Андрей Вальц: «Новичку в мюзикл нужно приходить с валерьянкой» (Главный Лесничий мюзикла «Все о Золушке» — о необходимости слушать спектакли, трудностях перехода из жанра в жанр и невозможности стать просто зрителем в кино и театре) — Интервью
МЫ ЗНАЕМ О МЮЗИКЛАХ ВСЕ!

Светлана Бутовская

Андрей Вальц: «Новичку в мюзикл нужно приходить с валерьянкой»

Главный Лесничий мюзикла «Все о Золушке» — о необходимости слушать спектакли, трудностях перехода из жанра в жанр и невозможности стать просто зрителем в кино и театре

— Когда вы осознали, что актерская профессия — ваша стезя и ничем другим вы не хотите заниматься?

— Я точно помню этот момент: ВГИК, первый курс, первое полугодие... Было обсуждение после экзамена. Сидели мой мастер Алексей Владимирович Баталов, мои педагоги — Владимир Петрович Поглазов, Роберт Михайлович Спиричев. С каждым из студентов велась беседа. Окно было открыто, а за ним — зима, слякотно, троллейбусы ездят. Помню, что выглянул в окно и понял, что в аудитории мне намного интереснее, чем там. Там холодно, грязно, а тут каждую секунду хочется быть втянутым в этот процесс. Потом были разные периоды. Когда отпускало, а когда захватывало сильнее. Но сейчас я думаю, что я правильно пришел. Точнее «туда зашел».

— Специальность у вас «актер театра и кино». А что пришло в вашу профессиональную жизнь раньше?

— Театр, если учитывать учебу в институте. В кино я очень многое прошел по ту сторону экрана (До поступления Адрей Вальц три года проработал во ВГИКе в операторском цеху. — Мюзиклы.Ру), а потом в конце третьего курса начал сниматься. Но театр и кино — это очень разные сферы, их нельзя сравнивать. Два разных кайфа, так сказать.

— В Театре Луны, где вы служили больше 10 лет, много музыкальных спектаклей. Я так понимаю, что знакомство с музыкальным театром у вас случилось именно там.

— Да. Я пел в разных спектаклях: тут одну песню, там другую. Был и пластический спектакль, где звучала музыка Нино Роты и артисты не говорили ни слова — все надо было передать через пластику. Но вообще, надо признаться, мюзиклов я смотрел немного — живьем видел «Звезду и смерть Хоакина Мурьеты» в Ленкоме и «Иисуса Христа — Суперзвезду» в театре им. Моссовета. Толком об этом мире я узнал, когда пришел в Театр мюзикла.

— И каковы были ваши первые впечатления?

— Первый спектакль, который я посмотрел в Театре мюзикла, был «Времена не выбирают». Меня пригласила Лера Ланская, мы вместе работали в Театре Луны. Когда заиграл живой оркестр, у меня пошли воспоминания из детства: мы часто ходили в цирк, там был живой оркестр... В общем я сел, расслабился и получил огромное удовольствие. И потом с этим ощущением радости пришел сюда работать. Здесь потрясающий коллектив — все вместе, у всех горят глаза.

Я бы никогда не разобрался ни с вокалом, ни с партиями, если бы не мои партнеры, у которых я каждый день учусь чему-то, прислушиваюсь, даже по трансляции... Нас Баталов учил слушать спектакли, это очень важно. Потому что если ты сегодня сыграл на пять минут дольше или на 15 минут быстрее, это не очень верно. Он говорил: «Всегда слушайте, что происходит, кто сделал паузу». Я «третьим ухом» всегда слушаю, как кто что сегодня сделал, потому что я выхожу на сцену с этим же партнером, через десять минут я должен его понимать, поддержать. У каждого же свое настроение. Или наоборот, что-то противопоставить, чтобы что-то куда-то пошло в другую сторону и так далее.

— Драматическому актеру, который приходит работать в мюзиклы, что бы вы посоветовали?

— Если он вообще первый раз попал, как я в «Растратчики», то сначала прийти с валерьянкой, потому что это совсем другой мир, другая история. И главное не бояться, но быть максимально сконцентрированным, потому что очень много информации, куча всего нового, это нужно все по полочкам разложить, а потом получать кайф, работать... Не бросать заниматься вокалом, распеваться перед спектаклем и так далее, и так далее. Бросить курить надо обязательно.

— В «Растратчиках» у вас довольно запоминающаяся роль...

