Татьяна Ермолаева: «Если есть горение, можно сделать очень многое» — Интервью
МЫ ЗНАЕМ О МЮЗИКЛАХ ВСЕ!

Светлана Бутовская

Татьяна Ермолаева: «Если есть горение, можно сделать очень многое»

Мюзикл приходит в Россию самыми разными путями. Пока завороженные размахом и потенциальными прибылями московские продюсеры приучали столичного зрителя к лицензионным хитам, в Санкт-Петербурге увлеклись процветающим в США некоммерческим музыкальным театром — независимым, экспериментальным. Десять лет назад желание познакомить соотечественников с этой гранью американской культуры трансформировалось в фестиваль «Играем мюзикл вместе», перекинувший мостик между бродвейскими профессионалами и начинающими российскими актерами.

В этом году образовательная программа фестиваля проходила в Москве. Питерцев взяли под свое крыло коллеги — молодой фестиваль «Музыкальное сердце театра». Лекции и мастер-классы, которые в конце февраля провели драматург и режиссер Элиз Торон, актер Пол Кэндал, актриса Джуди Блейзер и музыкальный руководитель Тед Сперлинг, стали, пожалуй, самым ярким событием фестивальной афиши.

Нам удалось побеседовать с Татьяной Ермолаевой, которая стояла у истоков фестиваля «Играем мюзикл вместе», а сейчас является президентом Фонда поддержки творческой молодежи.

— Для меня стало настоящим открытием, что в Санкт-Петербурге уже не первый год проводятся семинары и мастер-классы — подобные тем, что сейчас идут в Москве. Как возникла идея такого культурного обмена?

— У нас есть такая шутка: в Москве случилась историческая встреча Станиславского и Немировича-Данченко, а в Петербурге в 1995 году такая же встреча состоялась между композитором Андреем Петровым и Джорджем Уайтом (George White), основателем Театрального Центра Юджина О’Нилла (The Eugene O’Neill Theater Center), который является свобразным nursery — яслями — мюзиклов, где эти мюзиклы находят свое развитие, потому что мюзикл проходит очень долгий пусть на сцену. Так как это обычно дорогостоящий проект, его очень тщательно выверяют, для этого проводится несколько чтений, и вот такое место существует в Америке, в Уотерфорде (Waterford), на берегу океана. Мы решили, что у нас тоже есть такое место — Дом композиторов в Репино. Это было, конечно, ужасно. Перестройка еще не закончилась, не было денег, все проходило на энтузиазме, и наши бедные американцы мерзли в снегах Репино. Мы ездили каждый день из Репино в Питер и обратно на репетиции. Тогда мы привезли мюзикл Little Tramp композитора Дэвида Померанца (David Pomeranz).

— И с самого начала вы привлекали к этим воркшопам студентов?

— В тот раз американцы все сделали без участия студентов, это был скромный показ, такой междусобойчик в Доме композиторов. Американцам безумно понравилось в России. Они влюбились в русских, в культуру, в наш город. На следующий год мы привезли мюзикл довольно известного композитора Гленна Пакстона (Glenn Paxton) — The Adventures of Friar Tuck, о Робин Гуде. Как-то куцо это выглядело, и мы решили добавить студентов из Театральной академии.

Это было так красиво — профессионалы и студенты. Американцам очень понравились наши ребята — симпатичные, готовые учиться, внимающие каждому слову. Там, в Америке, такой дисциплины, как у нас, нет, уважение к педагогу в общем потеряно.

И вот начиная с 1995 года так и пошло — каждый год новый мюзикл. Самая большая удача пришла к нам с мюзиклом Wild Party — «Дикая Вечеринка» композитора Эндрю Липпа (Andrew Lippa). Этот джазовый мюзикл очень понравился Давиду Голощекину. Мы показали шоу в джазовой филармонии и даже в нашем первом казино, чтобы нас хоть немножечко поддержали деньгами. Это был большой успех, по которому нас запомнили. Мне до сих пор звонят и спрашивают, когда еще будут наши программы, но увы — все упирается, как всегда, в финансы.

— Андрей Петров стал добрым гением этой замечательной инициативы...

— Андрей Павлович делал все, что мог, чтобы этот обмен получался. В первый раз, когда нам в Министерстве культуры обещали денег, но дали вместо денег гарантийное письмо, он пошел с этим письмом к Кудрину (нынешний министр Финансов РФ, занимавшийся вопросами финансирования в мэрии Санкт-Петербурга в середине 90-х) — который еще был в Питере — и Кудрин под это письмо дал деньги. Фактически, Петров взял ответственность на себя. Деньги пришли только 31 декабря, и Андрей Павлович уже собрал чемоданчик, чтобы идти под суд. Это был глубоко порядочный человек. Когда мы поняли, что история с «Капитанской дочкой» — его мюзиклом, который мы пытались продвигать в Америке — затягивается, он меня пригласил к себе домой и сказал: «Ни в коем случае не испытывай угрызений совести, я очень рад, что в этом участвую».

— Расскажите, пожалуйста, поподробней о «Капитанской дочке».

