Немного графомании...

[Sunny]

Елена! Продолжайте! У Вас отлично получается.

[Елена]

Я вас всех ЛЮБЛЮ!!!!

Тогда пусть это все будет называться - «Играя «Фауста». Часть 1. Фауст». Вторая часть будет называться «Мефистофель», а третья – «Маргарита».


Тогда финал первой части.


ГЛАВА 30.
Бетани стояла перед огромным зеркалом. Она видела за своей спиной всех и в первую очередь себя. Себя…как давно она так смело и прямо не смотрела на свое отражение в стеклянной глади… И вот теперь...теперь ,когда она наконец-то ощущает в себе силу и власть, ощущает себя способной на поступки, способной на деяния… Да и просто ощущает себя наконец-то целостным человеком… Наконец-то она может взглянуть в глаза своему отражению. Ну как я тебе? Как тебе нравится то, что ты видишь через стену амальгамы? Не правда ли, мною теперь бы могли гордиться? О, да! Я сейчас могу! Я сейчас все могу! Боже..я..ощущаю власть..я ощущаю себя! И..я Бог! Да, в этот момент...я – Бог. Я держу в руках судьбы и жизни этих людей. Я могу их помиловать…могу их отпустить… Могу...но не буду… Ты спрашиваешь меня почему? Потому что меня никто не жалел. Потому что меня никто не любил. Потому что я всю свою жизнь оставалась в тени. И теперь я не хочу заботиться и думать ни о ком. Потому что сейчас настал мой час. И я сделаю все, чтобы он продлился как можно дольше. Призрак, эта девочка Кристина, виконт, балетмейстер, маленькая балерина… Эти люди уже отыграли свои роли. Пора им сойти со сцены.
Она оглянулась
- Ну что? Как там было? Past the point…..
Она снова повернулась к зеркалу. На мгновение ее брови дрогнули. Ей показалось, или в отражении отчетливо проступила седина? Бетани подняла револьвер. В отражении она пыталась найти себе первую жертву. Кто же это будет? Непреклонная мадам-балетмейстер? Нет, она хочет увидеть, как лицо этой железной женщины исказит гримаса страха. Ее дочь? Девчонка уже и так трясется от страха. Интересно, насколько ее хватит? Виконт? Нет, месье, вы еще будете умолять меня о пощаде. Призрак? Ах, всесильный Призрак… Иногда даже призраки не могут ничего поделать. И вы в этом еще убедитесь. Мадмуазель Дааэ? Да, конечно…конечно мадмуазель Дааэ… Разумеется, она… Милая Кристина, благодаря вам не так давно произошло столько событий. Однако, пора платить по счетам.
- Past…
И тут отражение бросилось на нее. Осколки зеркала разлетелись по всей комнате.
- Александр! – взвизгнула Бетани.
Родерик всем своим телом разбил хрупкую зеркальную преграду и рухнул на пол. Бетани, пытаясь рефлекторно увернуться от него, запуталась в длинном платье и упала на колени. Минуту они так и стояли, на коленях, опершись руками о пол, тяжело дыша и пристально глядя друг другу в глаза. .. Словно на монетном дворе ошиблись, и вычеканили профили разных разворотов. Так тягуче и вязко прошла минута. Затем Бетани медленно подняла пистолет и приставила его к голове брата. Тот не шевелился. Палец Бетани дрожал на курке. Родерик стал медленно подниматься с колен. Движение - в движение, как в страшном сне, за ним стала вставать Бетани, так и не отнимая дуло пистолета от его лба. В страшном мертвенном молчании….
Родерик словно гипнотизировал Бетани. Они не моргали. Теперь они стояли друг напротив друга…на расстоянии дюйма, так что могли чувствовать дыхание друг друга и дышали они в унисон…
Бетани медленно, как во сне отвела пистолет от головы Родерика и стала поднимать дуло вверх. Вот оно застыло, поднятое к потолку…Вот повернула в сторону людей…Родерик напрягся и видно было, как у него затвердели скулы…Бетани все также медленно двигала рукой…и вот пистолет уперся в ее висок…Палец снова дрогнул на курке…
И в эту секунду в ее мертвых остановившихся глазах что-то промелькнуло. Она сдавленно вскрикнула, словно застонала…Резко выбросила руку вперед и выстрелила. Родерик инстинктивно, уже заученным приемом, отшатнулся. Пуля расколола зеркало за его спиной, обнажив зияющий провал. Провал и коридор, откуда он и пришел.
Бетани, шатаясь, отошла назад… Из руки выпал револьвер. Она нащупала рукой канделябр и выбежала из комнаты. Родерик бросился за ней.
Пятеро людей молчали. Они не поняли, что здесь произошло. Они знали только одно – они были лишними. Это были старые счеты. Борьба, старая как мир, борьба, которая родилась через какие-то несколько десятков лет, после рождения мира…

И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой?
Он ответил: не знаю; разве я сторож брату моему?

Кристина встала первой. Провела рукой по лбу, словно убирая невидимую паутину… Она все еще думала, что это сон… Поэтому спокойно и без тени волнения подошла к Призраку и Раулю. Они сидели, не шевелясь, напряженно наблюдая за ней. На эти несколько томительных минут они перестали дышать. Даже их сердца стали биться медленнее. Самым главным был один-единственный вопрос – к кому подойдет Кристина? К кому? К кому же? Они не обращали внимания на боль, не замечали даже расползавшихся под ними лужиц темной теплой крови. Зато заметила Кристина. Тихо ахнула, прижав руки ко рту…. Рванулась вперед. И обняла Рауля.
Призрак шумно и тяжело выдохнул и закрыл глаза. Ну что ж… Вот и все. Вот и решилось. И тут же ощутил на своем плече тонкие женские пальцы. Это была Мэг. Мадам Жири исподлобья наблюдала за своей дочерью. Она стиснула зубы…скулы ходили ходуном. Казалось, что она из всех сил сдерживается, чтобы не рвануться вперед и не оттолкнуть дочь от Призрака. Но сейчас было не время и не место выяснять старые отношения. Поэтому она отвернулась.
Рауль встал, тяжело опираясь на плечо Кристины. Встретился взглядом с Призраком. Что-то мелькнуло в глазах виконта… Сожаление? Извинение? Сочувствие? Наверное. Но в них точно не было превосходства и гордости. Призрак понял это и пожал плечами. Что ж, они заключили договор. В тот момент каждый из них надеялся на то, что удача и любовь будет на его стороне. Но чтобы выиграл один, другой должен был проиграть. И в этот раз проигравшим снова оказался он. Что ж. Значит, так было решено высшим судом.

Когда они поднялись наверх, на крышу, они застали лишь развязку событий.

Родерик и Бетани стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Волосы Бетани растрепались. Стеклянная веранда была разбита. Трость валялась в отдалении. Бетани сжимала канделябр. Они смотрели в глаза друг другу, и, казалось, беззвучно, как близнецы, беседовали….
На крыше Оперы было тихо. Казалось, сам воздух тяжело дышал вместе с близнецами.
Затем Бетани выпрямилась. Отшвырнула в сторону канделябр. Поправила волосы. Затем погладила пальцами перстень. Раздался тихий щелчок.
- Я ненавижу тебя. – тихо сказала она. – Я ненавижу зеркала.

Затем резко поднесла левую руку ко рту. И упала.

Призрак, Кристина, Рауль, Мэг, мадам Жири – молча смотрели на открывшуюся им картину… Родерик держал голову Бетани на своих коленых и беззвучно раскачивался. Так прошло десять минут
- Родерик… - негромко позвала Кристина.
- Александр! – повысила голос мадам Жири.
Брат Бетани поднял голову. Остекленевший взгляд скользнул по всем.
- Осталось пять минут …- прошептал он.
Никто из пяти людей даже не пошевелился. Они были растеряны, обескуражены и удивлены. Слишком быстро развивались события, слишком многое было для некоторых за гранью понимания. И слишком безразличны для многих были эти два человека, которые сейчас были бессильно распростерты на крыше.