— Я пришел в этот проект за 25 дней до выпуска. Сложным для меня было то, что люди были уже в рабочем процессе, в материале. Я был в шоке: танцы, новое для меня слово «линейка», цифры на сцене... Подходил к одному, к другому, чтоб меня направляли. То есть уже в процессе догонял, что люди тут делали.

Мой персонаж — Середа, он же не главный, его можно было сделать как угодно. Когда мы все придумали, показали с оркестром (я пел под живой оркестр первый раз в жизни и, видимо, от волнения дал жару) — всем понравилось. Но настал час грима, и фишки, придуманные для Середы, были заклеены бородой и усами. Лицо абсолютно не шевелилось. Потом пришел костюм... И когда все вместе сложилось, мы с братом (Эту роль также играет брат Андрея Вальца — Евгений. — Мюзиклы.Ru) снова нашли и голос, и как все сыграть. Конечно, это была наша ошибка, надо было все учесть заранее, но спасла актерская природа. Я считаю, что Середа получился, равно как и сами «Растратчики».

— Давайте о «Золушке» поговорим...

— Ой, о «Золушке» — только хорошее!

— Этот спектакль не совсем укладывается в стереотипные представления о мюзикле, вам не кажется?

— Мне трудно судить, я же нахожусь внутри спектакля. Он рождался непросто — не всегда все было органично или понятно, но мы знали, что этот спектакль должен был стать или громадным успехом или огромным провалом.

С моей ролью были большие проблемы, и последние три недели перед премьерой мы сидели с постановщиками и просто молчали: мозг не работал. Но в конце-концов все срослось — роль сложилась. Когда я приглашаю друзей, то всегда говорю: «Поймите, все это ставилось с нуля, это не копирка». Я считаю, что это очень ценно.

— Наверное, Лесничий — самый понятный взрослому зрителю персонаж, дети вряд ли считывают то, что видит в нем взрослый человек.

— Конечно! Мы долго искали форму. Самый главный вопрос у нас был «почему он такой?» Он же добился какого-то статуса, он — главный лесничий, бывает у короля на приемах, не последний человек... Возможно  это секрет и нельзя говорить, но все дело в том, что Лесничий очарован женой. Может быть, в этом есть что-то мистическое, может быть, она ему зелье какое-то подсыпала, может быть, он просто слабый человек — нафантазировать можно что угодно...

Волшебный шарф — это поводок, на котором его держит жена. Мы пытаемся сделать это красиво, но история такая. Она может быть многим мужчинам в зале близка. Было очень смешно: приехал парень из другого города, сам — артист, ведущий актер у себя в театре. Посмотрел, говорит: «Мне все понравилось, но Лесничий... Как же я его хотел убить! Просто какой-то слизняк, избить его хотел!». Я подумал: «Значит, все правильно».

— А зритель должен «хотеть его избить», должен его ненавидеть за слабость?

— Нет, нет, нет, у каждого зрителя должна быть своя эмоция. Каждый через себя пропускает, у каждого же свои болевые точки. Вот у этого парня была такая болевая точка, может он в себе что-то нашел такое, от чего захотел избавиться, «убить в себе Лесничего». Почему бы и нет? Это очень хорошая задача.

 — Тяжело свою сценическую дочку отводить в лес? Думаю, этот страшный момент зрителя задевает особенно сильно...

— Когда Золушка убегает в лес, а Лесничий идет за ней следить, он уже сдался. Он полностью очарован женой и уже как сомнамбула: ну жалко, конечно, дочку, но видимо судьба у нее такая... Но самый ужасный момент перед этим, когда у него с женой идет диалог: «Куда ехать-то? — Как куда? В лес. Отвезешь дочку и обратно». Золушка спрашивает: «Папа, ты тоже хочешь, чтобы я ушла в лес?» И впервые за много лет человек говорит «Нет». Последние силы собрал на этот ответ, сопротивляясь жене. А еще когда Ксюша [Ларина] или Катя [Новоселова, исполнительницы роли Золушки] смотрят на меня... Это действительно такой момент... Хороший.

— Если бы можно было в спектакле «Все о Золушке» выбрать другу роль, то кого бы вы сыграли?

— Я бы сыграл одну из сестер. И сыграл бы Церемониймейстера. Я бы его немного по-другому сделал.

— А поменяли бы что-нибудь в самой истории, если бы была такая возможность?

