О профессии
С выбором профессии я определился лет в 12 — я счастливый человек, слава богу, у меня никогда не было вопросов, чем заниматься в жизни. Поэтому я без образования прошел кастинг в мюзикл «Ромео и Джульетта». Там я познакомился с Алексеем Франдетти, он на тот момент учился на втором курсе Школы-студии МХАТ. Когда мы начали репетировать он спросил, меня учился ли я где-нибудь, и когда узнал, что нет, посоветовал поступить в Школу-студию.
После окончания театрального я вышел на сцену уже в мюзикле «Монте-Кристо». И именно тогда у меня случился жесткий конфликт драматической школы с музыкой. Говоря начистоту, как следует я сыграл только в заключительном спектакле. На осознание того, «как надо», у меня ушло два года. Во время очередной репетиции, уже в конце проката, Александр Голубев спросил меня: «А чего ты так синкопируешь? Чего ты так свингуешь ужасно?». И этот вопрос открыл мне глаза на то, что у меня отсутствовал синтез музыки и драматической составляющей роли. Только когда я это понял, у меня получилось сыграть спектакль как следует. Но он был последним.
О личном на сцене
Мне интересны личности на сцене. Поясню: интересные роли получаются у артистов думающих, когда им есть что сказать, когда они многое пережили в жизни. Таким актерам можно простить очень многое.
Если я беру роль, которую уже кто-то сыграл (как это было, например, в мюзиклах «Ромео и Джульетта» и «Однажды в Одессе»), то я не смотрю, как это было сделано до меня: строю характер заново. Я не опирался на то, что делает Вадик Мичман или Андрей Александрин в мюзикле «Монте-Кристо».
Роль растет во мне как беременность. Сначала нет ничего, никакой мысли. Есть пьеса. Я с ней знакомлюсь. Потом начинается репетиционный процесс. На первых репетициях я еще не знаю точно, что делать, но постепенно, от раза к разу, от фразы к фразе, от каждой новой информации, исходящей от кого бы то ни было, во мне начинает расти эмбрион роли. Потом он начинает развиваться: сначала у него начинает биться сердце — я понимаю систему ценностных ориентиров персонажа, потом растут руки и ноги — приходит пластика, а потом он воплощается, как цельный образ. И, как правило, рождается он недели за две до премьеры. Персонаж рождается во мне и живет отдельной жизнью. И это не какие-то искусственные придумки — это просто знание, иначе никак. Я вижу это кино в голове. Мой персонаж становится частью меня и включается, когда надо включаться, не мешая жить в остальное время. Правда, «Преступление и наказание» снилось, и это утомляло. Но этот материал тяжел эмоционально.
О Раскольникове
Не стоит в «Преступлении и наказании» искать оригинальный роман. Надо искать самого Достоевского: и пусть кто-то скажет, что его там нет. Спектакль полон его мыслей, его философии. Он полон духа Достоевского, и это главное.
В чем мотивации нашего Раскольникова? Когда была «белоленточная» история, я помню, у меня была репетиция, а в это время на Садовом шла акция «Большой белый круг». Я очень переживал, что не успею туда попасть. Как только репетиция закончилась, я буквально побежал, чтобы встать в эту цепочку людей. Это была моя гражданская позиция.
Родион — это современный человек, активный и волевой. Он идеалист до болезненности. И момент житейской несправедливости «вообще» для него более значим, чем несправедливость в отношении его самого. Он ищет выход — как решить вопрос? Как жить ему с острым ощущением социальной несправедливости? Правда, здесь я не могу понять его до конца... Будучи Раскольниковым, я бы пошел убивать, но точно не бабку в метро.
Но сам конфликт — он ведь по-прежнему близок нам. Неужели большинство тех, кто будет это читать, пролистывая ленту в фейсбуке, не заостряет внимание на каких-то политических публикациях? Неужели не задается вопросом: ну, ё-моё, ну, сколько это может продолжаться?! Сколько могут продолжаться коррупция, воровство, ложь. И как-когда это прекратится? Когда мы будем жить в нормальной стране? У нас у всех это звучит в виде просто вопросов в воздух или за кружкой пива. А Раскольников — это человек, болезненно воспринимающий реальность. Он не может спокойно сидеть на месте. Ему нужно что-то делать, и он этому делу посвящает свою жизнь.
О Театре мюзикла
Артист может расти только на ролях: он не может расти, сидя в зале или дома. Он должен выходить на сцену. Например, Эфрос создавал перспективу развития своих актеров. Он знал, что у него будет играть актер или актриса через десять лет, и через какие роли он придет к тому, что он вообще потенциально должен сыграть. Я это почувствовал сам после мюзикла «Однажды в Одессе». По-хорошему, это была моя первая большая роль, полностью выстроенная и проработанная.
Признаюсь, что в Театр мюзикла я пошел именно в поиске возможности выходить на сцену и играть роли. И спустя два года у меня появилось волшебное ощущение, что я прихожу не на работу, а в семью. Я не знаю, как это происходит, но, думаю, со мной все согласятся: в Театре мюзикла уникальный коллектив, уникальный абсолютно по своей душевной теплоте. Потому что ни в одном другом коллективе нет такой радости от встречи друг с другом. И более того, ни в одном другом театре, в котором я работал (ну, не так уж много их было), нет деления по принципу: солисты-ансамбль-танцоры. Есть коллектив, и он единое целое. Нет склок — так, бытовые мелочи, без которых было бы даже и скучно. Если организуется какой-то праздник, то я иду с радостью, даже не задумываясь, идти или нет.