Родерик посмотрел на Кристину. Потом на Призрака.
- Имел бы я небом шитую ткань… - тихо сказал Родерик
- Александр Ковенант! - вдруг очнулась мадам Жири
- … А в ней золотой и серебряный свет,
Синюю, тусклую, темную ткань,
Дней и ночей полумрак-полусвет…
- Александр Ковенант! - повысила голос мадам.
- ….Ее расстелил бы под ноги тебе:
Но беден я, у меня лишь мечты;….
- Александр Ковенант! Вы теперь наследник Оперы! - она пыталась вызвать хоть какой-то отклик в его душе.
Родерик встал и подошел к Кристине.
- …их расстелил я под ноги тебе…
Он взял ее за руку.
- Мягче ступай, иди осторожней…

Тяжело вздохнул, тихо гладя пальцами ее кисть.

- Ведь ты идешь по…
Он замешкался и встретился с глазами Призрака. Затем медленно взял того за руку.
- …. ЕГО мечтам…
Вложил их руки друг в друга…

Затем медленно попятился назад.
- Все мы идем по чьим-то мечтам…
- Александр, что вы делаете? - мадам Жири сделала шаг вперед.
Он наклонил голову
- Я не Александр… Я был им..
- Родерик!
Он закрыл глаза.
- Я так и не стал им…
Он подошел к краю крыши.

- Подожди…те! – крикнула Кристина.
Родерик оглянулся.
- Пятнадцать минут. Прошло пятнадцать минут … Я был младше ее на пятнадцать минут. Она ждет меня.
И шагнул вниз.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Уффф..Фууу….

Помянем директрису. Хорошая тетка была. Хоть и стерва

[TinySparrow]

Автор оригинала: Елена
Я вас всех ЛЮБЛЮ!!!!
Помянем директрису. Хорошая тетка была. Хоть и стерва

А мы Вас
Помянем - поднимем бокалы (я - с чаем, потому как на работе ), помолчим секундочку...
И вперёд - к новым героям! Вдохновения Вам, Елена!
P.S.: Это я ещё не знала, что Родерик/Александр тоже погиб! Жаль его... Он мне нравился... Хнык...

[Count Fosco]

Елена! Вы Гений! Продолжайте!

А Родерика тоже жалко.. хнык

зы: Предлагаю вам всё это ещё и издать. Это ж бестселлер будет!

[Нефертари]

Жаль Родерика... Но не будем грустить, впереди новые главы, новые герои!

Елена, продолжайте! Мы с нетерпением ожидаем новой интриги и захватывающего сюжета. Спасибо вам за ваш талант!

[Елена]

Жаль Родерика?
А кто сказал, что он умер?
Живее всех живых!! И еще успеет наломать дров


Тогда, не сходя с рельс -

ИГРАЯ "ФАУСТА"

ЧАСТЬ 2. МЕФИСТОФЕЛЬ.

ГЛАВА 1.

Он шагнул вниз…Но вниз ли? Его ладони почувствовали незримую стену. Это ощущение длилось каких-то доли секунды…Но и этого хватило, чтобы его оттащили от края. Он свернулся в комок и лежал, закрыв голову руками. Ему было дико стыдно. Дико стыдно за этот свой поступок. Он вообще не собирался возвращаться.
Начнем с того, что он и не собирался умирать в тот вечер, когда был на волосок от смерти от рук Призрака. Он просто не хотел, чтобы за ним шли, бежали, искали…Что угодно, но он не хотел никого видеть. Поэтому он поднял пистолет и выстрелил в воздух. А затем поднял лица навстречу сыпавшимся осколкам камня. Каменный душ… он отрезвил его.
А потом он ушел. Он вообще ушел из Оперы. В Париже был дом, в котором до свадьбы жила Анна Валери. Об этом ему успела поведать мадам Жири. Поэтому он просто бежал в этот особняк, который уже почти тридцать лет пустовал и заперся там от всего мира.
Но в тот вечер…в тот вечер он почувствовал, что он должен прийти в Оперу. Это было глупо, это было странно, но он пришел и встал за зеркалом. Он видел все. И понимал, каким будет его следующий шаг.
А теперь в его душе было пусто. И он не захотел больше жить. Но не получилось…В первый раз в жизни у него что-то не получилось..
Он почувствовал, как его кто-то тронул за плечо. Это была мадам Жири.
- Вставай…те – тихо шепнула она.
- Нет – глухо отозвался он. – Я не встану, пока они…не уйдут…
- Они ушли…Я сказала им, чтобы они ушли…Здесь никого нет, кроме вас…и меня…
Родерик приоткрыл лицо. Действительно, никого кроме них не было. Только мадам Жири испуганно смотрела на него.
- Что …что это было? – спросил он.
- Что именно? – переспросила мадам.
Родерик рванулся и перегнулся через перила. Нет, все было как всегда. Ветер шевелил его волосы, а внизу чернела мостовая. Все было, как всегда. Но откуда появилась та стена? Почему он не смог умереть? И тут он вспомнил.

- Да…. ведь и тебе тоже пожелали?
- Что?
- Ты ведь родился очень слабым. И мать с последним вздохом пожелала тебе долгую жизнь. Чтобы ты сделал то, что не успела сделать она.
- И что?
- Зря.
- То есть?
- Зря…Ты поймешь это.
- Когда?
- Когда поймешь.

Очевидно, именно это и имела в виду старая цыганка. Именно это…

Мадам резко схватила его за локоть.
- Нет…не надо… - мягко убрал он ее руку. – Второго раза не будет…
Второго раза не будет….
Мадам испуганно смотрела на шатающегося лорда.
- Вам помочь?
- Нет…- грустно и печально рассмеялся он. – Нет… Нет…
Он пошел к выходу.
- Куда вы?
Он оглянулся.
- Не знаю.

Он лежал, свернувшись клубком под столом. Просто так. Ему хотелось лежать под столом. Он не знал, который час. Он даже не знал, день или ночь за окном. Он даже не знал, какой сейчас день. Ему было все равно. Ему не хотелось даже думать. Он просто лежал и тупо слушал, как стучит его сердце, как пульсирует в кончиках пальцев кровь. Все равно…Все равно…Все-рав-но…
Кто его тронул за плечо. «Кто-то тронул меня за плечо» - тупо подумал он. Еще раз. «Еще раз» - все так же отрешенно скользнула мысль. Его стали настойчиво трясти. «Интересно, а что будет потом» - заинтересованно подумал он. А потом на него просто вылился холодный душ. «Откликнуться, что ли? А то потом хуже будет» - спросил он. И сам себе ответил: «Ну давай, откликнись». Он поднял голову. Над ним на корточках сидел Призрак. В руках у него был кувшин с водой.
- Я думал, что ты уже умер… - сказал он.
- Не дождетесь, - мрачно отозвался Родерик. – А что очень хотелось?
- Судя по твоим действиям, этого, в первую очередь хотелось тебе – жестко ответил Призрак.
- Ну и не мешали бы…
- А тебе никто и не мешал. Даже если бы и хотели, то мы бы не успели…
Родерик резко сел.
- Ну и какого черта? – засопел он, пытаясь скрыть неровное дыхание. Кажется, у него сейчас начнется истерика.
- Что?
- Какого черта…ты пришел сюда? И кстати, как ты узнал?
- Мадам Жири сказала, что это дом, в котором жила твоя мать..я и предположил, что ты будешь здесь.
- Но все-таки, я не могу понять, зачем ты пришел.
- Я просто хотел сказать «спасибо» за то, что ты сделал.
- И?
- Вот я и сказал.
- Пожалуйста.
Призрак пожал плечами, встал и пошел к двери. На пороге он остановился.
- А все-таки…. – тихо спросил он, не оборачиваясь. – Все-таки…ты не собираешься вернуться?
Родерик вздохнул и снова лег на спину.
- Зачем? – спросил он, с преувеличенным интересом разглядывая лепнину на потолке.
Призрак снова пожал плечами, продолжая стоять к комнате спиной.
- А разве обязательно все делать с какой-нибудь целью?
- Не знаю… - Родерик перевел взгляд на люстру. – Наличие цели нужно нам самим, чтобы оправдать какие-то наши действия

