережных. Дом инвалидов, как и каждую ночь, стремился насадить на свой шпиль луну. Крест лопастей Мулен Ружа призывно звал к себе все новых и новых грешников. В общем, совершенно обычная ночь. Для всех парижан, то не для семи человек, которых в этот час рок влек друг к другу.

Бетани курила одну сигарету за другой. На столе громоздились неопрятные кучки пепла. На полу и на полках валялись смятые, разорванные и опаленные огнем листы бумаги. Сломанные гусиные перья были воткнуты в любую мало-мальски подходящую для этой цели щель. Черная вальяжная кошка мрачно взирала на все это безобразие из кресла. Змея, наполовину высунувшись из шкатулки, мирно дремала. Только иногда судорога пробегала по ее блестящему гибкому телу. Сама же Бетани ходила кругами по комнате, периодически останавливаясь и встряхивая головой.
Все изыскания в библиотеке ни к чему не привели. Более того – они запутали ее еще больше. Все эти философские трактаты…Все эти литературные первоисточники…Все существующие интерпретации этих – двух! – легенд…. Она была в тупике. Просто в тупике. Более того - самое поразительное было в том, что никто из актеров не помнил финала! Мистика? Или…или то, что в финале по-настоящему принимали участие лишь три человека – Пъянджи, Дааэ и сам Рейер? Один из них уже мертв, вторую невозможно достать никакими усилиями, а третий всячески открещивается от того, что он может что-то помнить. Ну да…в тот вечер на сцене был еще и четвертый человек – сам автор… Бетани мрачно усмехнулась. Да…он там тоже был… Но он отказал ей! А второй раз она уже не будет просить его ни о чем. Даже одного раза для нее было достаточно.
Но все-таки…кто же этот его Дон Жуан?

Мег тихо выскользнула из своей кровати и на цыпочках прошла к выходу. Осторожно потянула на себя дверь. Она отворилась совершенно бесшумно. По лицу девочки скользнула торжествующая улыбка – не зря она вчера весь вечер тайком смазывала дверные петли утащенным с кухни маслом! Она выглянула в темный коридор – никого не было. На всякий случай, Мег подождала еще десять минут, прислушиваясь в дыханию девочек в комнате и к безмолвию коридора. Все было в порядке. Она глубоко вздохнула и тенью выскользнула из спальни.

Мадам Жири проснулась, словно от толчка. Она почувствовала опасность. Словно на это здание вместе с ночью опустилось Зло. Она резко села в кровати. Не в ее привычках было разгуливать по ночам по Опере. Тем более, после того случая…. Но сейчас она поняла, что должна пойти. И даже знала, куда.

Мег тихо шла известным только ей путем по направлению к тайному ходу, которым она столько раз проникала в его жилище. Хотя нет – этот путь был известен только одному человеку, которого она сейчас боялась больше всего на свете – ее матери. Поэтому девочка то и дело останавливалась и прислушивалась к тишине. Но коридор молча хранил тайну ее присутствия. Только один раз ей показалось, что за ее спиной мелькнула какая-то тень. Она оглянулась – но в темноте никого не было. И она продолжила свой путь.

Бетани упала в кресло, смахнув недовольную кошку на пол, и застонала в отчаянии. Что же делать? Голову словно сжимали в раскаленных тисках. Что же делать? Что-же-делать?
Завтра-послезавтра приезжает Анжелика Саваж. И в то же время уже нужен будет финал…
Что же делать?

Призрак стоял перед манекеном Кристины.
- Ну что же, - тихо шепнул он. – Пора. «И меч в руке моей мутит струи потока»

Бетани в отчаянии отшвырнула скомканные листы в сторону. У нее ничего не получалось.
Она встала и подошла к зеркалу.
- У тебя ничего не получается – сказала она своему отражению.
И отражение кивнуло.
И в этот момент разум Бетани окутала пелена тумана.

Мадам тихо шла по коридору. Темнота ей не мешала. Она прекрасно изучила этот путь за долгие годы, и знала, что опасаться здесь стоит не крыс или тупиков, а одного-единственного человека. Поэтому она предусмотрительно держала на уровне глаз согнутую руку. Рука затекла, мадам морщилась от боли, но терпеливо продолжала свой путь.

Мег остановилась перед железной дверью, которая отделяла подвал Оперы от Его подземелья. Она еще раз прислушалась. Нет, никого не было. Затем дрожащей от ожидания рукой коснулась кольца, которое вместо ручки было вделано в металл…
И тут сзади ее шею сдавили железные пальцы.
- Большое спасибо, - хрипло шепнул в ухо голос, от одного звука которого девочку парализовал ужас.

Кристина ложилась спать. Совсем по-детски завернувшись в одеяло, она не слышала, как за ее окном метнулась черная тень и нажала на угол рамы.

Рауль поднял голову. Ему показалось, или его кто-то позвал? Он встал и вышел в темноту коридора. Почувствовал на горле чьи-то стальные пальцы, а на лице – ткань с резким запахом.
- Раз, два, три , четыре… - шепнул ему в ухо до жути знакомый голос. И Рауль погрузился во тьму.



Фухххх....(*вытирает лоб платочком*)

[TinySparrow]

Елена, я с запозданием хочу высказаться по поводу Ваших рассказов (прочитала их позже всех... тормоз тоже механизм, как говорили в школе ) Так вот. Это великолепно! В некоторых местах - страшно признаться - слёзы на глаза наворачивались! А ещё что-нибудь есть? (*угу, и таблеток мне от жадности*) Пошла распечатывать новые главы и ставить на стол табличку "Не беспокоить!"

[Елена]

Автор оригинала: TinySparrow
В некоторых местах - страшно признаться - слёзы на глаза наворачивались!

Скотина я, правда? Людям все настроение порчу

А ещё что-нибудь есть? (*угу, и таблеток мне от жадности*) Пошла распечатывать новые главы и ставить на стол табличку "Не беспокоить!"

Есть еще, но уже не такое хороше. Поэтому пускай пока валяется. И в конце концов, надо же мне снова вернуться к большому фику! А то там всё уже плесенью покрылось

[Echo]

Автор оригинала: Елена
Скотина я, правда? Людям все настроение порчу

Так их, так их сентиментальных дам! Чтоб слезьми по уши залились! Чтоб ночами нервно курили в коридоре!
Зато автору такой кайф, зачем же еще писать ?!
:D

[Echo]

Автор оригинала: Елена
Скотина я, правда? Людям все настроение порчу

Так их, так их сентиментальных дам! Чтоб слезьми по уши залились! Чтоб ночами нервно курили в коридоре!
Зато автору такой кайф, зачем же еще писать ?!
:D

[TinySparrow]

Автор оригинала: Елена
[b]Скотина я, правда? Людям все настроение порчу

Ну Вы же знаете, что НЕТ!

И в конце концов, надо же мне снова вернуться к большому фику! А то там всё уже плесенью покрылось

Конечно, надо! А насчёт плесени - это Вы зря События развиваются самым что ни на есть динамичнейшим образом, как я смотрю! *убирая со стола табличку и пряча распечатку в ящик стола*

[Елена]

Автор оригинала: TinySparrow

Ну Вы же знаете, что НЕТ!

Конечно, надо! А насчёт плесени - это Вы зря События развиваются самым что ни на есть динамичнейшим образом, как я смотрю! *убирая со стола табличку и пряча распечатку в ящик стола*

Тады завтра же обещаю продолжение! ))