О зрительских впечатлениях
Я стараюсь как можно чаще ходить в театр, но, к сожалению, времени не всегда хватает. Из последнего, что меня затронуло: совершенно потрясающий спектакль по замечательной пьесе «Язычники» в «Доке». Очень хорошо. Вот в таком бы я с удовольствием поработал. Мне безумно нравится наш военный концерт в Театре Наций, который мы подготовили к 9 мая. И вообще, все что делается в Театре Наций мне нравится. Мне очень понравился «Гамлет. Коллаж» Лепажа. Это такой театр будущего — в этом направлении будут развиваться театральные технологии. Я видел Олега Павловича [Табакова] в «Ювелире», и это была та самая «уходящая натура», тот старый театр, каким он был еще лет сорок назад. И личности такого масштаба дают нам пищу духовную.
О Кончаловском
Я восхищаюсь его личностью, его невероятной эрудицией. У него феноменальный кругозор, он носитель огромного интеллектуального багажа! У Андрея Сергеевича есть совершенно замечательная статья о том, как сильно изменилось искусство в ХХI веке. И я согласен с подходом, что искусство должно человека развивать, как исследователь в лаборатории, и не давать ответов. Только не нужен эпатаж ради эпатажа. Можно совершенно спокойно поднимать любые острые темы, но в них должны побеждать душа и божественное. Нужно помогать преодолеть какую-то проблему, говорить о причинах возникновения духовных инфекций. Исследовать жизнь. Например, почему человек отклоняется от вечных принципиальных истин и как к ним вернуться? Вот это для меня важно. И если, допустим, какая-то острая тема будет исследоваться под этим углом, под этим ракурсом, то я с удовольствием приму в этом участие. А если это просто ради того, чтобы снять коммерческое кино, или коммерческий спектакль, показать голые задницы и сказать «а у нас есть гомосексуализм»... И что?! Нет, спасибо.
О кастингах
На кастинги надо ходить, даже если кажется, что тебе нечего делать в будущей постановке. Из личного опыта: у меня была отчетливая мысль, что «Призрак Оперы» — не мой материал. И я не пошел на кастинг, а потом посмотрел спектакль. Увидел, как работает Женя Зайцев и все остальные, и очень пожалел, что даже не пробовался. В свое время я мечтал петь в мюзикле «Нотр-Дам де Пари», но на момент, когда этот спектакль ставился, я объективно не соответствовал требуемому уровню.
Сейчас я уже могу дать несколько советов, как следует готовиться к кастингу. Во-первых, необходимо, чтобы выученный материал отскакивал от зубов. Материал должен быть выучен, как «Отче наш». Во-вторых, надо для себя решить «про что» ты это делаешь. Не нужно пытаться угадывать ожидания комиссии. Не нужно стараться подделаться под чье-то видение. Образ должен быть органичным и понятным в первую очередь для тебя самого. Естественно, когда есть пример — вот, как в «Стейдж Энтертейнмент», например, можно посмотреть и выбрать общее направление, проникнуться стилистикой.
И самое главное: нужно показываться на 150%. Нельзя себя щадить. В материале артист должен быть расслабленным, обаятельным, но не скучающим. Да, можно случайно сделать совсем не то, что собирается делать режиссер, найти свое решение или прочтение какого-то номера, но необходимо показывать свой потенциал. Если нет внутренней логики, если артист сам не понимает, про что поет и про что показывает материал, то выходить на сцену на авось я не рекомендую. С вероятностью 80% это будет полный провал.
Со стороны любой профессионал за четыре такта поймет: «да» или «нет». Поет или не поет. Понимает, что делает, или не понимает. Мастер показов — Дмитрий Ермак: он всегда четко знает, что делает. Он знает себя очень хорошо, выводит все свои достоинства на первый план и удваивает. И он очень убедителен в этом. И даже если он что-то делает не так, как потом это будет выглядеть, кастинг-комиссия увидит перед собой очень сильного артиста. Артиста, который круто поет, четко понимает, что он делает, он мыслит, существует и он наполнен — что еще надо?
О МХТ
В конце сентября состоялся выпуск музыкального спектакля «Гордость и предубеждение» по роману Джейн Остин. Прошло 5 лет, как я ушел из МХТ им. Чехова. Удивительно, но как будто не было этих 5 лет. Я вновь хожу по театру, вижу знакомых артистов, работников и ловлю себя на ощущении, что только вчера вышел из театра после спектакля. Это очень приятное ощущение. Надо признаться, что я очень соскучился по драматической сцене. В спектакле много красок, цвета, музыки и настроения. Радостно вновь встретиться на сцене с замечательными артистами. Надеюсь, эта радость останется в нас и перейдет через рампу в зрительный зал. Приглашаю всех, кто хочет провести вечер душевно, музыкально и красиво, в МХТ им. Чехова.
О будущем
Я не хочу даже думать о какой-то определенной точке. Точка — это остановка. Я хочу работать много, жадно. Я хочу работать больше раза в четыре. Хочу попробовать все.
2016, Фото: Юрий Богомаз для Московского театра мюзикла