- Я не скорблю, что мой земной удел
Земного мало знал самозабвенья,
Что сон любви давнишней отлетел
Перед враждой единого мгновенья.
Скорблю я не о том, что в блеске дня
Меня счастливей нищий и убогий,
Но что жалеешь ты, мой друг, меня,
Идущего пустынною дорогой. -
тихо, словно сам себе, произнес Призрак.
- По. – спокойно ответил Родерик. – За этот месяц ты заметно повысил уровень своего образования.
- Сволочь. – беззлобно парировал Призрак.
- Между прочим…- продолжал Родерик. – Между прочим, насколько я знаю, это стихотворение месье По посвятил женщине. Это раз. Кроме того, я не советую тебе слишком увлекаться им.
- Почему?
- Потому что книги, которые мы читаем, имеют тенденцию влиять на нашу жизнь. Тебе не стоит читать трагедий, а то есть риск усугубить свое положение.
- А ты?
- А я и дочитался…
"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil! -
Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore
Desolate yet all undaunted, on this desert land enchanted -
On this home by Horror haunted - tell me truly, I implore -
Is there - is there balm in Gilead? - tell me - tell me, I implore!"
Quoth the Raven "Nevermore." - Задумчиво продекламировал он.
- Что? – переспросил Призрак. – Потрудись говорить по-французски.
Родерик задумался снова.
- Это очень тяжело перевести.
"Пророк! - сказал я, - злосчастная тварь, птица или дьявол, но все-таки пророк! Будь ты послан самим искусителем, будь ты выкинут, извергнут бурею, но ты - неустрашим: есть ли здесь, на этой пустынной, полной грез земле, в этой обители скорбей, есть ли здесь, - поведай мне всю правду, умоляю тебя, - есть ли здесь бальзам забвенья? Скажи, не скрой, умоляю!" Ворон каркнул: "Больше никогда!"
- И что?
- Ну…это тяжело перевести. Это целая поэма. К герою, который огорчен смертью своей любимой, прилетает ворон. Птица заучила только одно слово. «Никогда». Герой начинает задавать вопросы. И с ужасом обнаруживает, что на них ворон отвечает только одно: «Никогда».
Призрак задумался.
- А что за вопросы?
- Ну...забудет ли он свою любимую… Есть ли утешение от боли… Сможет ли он в раю встретить свою любимую вновь…
- А тебе не кажется – медленно ответил Призрак. – Что он специально задает эти вопросы, чтобы еще раз прочувствовать боль от слова «Никогда»?
Родерик пожал плечами.
- Не знаю. В любом случае, мне кажется, сейчас не место и не время обсуждать вопросы литературы.
- Почему тебе так нравится По? – спросил Призрак, словно не обратив внимания на его последние слова и садясь рядом. – Я прочитал его рассказы. Ничего особенного. Да…забавен этот, как его…месье Дюпен. У него хорошие мозги… Но ведь ничего особенного…
Родерик пожал плечами.
- Я не знаю… Наверное, это как с музыкой… Наверное, всю жизнь наш внутренний голос тихо читает внутри нас какие-то стихи…Те, кто могут его слышать, те пишут стихи сами. А те, кто не могут его услышать, расслышать все слова..те пытаются найти что-то подобное в литературе. Мой голос говорит в унисон со стихами мистера По…и мистера Блейка…и месье Бодлера… - он тихо рассмеялся.
- Не знаю…не знаю… - задумчиво проговорил Призрак.
- Но ведь есть же строчки, которые западают тебе в душу настолько, что ты повторяешь их, даже бессознательно? - внимательно взглянул на него Родерик.
Призрак задумался.
- Не знаю… вчера я слышал… Я слышал то, что казалось, говорит моя душа.
- Что?
- Сижу на берегу потока,
Бор дремлет в сумраке; все спит вокруг, а я
Сижу на берегу и мыслию далеко,
Там, там..где жизнь моя!…
И меч в моей руке мутит струи потока.
- «И меч в мое руке мутит струи потока»…- медленно повторил Родерик. – Ну что ж…наверное, именно так… Твой меч намутил уже достаточно много…Но тебе не кажется, что пора вынимать его из потока? Ведь он может заржаветь?
- Твоя метафора красива – но неприменима в жизни.
- Все метафоры применимы в жизни. Они сами – порождение жизни. Они – порождение самого страха перед жизнью, страха называть все своими именами. Понимаешь, имя – это очень важно. Это больше, чем предмет, который называют. Имя – уже и есть сам предмет. Да, если назвать воду камнем, от этого ничего не изменится…хотя, кто знает? Но если взять себе другое имя..О, Имя…Это больше чем набор букв. Больше, чем герб. Важнее, чем даже внешность… Имя для человека очень важно... Человек без имени - это никто, это материал, податливая глина. Он колеблется, ищет и ошибается…У него нет каркаса, нет того, что определяло бы его судьбу. Нет имени... Но человеку свойственно меняться. И в тот момент, когда ты понимаешь, что твое имя тебе не соответствует – его лучше изменить. Имя – это больше чем человек, особенно имя, выбранное осознанно.
- Кстати, почему ты взял себе именно это имя?
- Родерик? Не знаю…Не знаю… просто я произнес его и понял, что оно – мое. Ну какой я Александр? Какой я защитник людей? Я сам с собой разобраться не могу…
- Имя.. – медленно произнес Призрак. – Имя…я не знаю, что значит, иметь имя… У меня никогда его не было. А то, что и было ,я забыл за долгие годы…
- Тогда сейчас самое время взять его.
- Но какое? Их так много! И как я найду ,то, которое – мое?
Родерик прищурился.
- А ты знаешь, как называется то стихотворение, что ты мне сейчас читал?
- Как?
- «Песня Эрика»
"Песня Эрика"… Как странно и как точно эти строки подходили к его ощущениям… Песня Эрика… Может…может мне взять это имя? – внезапно подумал он. Сколько можно быть безымянным, несуществующим, никем? Имя – это больше чем человек. Особенно, имя выбранное осознанно.
«Эрик» - произнес он вслух, словно пробуя имя на вкус. Буква «р» оттолкнулась от «Э» и горошиной прокатилась во рту, вздрогнув и остановившись у запертых ворот «к». «Эрик»… От имени веяло суровость норвежский фьордов и одиночеством датских скал… «Эрик»… Какая-то неуловимая нить протянулась между именами Кристина и Эрик…
«Эрик» - произнес он вслух. И тут же, совершенно неосознанно отозвался –
«да»?
Родерик внимательно наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц.
- Это твое имя – твердо сказал он.
- Почему?
- Это видно сразу.
Он протянул руку:
- Месье Эрик, приятно познакомиться с Вами.

[Echo]

Пардон за тормозную реакцию, со мной это бывает (например, вот уж 2 недели собираюсь запостить рецензию на один фанфик, а вместо этого медитирую о поклейке фотообоев )

"Поэтому он поднял пистолет и выстрелил в воздух. А затем поднял лица навстречу сыпавшимся осколкам камня."

Это ачипятка или мистическая близнячья двойственность?

"- Что? – переспросил Призрак. – Потрудись говорить по-французски."