— У нас этот путь на Бродвей с Андреем Павловичем Петровым занял десять лет. Это была идея Андрея Павловича. Он захотел написать мюзикл, и я никогда не перестану уважать этого человека, потому что, будучи таким известным композитором, он начал все с нуля, без заказа, без денег, просто потому что ему хотелось поработать в этом жанре. И его работа как композитора была признана американцами. Мы проходили два жюри АSCAP’a в Нью-Йорке. Музыку все оценили очень высоко, но у нас было слабое либретто. Пушкин — он настолько глубок... С американской стороны у нас была переводчица, малоизвестная писательница. И мы уже потом поняли, насколько огромна была разница в уровне между великим композитором и посредственным либреттистом.

Мы встречались с представителями крупной продюсерской компании Netherlanders, они сказали, что для американского мюзикла у нас все замечательно — красивая музыка, исторический бэкграунд, любовная история, хэппи-энд, кроме того, американцам знакома Екатерина Великая. Они никак не могли определить, что же у нас получилось в результате такого российско-американского сотрудничества — и не опера, и не американский мюзикл, хотя все написано в канонах музыкального театра. Наконец, они решили, что речь идет о какой-то новой форме. Проект мог бы состояться на Бродвее, если бы не либретто.

Мы смогли поставить «Капитанскую дочку» в бостонской консерватории, с американскими студентами, это был полноценный спектакль, с костюмами. В 2003 году в Эрмитажном театре у нас прошло что-то вроде мировой премьеры. Событие это почти не освещалось, потому что у нас не было денег. На костюмы и декорации мы потратили, по-моему, 700 долларов. Но, поскольку везде друзья — из одного театра взяли пушку, из другого — ружья, придумали костюмы, достали белые парики... Если есть страсть, если есть горение, можно сделать очень многое.

— За эти десять лет, вы, наверное, изучили процесс создания мюзикла во всех мелочах. Кто в Америке спонсирует музыкальный театр?

— В Америке они называются не спонсорами, а backers, инвесторы. И не обязательно это люди, вкладывающие деньги именно в музыкальные постановки. В любом случае, они рискуют своими деньгами, поэтому мюзикл проходит такой долгий путь чтений и воркшопов. Все должно быть выверено, и очень часто авторам приходится все переписывать.

— Правильно ли я понимаю, что авторы некоммерческих, скажем, офф-бродвейских мюзиклов, свободнее в творческом отношении, чем их бродвейские коллеги?

— Да, это так. Вообще, сначала я была очарована Бродвеем, но потом мне он показался... сладковатым. Я заметила, что очень часто на Бродвее актеры снисходят на уровень публики, они с ней заигрывают. И это уже такой потребительский уровень. Поэтому офф-Бродвей, то, чем, скажем, занимается наша Элиз, это такой изысканный продукт, нетривиальный материал.

Интересно, что их тех мюзиклов, что мы показали, на Бродвее вышли два: один их них — уже упомянутый Wild Party, другой — Take Flight Дэвида Шайера (David Shire).

— Мне кажется, что, несмотря на всю притягательность нашей страны для иностранцев, сюда могут приехать, наверное, только энтузиасты. Такие, как Элиз или Пол.

— Американцам у нас очень нравится — кто не полюбит нашу культуру? Даже те, кто приезжает не на энтузиазме, заражаются. К нам однажды приехала дива — на Wild Party— из Лос Анжелеса, мулатка, красавица. И три дня она стонала «это плохо», «это не так». А потом, когда она уезжала, она рыдала. У нас всякий раз в аэропорту — я разве что корвалол не беру с собой. У нас настоящая семья из американцев и русских — сто человек. Наш арт-директор — актриса Настя Мельникова («Улицы разбитых фонарей», «Опера», «Хроники убойного отдела») — все эти годы их опекала, устраивала у себя дома вечера, со столом, с музыкой. Обстановка была потрясающей.

В прошлом году мы зарегистрировали фонд — Фонд поддержки творческой молодежи. Поскольку будущее за молодежью, мы решили, что ее и надо поддерживать — устоявшихся актеров уже невозможно переучить.

— Я убедилась на этих мастер-классах, что не все актеры, которые считаются у нас звездами, готовы выучить песню за один-два дня, в то время как студенты могут сделать что угодно...

— Да, студенты легко переключаются, они еще не зазомбированы. Я видела, как работают студенты в центре Юджина О’Нила, их отличает очень серъезное отношение к своей профессии. Днем у них репетиции, а вечером они не пьют кофе в баре, они ходят и учат текст — им записывают их партии... Потому что нехорошо подводить товарищей. Там есть это чувство команды...

— А какое впечатления у американцев от нас?

— О, им очень нравятся наши ребята. Джуди — она профессионально занимается вокальной педагогикой — говорит, что у многих наших ребят хорошо развиты голоса, но ее немного смущает разброс по уровню и по школе.

Вообще, то, что эти люди находятся здесь сейчас, это все благодаря Элиз, Джорджу Уайту и конечно, покойному Андрею Петрову. В декабре 2007 года мы планируем провести концерт его памяти, «Андрей и Бродвей». Мы сделаем все, чтобы он состоялся.

2007