 Я бы сделал так, чтобы все герои нашли свою любовь. Лесничий должен влюбиться в кого-нибудь. Хоть в мышку — в Жоржетту, например. И чтобы охранники тоже нашли свое счастье. Знаете, что я бы еще сделал? Чтобы в какой-то момент наши мыши превратились в людей, защитили нашу Золушку, а потом обратно. Артистам будет приятно.

— Мне кажется, что в «Растратчиках» и «Золушке» прослеживается связь происходящего на сцене с русскими театральными традициями, это отличает их от других мюзиклов. В этих спектаклях есть, что играть, и музыкальные номера тоже позволяют актеру раскрыться...

— Можно просто выйти спеть, но кому это интересно? Идите на концерт, включите музыку в телефоне... Самое главное — рассказать историю, вложить что-то в материал. В любом спектакле, даже в пластическом, внутренне всегда надо понимать и осознавать что ты переживаешь и что ты рассказываешь, к чему ты идешь. Неважно, поешь ты, танцуешь ли. Мы никуда от этого не денемся, в нас во всех заложена драматическая составляющая. В «Преступлении и наказании» ты не можешь просто выйти и вдруг спеть что-то об убийстве, если внутри у тебя ничего нет. Все это нужно накопить, все это нужно где-то по сусекам наскрести. Или соврать.

— А часто врете?

 Когда мы, грубо говоря, играем смерть, не обязательно «подкладывать», как нас учили, смерть близкого человека. Желательно, но не обязательно. Если меня трогает раненый котенок со сломанной лапкой и я, вспоминая его, пою о смерти или играю смерть — я вру зрителю или не вру?

— Нет, конечно.

— Зрителю неважно, как я это делаю. Важен результат. Верит или нет. Или любовь. Что такое играть любовь на сцене, знаете?

— Нет. Я — зритель на 146%. Для меня актерская профессия остается большой загадкой. 

— Любовь — это повышенное внимание к партнеру. Все.

— А мы в зрительном зале и не догадываемся...

— А зачем? Мы же до конца не понимаем, как хирург берет, разрезает живот живому человеку и что-то там делает. Если в это вникать, можно вообще сойти с ума. Или как работает разведчик? Да не нужно это знать, это страшно. Мы до конца не понимаем, но мы знаем, что нас вылечит врач, и что мы придем в театр, и скажем: «Ну давайте, удивите меня!»

— Когда вы выступаете в роли зрителя, вам удается абстрагироваться и выключить внутреннего критика?

— Я вообще-то добрый зритель, никогда не ухожу после первого акта, наоборот, всегда пытаюсь найти что-то хорошее... Но даже если ты очарован спектаклем, ты же артист, хочешь — не хочешь смотришь, как работают коллеги, отмечаешь, что можно взять для себя. Но это не мешает наслаждаться действием на сцене. В случае с кино у меня хуже получается абстрагироваться. Меня моя девушка за это ругает. Смотрим кино, а я говорю: «Как же они так пролет-то сняли? На чем? На вертолете? Или на кране?» А она: «Дай мне кино посмотреть!». Я ей: «Ты видишь грим-то какой классный!» Она: «Отстань, я хочу посмотреть историю!» Я вот не могу себя выключить...

— Театр мюзикла уже выпустил четыре не похожих друг на друга постановки. Вот и сейчас — снова крутой поворот — сложнейшее и музыкально, и драматургически «Преступление и наказание»...

— Мне лично внутренне даже страшновато. Я бы не решился. Я бы сделал «Все о Золушке», а потом, наверное, еще что-то в том же духе. Но это неправильно.

— В этом спектакле вы не заняты...

 Нет. От нашей семьи туда делегирован младший брат — Женя Вальц. У нас с института существует семейная традиция: когда один выпускает спектакль, второй приходит посмотреть. Потом мы садимся и целую вечность обсуждаем каждую деталь всего спектакля и роли — как лучше сыграть, где сделать паузу... Я очень желаю моим коллегам, занятым в этом проекте, удачи, но, главное, чтобы они и во время репетиций получали удовольствие. А я буду добрым зрителем в любом ряду.

От редакции:
Пока мы готовили это интервью к публикации, Андрею Вальцу предложили войти в актерский состав мюзикла «Преступление и наказание». Премьера состоится 17 марта 2016 года.

2015, фотографии: Валерия Терпугова, Светлана Бутовская. Благодарим Анну Соколову и Тамару Эрманд за помощь в работе над интервью.