Долго думала ,чем меня коробит эта фраза... И дело даже не в том ,что мне кажется, что киношный Призрак должен знать английский. А главное "нехорошо" получается оттого, что в тексте имеются цитаты уэбберовского мюзикла. На английском языке. Подразумеваются написанными Призраком, нет я все понимаю ,не переводить же на французский... Но все же дискомфорт есть: в одном и том же тексте имеются англоязычные отрывки - один типа Призрак сам сочинил, а другого демонстративно не понимает.

"Буква «р» оттолкнулась от «Э» и горошиной прокатилась во рту, вздрогнув и остановившись у запертых ворот «к». «Эрик»… От имени веяло суровость норвежский фьордов и одиночеством датских скал… «Эрик»… Какая-то неуловимая нить протянулась между именами Кристина и Эрик…"

Прелестно красиво! Это цитата откуда-то или чистая импровизация?

[Елена]

Автор оригинала: Echo
Пардон за тормозную реакцию, со мной это бывает (например, вот уж 2 недели собираюсь запостить рецензию на один фанфик, а вместо этого медитирую о поклейке фотообоев )

Я сама тормоз тормозом, так что все нормально. Главное, чтобы реакции совпадали )

"Поэтому он поднял пистолет и выстрелил в воздух. А затем поднял лица навстречу сыпавшимся осколкам камня."

Это ачипятка или мистическая близнячья двойственность?

Чепятка, чепятка..конечно... Блин, невнимательность когда-нибудь меня погубит.

Но все же дискомфорт есть: в одном и том же тексте имеются англоязычные отрывки - один типа Призрак сам сочинил, а другого демонстративно не понимает.

Да, тут у меня получилось какое-то упущение...Тогда попробую вообще языки не упоминать. Действительно, а то какая-то каша невнятная получается.

Прелестно красиво! Это цитата откуда-то или чистая импровизация?

(*краснеет и начинает ковырять ногой линолеум рабочего кабинета*) Ага. Мое )) Что только не взбредет в голову в третьем часу ночи.

Болльшое спасибо за критику!!!! Появляется стимул писать дальше и стараться, чтобы это было хорошо )

[Елена]

Итак, продолжаем бухтеть о том, как космические корабли бороздят..э-э-э-э-э...парижский оперный театр ))


ГЛАВА 2


Они поняли, что должны делать.
Они перенесли тело в ее комнату, погасили свет и тихо удалились.
Они понимали, что не стоит рассказывать о том, что произошло этой ночью. Не стоит ни о чем рассказывать. Просто не стоит.
Пусть будь что будет.
Пусть догадываются сами.
И даже лучше, если никто не догадается.
Иногда не стоит рассказывать всего, что знаешь.
Поэтому они тихо вышли в фойе, оставив ее там.
Оставив там тело, которое уже не имело ничего общего с человеком, который любил и ненавидел, завидовал и страдал, сражался за свое счастью, сражался за свое место под солнцем. Но смог добиться только дома на обратной стороне Луны.
Они стояли в фойе молча.
Им не нужно было слов.
Их было трое.
Их всегда было трое.
Но каждый из них надеялся, что когда-то их станет двое.
Только кто уйдет с этого плота, на котором они обречены носиться по морю жизни?
Как узнать, когда ураган сменится штилем, а штиль обратиться легким бризом?
Они просто стояли и смотрели.
Друг на друга?
Нет, они смотрели в себя.

А потом они разошлись.
Двое ушли к свету, а один спустился во тьму.

А потом наступил рассвет.
Серый рассвет сменился утром.
А утром пришел ужас.
Ужас, который охватил Оперу.
Только на этот раз человек, который безмолвно и одиноко сидел в подземелье, не имел к этому ужасу никакого отношения.
Или все таки…имел?
Все в этом мире взаимосвязано.
И если на юге бабочке снится водопад, то с северных гор могут сойти могучие ледники.
Мы не знаем, какие последствия может повлечь каждый наш шаг.
Так что лучше делать его, не раздумывая.
Или …. раздумывая?
Как-то раз сороконожку спросили, как она ходит. Сороконожка задумалась…и упала.
Не нужно думать перед каждым шагом.
Нужно хорошенько подумать, прежде чем идти.
И стоит ли идти вообще?
Стоит?
Тогда идите.
Но не говорите, что вас не предупреждали.

Скорый поезд «Рим-Париж», выбрасывая в воздух клубы пара, пересекал переезд через Сену.
Темная тень около церкви Мадлен глубоко вздохнула и растаяла вместе с рассветом.
Седой человек, стоящий в Риме на Пьяццо Сен Пьетро печально покачал головой и рассеянно погладил тяжелую серебряную нагрудную цепь с изображением феникса.
Рука, державшая остро очиненное маховое перо из крыла черного лебедя, нервно подрагивая, быстро набрасывала на тонкой, цвета топленого молока, бумаге ноты новой, еще пока никому неизвестной оперы.
А в полутьме шелков одежды и бархата подушек сверкнул лучик металлического света.

Интересно, если мы будем знать последствия каждого нашего вздоха, не побоимся ли мы дышать вообще?

Месье Фирмен сидел за столом, выстукивая по его полированной поверхности кончиками пальцев какой-то траурный мотив. В этот момент он перебирал в уме все возможные способы душегубства, периодически перемежая их с идеями поджога или, на крайний случай, затопления этой проклятой Оперы. Тяжелая дубовая дверь тихо скрипнула, и в комнату заглянул Андре. На компаньоне лица не было. Он махнул рукой, как бы говоря: «Все пропало»
- Ну и кто еще умер? – мрачно спросил Фирмен. – Надеюсь, что нам повезло, и это месье Гриф?
- Нет, на этот раз погибли мы – Андре осторожно притворил дверь. – Приехала Анжелика Саваж – шепотом сказал он.
- Кто?
- Новая дива. Мадмуазель Ковенант пригласила ее петь в этом сезоне.
- Я помню…
- Да, и, между прочим, звезда Ла Скала последнего сезона. А звезды, как вы, надеюсь, уже поняли – люди капризные… Так что не думаю, что мадмуазель Саваж понравится то, что творится сейчас в Опере.
- А кому это понравится, - буркнул Фирмен.
- Но тем не менее, они уже прибыли на Аустерлицкий вокзал.
- Они?
- Да, Анжелика и ее спутник. Я пока не знаю, кто это, но такие люди, как мадмуазель Саваж, с кем попало не ездят.
- Боже…И что же нам теперь делать? – воздел к небу, а точнее, к потолку руки Фирмен.
Андре пожал плечами.
- Ничего… Мы встретим Анжелику…Расскажем о том, что произошло…И будем решать на месте. Ну не отправлять же ее обратно в Италию?
- Мда…Неустойка, извинения…Прежде всего, конечно, неустойка… И у нас до сих пор нет дивы.. Какой кошмар! Надо принять ее так, чтобы не было никаких нареканий. Сколько у нас еще есть времени?
- Экипаж от вокзала идет полчаса…но так как экипаж – оперный, то я смог договориться, чтобы ее везли три четверти часа.
- Хорошо…
Следующие 45 минут директора быстро разруливали обстановку. Рыдающих балерин спровадили в буфет и заперли там, поставив на дверях мадам Жири и костюмершу мадам Руэ. Одна из них сдерживала девушек авторитетом, другая – габаритами. Месье Грифа уговорили отправиться в свою гримерную, мотивируя это тем, что он - самый драгоценный член труппы. Гриф, нудно сообщив, что знает, что самые драгоценные члены в этой труппе долго не живут, на всякий случай, попрощался со всеми и заказал дубовый гроб. Когда он закрыл за собой дверь, директора, переглянувшись, поднатужились, приподняли кресло, стоявшее в коридоре и придавили им дверь грифовской гримерки.
Они едва успели подняться в кабинет и привести дыхание в порядок, когда раздался тихий, но в то же время властный стук в дверь.

Перед ними стояли двое. Мужчина и женщина. Нет. Мужчина и девушка. Точнее, даже почти девочка. Хрупкая, белокурая, с чудными глубокими голубыми глазами, словно подернутыми утренним туманом. Рядом с такими девушками мужчины ощущают себя настоящими героями. Ее так и хотелось обнять, прижать к себе, защитить. Тот, кто стоял рядом с ней, очевидно тоже испытывал такие же благородные чувства. Это был высокий смуглый мужчина лет тридцати с аккуратной темной бородкой и такими же, как и у девушки, мягкими чертами лица.
- Анжелика Саваж
- Дэмиен Саваж
- Вы…
- Да, - еще раз поклонился мужчина. – Мы родственники. Анжелика – моя кузина.
- Вы…
- Нет, - улыбнулся он. – Мы не помолвлены. Более того, мы не питаем друг к другу никаких чувств, кроме родственных.
Анжелика покраснела. Андре расплылся в улыбке. Более милой девушки он еще не видел. Не просто красивой, красоты он в этой проклятой Опере уже насмотрелся…а обаятельной, доброй…Просто чудо...Просто ангел. И имя ангельское – «Анжелика»… Анжелика….
- Э-э-э…. Мы не ожидали, что вы будете так…юны…Нам говорили, что вы были звездой Ла Скала…
- Да, - ответил за сестру Дэмиен. – Целых два сезона. А потом...потом тоска по родине…и предложение мадмуазель Ковенант… Кстати, а где она?
Директора замялись.
- К сожалению, трагические обстоятельства… - с трудом выдавил из себя Фирмен. – Сегодня утром мадмуазель Ковенант была найдена мертвой.
Дэмиен бросил быстрый взгляд на Анжелику. Та недоуменно пожала плечами.
- Но…нам показалась, что мадмуазель Ковенант была достаточно молодой, чтобы так внезапно умереть…Или мы ошибались?
- Нет-нет, это был несчастный случай. Просто несчастный случай. Увы – к сожалению, в нашей опере в последнее время…
Андре быстро наступил Фирмену на ногу, но было поздно – Дэмиен и Анжелика напряглись. Но не испуганно, а наоборот – выжидающе. «Как волки» - почему-то мелькнуло в голове у Андре.
- Что в вашей опере в последнее время? – мягко переспросил Дэмиен.
- М.м.м.м… М-много разных странных событий…Но не беспокойтесь! Все уже в прошлом, все уже закончилось!
- Мы и не боимся – улыбнулся Дэмиен. – Наоборот, интересно… В старинных замках всегда есть привидения, а в операх тоже должных быть свои тайны… Анжелика любит всякие тайны, правда, милая – Девушка кивнула. Дэмиен рассмеялся. – А у вас нет хотя бы маленького призрака?
- Есть – мрачно буркнул Фирмен. Всякое упоминание о Призраке Оперы действовало на него, как красная тряпка на быка. – И далеко не маленький. Так что мадмуазель Саваж сможет удовлетворить свою тягу к тайнам в полной мере….
Андре вновь перебил своего компаньона:
- Так вы …эээ…не собираетесь отказаться от контракта?
- С чего это? – удивился Дэмиен. – Я не суеверен. Если у вас происходят какие-то странные происшествия, значит, этому есть причины. Мы постараемся не стать причиной гнева вашего Призрака. Мы приехали сюда работать… - по губам Анжелики скользнула загадочная улыбка. - …так что думаю, что все будет в порядке.
- Кстати о работе, - поспешно сказал Фирмен, не желая больше затягивать это скользкое знакомство, хотя Анжелика привлекала его все больше и больше. – Когда вы сможете приступить?
- Смотря, что надо будет исполнять – пожал плечами Дэмиэн. – Мадмуазель Ковенант упоминала что-то о «Торжествующем Дон Жуане», но...мы не знаем такой оперы. Поэтому все зависит от сложности ее исполнения.
Фирмен замер. «Дон Жуан». Опять этот проклятый «Дон Жуан»!! Покойница-директриса взяла на себя все, связанное с этой оперой...И у них снова нет финала…Бетани обещала представить его в день приезда Анжелики. И вот прима есть, а директрисы – нет… И ничего нет…
- «Дон Жуан»…Дон Жуан… - замялся Андре. – Э-э-э-э…Давайте, мы сначала познакомим вас с нашим коллективом, а потом поговорим о работе. Вы не против?
- Нет, наоборот… Нам было очень интересно увидеть прославленную труппу знаменитой Гранд Опера, управляемой несомненными знатоками… ээээ…своего дела.
Фирмен скептически хмыкнул в усы на комплимент, который очевидно, имел целью обморок директоров от приступа скромности, и отправился отпирать Грифа и изымать народ из буфетной.
Андре же, чрезвычайно довольный тем, что остался наедине с гостями, провожал их в главный зал. Он что-то весело болтал, указывал на расписные потолки и пытался незаметно дотронуться до руки Анжелики. Она шла совсем близко, слева от него, задумчиво улыбаясь каким-то своим мыслям. Дэмиен же шел слева и чуть впереди Анжелики. Он наоборот, слушал директора внимательно, иногда переспрашивая и интересуясь разными мелкими подробностями устройства Оперы.
У входа в зал Андре сделал жест рукой, чтобы поворачивать направо, но Анжелика не заметила этого, продолжая пребывать в рассеянности. Зато заметил Дэмиен и подтолкнул кузину к двери. Андре снова расплылся в невольной улыбке. Просто чудо, а не девушка…
Гостей встретили поначалу настороженно – слишком все еще были потрясены новостью о смерти директрисы. Да, ее не любили, но все-таки…

… Анжелика сначала в испуге прижалась, пытаясь затеряться в тяжелом бархатном занавесе, но Дэмиен улыбнулся широко и открыто, словно встретив давно потерянных друзей.
Девочки из балета зашуршали. Гриф звучно высморкался. Жанна что-то пробурчала. Мадам Жири строго постучала тростью по полу. Дирижер поднял руку.
- Месье Рейер, вы что-то хотите сказать?
- Д-да… - слегка заикаясь, начал дирижер. – Я прошу прощения, мадмуазель Саваж, но к сожалению, я не имел удовольствия слышать вас… Не могли бы что-нибудь исполнить?
И тут они впервые услышали голос Анжелики.
- Да, конечно – словно хрустальный колокольчик прозвучал в тишине зала. – Что вы хотите услышать?
- Все, что выберете Вы…
- Хорошо – девушка снова застенчиво улыбнулась.
И она начала петь. Без аккомпанемента. Второй раз...второй раз после той знаменательной репетиции «Ганнибала», когда на этой же самой сцене открыли звезду Кристины Дааэ – звезду, ставшую для Оперы несчастливой – второй раз люди слушали, затаив дыхание и понимая, что перед ними сейчас происходит что-то сверхъестественное.
Анжелика пела как ангел. Прекрасно поставленный голос. С чем это можно было сравнить? Ни с чем. Это был Голос и Техника. Он звенел и проникал глубоко в души, он вторил с людьми что-то невероятное. Это было сопоставимо разве что с мистическим экстазом, которое можно ощутить в церкви.
По губам Дэмиена гуляла торжествующая улыбка. Он беззвучно аплодировал кузине.
- Кстати, а что вы пели?
- "Падение вверх"
- Не знаю такой оперы – удивился Фирмен.
- Это я написал. – подал голос с кресла Дэмиен.
- Вы? – с удивлением обернулся Фирмен.
- Да, - пожал плечами Дэмиен. – Я всегда писал для Анжелики. Но, к сожалению, Ла Скала ставила оперы только знаменитых композиторов, поэтому…
- Вы…вы композитор?
- Ну я же говорю, что да, - мягко рассмеялся Дэмиен.
- А вы можете сыграть?
- Пожалуйста. – он встал и прошел к фортепиано. – Что вы хотите?
- У вас..у вас есть оперы?
- Пять, - спокойно ответил Дэмиен, проверяя инструмент. – Вы какие предпочитаете? Лирические, комические, героические?
- Коми…. – начал Андре, но его перебил Фирмен.
- А какие вам больше нравятся?
Дэмиен задумался.
- Мне – героические. Вот, например, марш «Вечность».

Он замер на минуту, держа руки над клавишами… Неслышно шевельнул губами. Анжелика наблюдала за ним с улыбкой. Дэмиен посмотрел на нее, улыбнулся в ответ и коснулся тонкими нервными пальцами клавиш.
Вечность…Вечность…Сама вечность шагала по высоким ступеням..Это была Вечность…В ней было все – войны, голод, смерть, чума..Это была вечность, перед которой человеческая жизнь была всего лишь песчинкой, это была вечность..
Казалось, что Дэмиен не просто играет, но в тот же момент какой-то голос – вкрадчивый и грозный - нашептывает в уши людям: «Все это – вечность. И эта вечность – Моя, только моя. И вы все – мои. Когда же вы это поймете, что вы ничто перед вечностью и мною? Когда? Так будьте же моими. Вечно.»
Вечность…
Дэмиен опустил руки. Анжелика торжествующим взглядом обвела притихших людей.
- Примерно так, - сказал с усмешкой Дэмиен.
- Послушайте… - очень осторожно и с надеждой в голосе спросил Фирмен. – А вы… дело в том, что нам очень нужен композитор. А уж если вы пишете специально для Анжелики…Не хотите ли вы…
Андре попытался протестующе крякнуть. Фирмен наступил ему на ногу.

Дэмиен пожал плечами.
- С удовольствием. Но…мне говорили, что «Дон Жуан»…
- Мы передумали - быстро перебил его Фирмен. – Мы поставим вашу оперу.

Так в Опере появилась новая дива. И новый композитор.

[Елена]

Новая глава.
Кстати, сейчас лучше не есть.


ГЛАВА 3
Они сидели в затхлом особняке, совершенно не обращая внимания на любопытных пауков, свисающих с потолка виноградными гроздьями.
- Но что произошло с Бетани?
- Яд. – просто сказал Родерик. – Яд.
- Но … как? Когда она успела бы его принять? Вы были там, перед нами… Когда?
- Перстень. Старинные перстни с родовыми гербами – это больше, чем просто украшение. Иногда они таят в себе таинство смерти… Хорошо приготовленные яды могут веками ждать своего часа. И иногда он приходит, когда аптекари, выпарившие смертоносный порошок и ювелиры, изготовившие для него тайник, уже давно истлели в могиле… Как и сейчас…
- Ты очень достойно выглядел ….тогда.
Родерик поморщился, словно от боли.
- Я не помню, что это было…но …я не смог..я не смог бы причинить Бетани зло..Все равно не смог..Но я это сделал…
Он закрыл лицо руками и захрипел.
Эрик покачал головой.
- Она сама решилась на это. Она сама. И в свой последний миг она думала, что победила.
Родерик открыл лицо.
- Правда?
- Да. Она…Она улыбалась. Наверное, она была счастлива.
- Да…ей было очень важно победить…очень важно… Проклятая опера!
- Почему? – удивился Эрик.
- Что-то страшное грядет. Что-то страшное произойдет в этой Опере….
- Тебе кажется…Это всего лишь здание. Всего лишь дом…
- Всего лишь дом?
- Послушай… - насторожился Эрик. – Я, конечно уважаю тебя..но… не надо все воспринимать так буквально… Иногда дом может быть просто домом. Вот, например, этот особняк…- он обвел рукой полутемный захламленный зал, который слабо освещался свечой.
Родерик проследил взглядом за его жестом.
- Нууу….Я не знаю пока, что это такое…Я здесь всего лишь неделю.
- Но ведь это дом твоей матери. Он же должен что-то значить для тебя?
Родерик задумчиво потер лоб.
- Не знаю. Пока не знаю. Мне было не до того. Но я успею все понять.
- То есть? – не понял Эрик.
- Все очень просто. Я буду жить здесь.
- Здесь? – Призрак скептически еще раз оглядел комнату.
- Здесь… А почему бы и нет? Сидеть в подземелье глупо…
Эрик нахмурился.
- …глупо для меня. – спокойно продолжил Родерик. – Кроме того…теперь я могу, наверное, вернуться в Англию…Хотя бы для того, чтобы сообщить о … - он запнулся и судорожно сглотнул. – О смерти Бетани и о том, что я жив.
- Ты уедешь в Англию… - полувопросительно-полуутвердительно сказал Эрик.
- Нет. – покачал головой Родерик. – Я пока не готов быть там..один. Я не хочу..Я не могу… Этот особняк отремонтируют и я буду здесь. Пока… Я буду здесь. Пока не пойму, что мне пора уйти.
- А надо?
- Уйти? Наверное да…Самое важное в нашей жизни – понять, когда надо вовремя уйти. Вся наша жизнь – всего лишь для того, чтобы что-то понять…
- Что? – спросил Эрик.
- Не знаю.. – пожал плечами Родерик. – Каждому свое.
- Интересно, что же надо понять мне?
- Этого я не могу сказать. Но кажется, сейчас все к тому и идет.

Дни падали тяжело и вяло, словно в песочные часы по ошибке или злому умыслу бросили гальку.
Опера училась жить по-новому. Училась жить без ставших такими привычными их сердцу истерик Карлотты и властных манер Бетани. Они ушли, словно их и не было. Словно мотыльки-однодневки прожили свою короткую жизнь душной летней ночью и упали наутро мертвыми хлопьями. Только иногда нет-нет, да и всплакнет какая-нибудь девочка в полутьме спальни. Да и то, не сколько от жалости к покойным, сколько от щемящей тоски и ощущения того, что в ее да этого совершенно безмятежной, жизни появилось такое слово, как «прошлое». Тем более, что отличия «прошлого» и «настоящего» были разительны. Анжелика была дивой – но никто этого не осознавал. Она была настолько мягкой и кроткой, что никто не чувствовал ее особого положения. Дэмиен стал кумиром для всех балетных девочек. В нем, казалось, воплотились все их мечты о настоящем защитнике и верном друге. Он мог часами выслушивать их излияния, а они были готовы делиться с ним самыми сокровенными тайнами. Даже боевая Жанна Вэлль, которая несколько лет назад во всеуслышанье заявила очередному поклоннику о том, что мужчина – только помеха для карьеры, даже она, казалось, дрогнула перед обаянием Дэмиена. Это обаяние действовало тем сильнее, что он, в свою очередь, не обращал внимания – настоящего внимания – ни на одну из поклонниц, будучи безраздельно предан своей кузине и не отходя от нее ни на шаг. Казалось, наконец-то в Опере наступил покой. Тем более покой, что до сих пор было непонятно – кто же является ее хозяином.
Родерик той же ночью, после их разговора уехал в Англию. Он обещал вернуться через неделю…Но что такое неделя? Иногда это миг, а иногда - это целая вечность? Сколько уже прошло дней? Один, два? Три? Эрик не знал. Дни шли медленно, сливаясь в один бесконечный и тягучий день. Он столько раз проклинал себя за тот договор, что они заключили с Раулем… Он мог бы его нарушить..мог бы? Нет, не мог… Не мог… Поэтому он только приходил каждую ночь к ее дому и просто смотрел в окна. Пока там не гас свет. Он просто смотрел. Он не думал ни о чем, а просто смотрел. Он видел, как в соседнем окне появляется другая фигура. Знал ли Рауль, кто скрывается в темноте переулка? Наверное нет… А может, и догадывался… Во всяком случае, он не выходили из дома. Да ,после той ночи они не выходили из дома…
А он просто стоял и смотрел в их окна. До тех пор, пока в них не гас свет. Потому что потом, оказываясь наедине со слепыми окнами, он как никогда понимал, что он здесь чужой.
Но сегодня он понял, что не может этого сделать.
Сегодня он не придет туда.
Он просто не может.
Эрик стоял в полутьме парижской ночи. Шел мелкий дождь, рассыпаясь хрустальными осколками по мостовой. С неба за ним спокойно наблюдала полная луна. Эрик чувствовал, как в его душе зарождается ярость. Словно какая-то пружина все быстрее и быстрее скручивалась в его груди. Ярость на такое спокойствие всех людей вокруг. Ему захотелось заорать. Сотворить что-то страшное, чтобы об этом помнили все. Чтобы люди ужаснулись, но только не прибывали в этом спокойствии… Что угодно.
Он запрокинул голову, подставив лицо синему до черноты небу. Капли дождя обожгли его щеки. Внутренняя боль клокотала и никак не могла вырваться наружу. И он заорал. Его голос отразился от пустоглазых масок фронтона Оперы и затерялся где-то в глубине четырехскатных крыш. Луна равнодушно качнулась в ночи.

Вирджиния Боссэ, местная путанка, быстро семенила домой с Пляс Пигаль. Вот она миновала церковь Святой Троицы и свернула на переулок, ведущий к улице Сент-Лазар… Погода была плохая, промозглая сырость пробирала до костей, плюс ее подташнивало… В общем, состояние было совсем не рабочее, поэтому она решила провести этот вечер скучно и довольно необычно для дам ее профессии – в одиночестве. И все бы так и было, если бы она не решила сократить себе путь домой, свернув в подворотню. Через пять минут Вирджиния поняла, что как минимум одну ночь она проведет в разборках с полицией. Но, прежде чем она это поняла, она истошно и громко закричала.

На рассвете полиция оцепила весь квартал, во избежание того, чтобы зеваки или излишне пронырливые газетчики не затоптали возможные следы преступника. Но возня людей в форме, наоборот, привлекала все больше и больше любопытных. Местные жители высовывались из своих окон и даже позволяли кое-кому присоединиться. Разумеется, за умеренную плату. Ребятня, засунув во рты грязные пальцы, выглядывали из-за спин полицейских. Любопытство уравнивало всех – буржуа и нищету, детей и взрослых, мужчин и женщин. Зрелище, которое открывалось их взглядам, интриговало и заставляло шептаться с все большей и большей настойчивостью. На грязной, мокрой после ночного дождя мостовой лежала женщина в темном шелковом платье. Лицо у нее было закрыто платком, из-под которого струились длинные каштановые, чуть вьющиеся волосы. Около тела на корточках сидел юноша в расстегнутой новехонькой форменной куртке. Он периодически заглядывал под платок и брезгливо морщился, словно сдерживая рвотные позывы. Звали юношу Луи Лепин. (1) Это был будущий легендарный и самый популярный префект Парижа. Но – это в будущем… Сейчас же это был невысокий бойкий и очень юркий паренек, темпераментный и всегда жестикулирующий. Вот и сейчас он не мог усидеть на месте - если не поднимал платок, то теребил свой ворот и ерошил и без того топорщившиеся темные волосы.
- Ну что? - прозвучал за его спиной звучный, чуть хрипловатый голос. Полицейский поднял голову. Перед ним, засунув руки в карманы штатского пиджака, стоял высокий, немного сутулый мужчина с элегантными усиками.
- Ничего хорошего. Посмотрите сами, месье Деламбр.
Инспектор натянул белые перчатки, присел на корточки и коснулся трупа.

XIX век… Это было время славы французской полиции. В 1833 году великий Франсуа Видок (2) вышел в отставку. Во многом этому посодействовал новый префект полиции Генри Гиске, который возражал против того, чтобы вся криминальная полиция состояла сплошь из арестантов, что как раз и составляло уникальный метод Видока. Видок пожал плечами и спокойно удалился на покой. Он интересно прожил остаток своей жизни, имел первое частное сыскное бюро, был зажиточным коммерсантом, писателем, другом великого Бальзака, которому не раз подсказывал темы будущих романов. В общем, сын пекаря, бывший преступник, три раза бежавший из тюрьмы, встретил старость, которая выпадает на долю далеко не всех праведников. Наверное, он это заслужил. Потому что именно благодаря Видоку в 1810 году в мрачном здании на улице Святой Анны, вблизи полицейской префектуры, родилась «Сюртэ» - французская криминальная полиция. «Сюртэ» пережила пять политических переворотов: от Наполеона — к Бурбонам, от Бурбонов — к июльской монархии Луи-Филиппа Орлеанского, от июльской монархии — к империи Наполеона III и от Наполеона III — к Третьей республике. Из бывшей мрачной резиденции на улице Святой Анны она переехала в не менее мрачное здание на Кэ д'Орлож, а затем — в здание префектуры на Кэ д'Орфевр… Так что Видок уходил в отставку со спокойной душой. Он пожелал всем удачи, демонстративно закурил дорогую сигару, и, небрежно помахивая тростью, отправился по направлению к Монмартру, провожаемый восхищенными взглядами молоденьких полицейских.
В то время Франсуа Деламбру было 15 лет. Он боготворил Видока и мечтал о том, что когда-нибудь и его имя впишут в анналы истории прославленной "Сюртэ". Вскоре Дэламбр стал одним из лучших инспекторов Сюртэ. Ему прочили пост шефа криминальной полиции, но он отказался. Он не объяснял причины этого поступка, хотя он может быть понятен всем тем, кому хоть раз приходилось руководить. Пауки в банке – не лучшее соседство. Тем не менее, Деламбр пользовался заслуженным уважением среди своих коллег. Он не был блестящим следователем, он не обладал мистическими даром или сверхъестественными способностями. Словом, он не был похож на месье Дюпена, так блестяще описанном Эдгаром По. Инспектор Деламбр полагался исключительно на свою интуицию и факты. Но это было самым главным в том реалистичном мире, в котором он жил. Интуиция подсказывала ему, где можно найти необходимые факты и она же подсказывала ему, как можно связать их воедино. И безошибочно. Кроме того, он всегда знал, когда следует отступить. Во многом, нынешнее существование Эрика сейчас было обязано именно этой последней черте Деламбра. В тот трагический день, когда музыка "Торжествующего Дон Жуна" заставила дрогнуть людские сердца, а рука его создателя - вселила в них ужас, в тот день именно люди Деламбра стояли на страже входов и выходов Оперы. Наутро инспектор собственноручно навестил виконта де Шаньи, выразил ему соболезнования по поводу произошедших скорбных событий и поинтересовался, хочет ли виконт продолжать расследование. Тот отказался. Поэтому Деламбр замял дело, переведя все в ранг местных оперных разборок между ревнивыми примадоннами. Префект полиции понимающе кивнул головой (у самого на стороне водилась любовница) и дело закрылось. Тем не менее, Деламбр был чрезвычайно заинтересован этой странной фигурой Призрака Оперы и в глубине души надеялся, а может, и знал, что рано или поздно они встретятся.
И тогда, когда так странно умерла прима Оперы, а потом и директриса…Все это было странно, в высшей степени странно.. Карлотта погибла от перенапряжения… А комнате так внезапного скончавшейся директрисы нашли шкатулку с ручной гадюкой…Очень странно..
Инспектор чуял, что тут был замешан Призрак…
Но он был сторонником аккуратных методов. Поэтому он решил не брать Оперу штурмом - тем более, без явных доказательств вины Призрака, а сначала во всем разобраться.

- Ну что, - инспектор присел на корточки, внимательно разглядывая тело. – Еще одна ночная бабочка не дожила до утра? Хотя… - он скользнул взглядом по холеным рукам покойницы и покачал головой.
- Это не… - Луи зарделся, – …не проститутка…
- Ну разумеется… Я уже понял… - инспектор поднял ладонь женщины, внимательно разглядывая ее на свет. - Посмотри на ногти…. Это была дама как минимум зажиточная…. Но обрати внимание – все драгоценности на месте, – он указал на золотое кольцо с сапфирами, которое тускло сверкнуло на утреннем солнце. – Странно…
- Вы считаете, что это….самоубийство? – в голосе Луи мелькнули какие-то странные ироничные нотки.
- Послушайте – инспектор внимательно посмотрел на юношу - …вы сколько лет в полиции?
- Три месяца...
- Понятно… Первое дело об убийстве?
- Да…
- Мда… Запомните, молодой человек, что между убийством и самоубийством большая разница… И, как правило, эту разницу можно заметить даже при первичном осмотре трупа. Вот давайте, разберемся….Итак, что это за рана?
- Э-э-э…
- Хорошо… что, по-вашему, было сделано с человеком?
- Ну, .зарезали… - Луи нервно дернул воротник.
- Вот именно, поэтому рана – резаная. Что, никогда о такой не слышали? Господи! Мне еще ликбез читать надо! Что, больше никого «Сюртэ» не могла мне предоставить?
- Неа, – мотнул головой Луи. – У них нехватка кадров.
- Боже – вздохнул инспектор. – Ну ладно…Впрочем, если вы чего-нибудь добьетесь в этой жизни, то я хотя бы буду уверен, что в этом есть и моя заслуга. Итак. Слушайте. В случае самоубийства, мы сталкиваемся с локализацией ран на передней или боковой поверхности шеи, локтевых ямках, предплечьях. Понятно? Теперь надо эти раны оценить, потому что бывает, когда под суицид маскируют убийство. Так… На шее при самоубийстве - несколько косое направление сверху вниз к руке, нанесшей повреждение…примерно вот так… как правило, большая глубина в начале раны, вертикальные потеки крови. Это очень трудно сделать человеку постороннему, такие раны наносит только рука самоубийцы. Затем, мы можем увидеть множественность повреждений…. То есть - или параллельные поверхностные и одна-две глубокие раны, или, при пересечении этих ран, одна зияющая с многочисленными насечками по ходу ее.
Говоря все это быстро и отрывисто, инспектор показывал гипотетическое расположение ран на Луи. Тот молча сносил это, натянуто улыбаясь.
- Затем… При убийстве - горизонтальное расположение, одинаковая глубина, обычно одна обширная рана…от уха до уха. Конечно, могут быть исключения из правил: при самоубийстве – одна-две раны, локализация на задней поверхности… Но это у психических больных, это не наши клиенты…. На конечностях с целью убийства обычно раны не наносят. Как правило, это верный симптом суицида. В локтевых ямках при самоубийстве множественные параллельные раны. На предплечьях - на передней поверхности в нижней трети множественные параллельные раны. В общем, это если пытались вены вскрыть… Кстати, Луи, на будущее, не самый лучший способ самоубийства… Долго, грязно, и малоэффективно…
- Угу…
- Ну, если «угу», тогда давайте опишите мне вот эту рану – инспектор ткнул пальцем в грудь трупа, где кровь пропитала корсет из китового уса и постепенно расползалась по шелку, кое-где уже запекшись в тонкую бурую корку.
- Э-э-э…резаная? – Луи осторожно дотронулся до раны кончиком пальца и тут же отдернул руку.
- Нет. Колотая! Колюще-режущее орудие своим концом прокалывает кожу, образуется рана линейной формы с ровными краями, – снова намеренно занудно стал декламировать инспектор. - Если в момент извлечения клинок поворачивается или изменяется положение тела, то образуется дополнительный разрез. Основная наша задача, как экспертов - по особенностям раны и раневому каналу определить свойства орудия.
В глазах Луи появился огонек заинтересованности.
- А как?
- Но, во всяком случае, не здесь, а в лаборатории.
Луи поморщился. От инспектора не ускользнула его гримаса.
- Что не так?
- Видите ли, инспектор… - он снова взъерошил волосы - Я всегда хотел работать на улице, а не пылиться в лаборатории…
- Да? И что бы вы сделали?
- Я? О, инспектор, я бы полностью перестроил весь штат, – воодушевлено заявил Луи. – Полицейские в форме были бы у меня видными и высокими. А вот в криминальную полицию я бы брал только тех, чья внешность совершенно бы не бросалась в глаза. Никаких шрамов, родимых пятен, слишком высокого или, наоборот, слишком маленького, роста…
- Хорошо…очень умно…Но, видишь ли.. Тогда бы нам уже было не работать в криминальной полиции, не так ли?
- Да, инспектор, - смутился Луи, поняв, что инспектор намекает как на свой высокий, так и на его, Луи, маленький рост.
- Ну вот…так что попридержи свои идеи, пока я не уйду на пенсию.
- Хорошо – покраснел юноша.
- Ну и ладно… А пока запомни, что на самом деле в лабораториях делается гораздо больше, чем ты думаешь…Не выходя из ее дверей иногда можно описать преступника так, что поймать его – будет уже делом техники для твоей такой любимой уличной полиции.
- Но все-таки…Что вы думаете об этом убийстве? – юноша прищурился, словно он знал что-то такое, что было неизвестно инспектору.
- Ну…я здесь всего несколько минут, – пожал плечами Деламбр - Я пока сам не знаю… вполне возможно, это и убийство ради выгоды…только преступника кто-то спугнул.
- Вы так думаете?
- Да…может, у него просто не хватило времени на грабеж….
- Мне кажется, времени у него было достаточно – тихо сказал Луи и сдернул с лица трупа платок.
Инспектор поперхнулся и непроизвольно поднес руку в белой перчатке ко рту. Луи, судорожно сглотнув, отвернулся. Зеваки в толпе ахнули. Какая-то женщина в толпе пронзительно закричала. Газетчики быстро застрочили в блокнотах.
В широко открытых голубых глазах мертвой женщины застыли градины, как невыплаканные ледяные слезы. Каштановые волосы слиплись от крови, став похожими на куски медной проволоки. Но не это приковало всеобщие взгляды, не это вызвало вздох ужаса. Вся правая сторона головы женщины представляла собой кровавое месиво. Открытые мышцы и плоть, с которых аккуратно и профессионально была снята кожа. Нетронутая - левая - часть лица белела, словно диковинная полумаска странного демонического карнавала.
- Вы все еще думаете, что у него не хватило времени? – голос Луи снизился до шепота.
______________________________ ____

1) реальное лицо
2) тоже реальное лицо
3) Луи Лепин, став префектом полиции, так и сделал.
Заняв этот пост в 1890-е годы, Лепин получил прозвище Префект улицы, потому что всегда находился среди людей. Широко пропагандировал метод идентификации, изобретенный Альфонсом Бертильоном. В 1911 году был президентом полиции. Сделал первый шаг от реорганизации системы идентификации – от бертильонажа, к дактилоскопии.

Эхххх...лублу ранние годы судебной медицины ))

[Count Fosco]

Очуметь! Елена, Ваш стиль становится столь неповторимым, что не знаю даже с каким великим детективщиком Вас сравнить.

Седой человек, стоящий в Риме на Пьяццо Сен Пьетро

зы: Не считайте меня, пожалуйста, буквоедом, но Пьяцца - женского рода (La piazza)[

[Sunny]

Если первая часть мне просто очень нравилась, то это... слов нет! Елена, респект!!!
PS: отличные познания в криминалистике!

[TinySparrow]

Елена, ничего нового не скажу: я в восхищении! А теперь стало ещё интереснее читать и ещё труднее ждать продолжения - обожаю детективы, а Вы ещё и пишете так здорово!..

[Chantfleuri]

поддерживаю предыдущих ораторов
Елена, а вы мне на почту пришлете?

[Нефертари]

Елена, великолепно!